,
комбинацию "цветов" в среде и т.д.) как более или менее простое или сложное
добавочное условие для (периферически обусловленного) колебания системы C и
допустить как зависимую ценность E (т.е. содержание высказывания), носящую,
выражаясь коротко, то же имя" (т.е. то же имя, что и часть среды)200.
Конечное понятие о мире должно состоять только из тех элементов, которые
в процессе развития окончательно сохранят за собою "характер" опыта в узком
смысле слова201. Отсюда ясно, какова разница между наивно-реалистическим и
будущим эмпириокритическим понятием о мире. Наивный реализм строит свое
понятие о мире из опыта в широком смысле слова, а эмпириокритицизм - из
опыта в узком смысле слова.
Учение Авенариуса об опыте легко представить в форме сенсуализма,
основанного на предпосылке о разобщенности между я и не-я и о зависимости
опыта от действий среды на организм. Тогда его учение отличалось бы от
существующих уже форм индивидуалистического эмпиризма ничтожными
дополнениями, заимствованными из биологических учений о приспособлении
организма, а, следовательно, и его мыслительных процессов к среде, и
говорить об этих дополнениях не стоило бы, так как из предыдущего ясно, что
подобная эволюционная теория трансцендентного знания есть реализм, логически
родственный с субъективным идеализмом. Между тем на деле Авенариус стремится
дать совершенно новую теорию опыта: он хочет переделать все привычки нашего
мышления, воспитанные современными теориями, и дать миросозерцание, с одной
стороны, утонченно новое, а с другой стороны, возвращающее к наивному
реализму, к тому самому реализму, который сохраняется всегда и везде и в
наше время, поскольку мы не теоретизируем, а описываем свои отношения к
действительности так, как они непосредственно испытываются. Поэтому, чтобы
выяснить различие между теориею Авенариуса и индивидуалистическим
эмпиризмом, лучше всего начать с изображения отношений между опытом и
действительностью в духе наивного реализма, но в терминах Авенариуса. В
процессе высказывания нужно различать две стороны: высказывание как движение
органов речи со всеми его механическими последствиями и содержание
высказывания, т.е. смысл высказывания, т.е. то, к чему высказывание
относится. Согласно представлениям наивного реализма, не знающего или не
думающего о нервной системе, если два человека видят одно и то же дерево и
говорят, что они видят его, то в этом процессе есть следующие элементы: два
различных высказывания (два процесса движений в органах речи) и одно -
качественно и численно одно и то же - содержание высказывания; это
содержание высказывания есть дерево, само транссубъективное дерево. В
отличие от наивного реалиста многие из современных философов и почти все
образованные люди нашего времени скажут, что этот процесс более сложен: он
состоит из двух механических высказываний, из двух представлений,
составляющих смысл высказывания и находящихся в сознании говорящих лиц, из
двух процессов в нервной системе этих лиц и из одного реального дерева,
находящегося вне сознания говорящих. На чьей же стороне стоит Авенариус?
Если принять в расчет не только "Критику чистого опыта", но и сочинение
"Человеческое понятие о мире", то окажется, что Авенариус не стоит ни на
той, ни на другой стороне, но принципиально он более близок к наивному
реализму, чем к индивидуалистическим учениям о содержании высказываний. Это
ясно, если познакомиться с его учением об интроекции. По мнению Авенариуса,
существенное различие между наивным реализмом и разными "анимистическими" и
"идеалистическими" учениями состоит не столько в учении о процессах нервной
системы, сколько в учении о том, что "в душе", или "в мозгу", или вообще
"внутри" познающего субъекта есть образ предмета как индивидуальное
психическое состояние познающего субъекта. Это вкладывание "образов" вещей
внутрь познающего субъекта есть интроекция. Интроекция ведет к удвоению
предмета: производя ее, мы воображаем, будто в процессе высказывания о
дереве участвовало, во-первых, дерево как вещь нематериальная и, во-вторых,
дерево как психический образ дерева. Благодаря этому удвоению или, вернее,
системам удвоений (для всякого человека) мир распадается на мир внешний и
мир внутренний; доступным непосредственному опыту оказывается для каждого
человека только собственный его внутренний мир, а отсюда возникает ряд
неразрешимых проблем. Так, напр., благодаря этому удвоению оказывается, что
"опыт производится опытом", "телесное и духовное несравнимы", переход от
субъекта к объекту невозможен (проблема об отношении мышления к бытию), так
как "если исходить из бытия, то не получаем внутри сознания предметов, если
же исходить из сознания, то не выйдем наружу к предметам"202. Не только эти
общие проблемы, но даже и более частные, напр., проблема проекции
восприятий, приводит к неразрешимым противоречиям, и все они вызваны
ненужным и не данным в опыте удвоением вещей, т.е. интроекциею. Стоит только
освободиться от интроекции - и все эти проблемы падают, а вместе с тем
понятие о мире освобождается от выдуманных элементов, не данных в опыте. В
самом деле, когда я говорю, что вижу дерево, то в опыте даны только две вещи
- я и дерево как часть среды, а вовсе не три - я, дерево и мое восприятие
дерева; "моего" дерева как чего-то подчиненного мне, как продукта
деятельности моего мозга или моей души в опыте нигде нет; в опыте как
наличное существуют всегда только координированные, а не субординированные
друг другу я и среда; субординированными друг другу их нельзя считать уже
потому, что они суть комплексы элементов, по существу однородных"203.
Если рядом с нами другой человек смотрит на то же дерево и говорит, что
видит его, то, опираясь на свой опыт, я должен предполагать, что у него
механический акт высказывания имеет тот же смысл, как у меня, т.е. и у него
механическое высказывание относится к тому те самому дереву как к части
среды. Признав это, мы устранили бы интроекцию, а "если бы удалось избежать
интроекции, то было бы избегнуто и расщепление (Spaltung) индивида с его
опытом и удвоение "вещей". Естественное и выше уже скрыто выступавшее
мнение, лежащее в основе всех отдельных эмпирических наук, - мнение, что эта
же самая составная часть моей среды есть также составная часть среды другого
человека, - было бы теперь как таковое состоятельным"204.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
комбинацию "цветов" в среде и т.д.) как более или менее простое или сложное
добавочное условие для (периферически обусловленного) колебания системы C и
допустить как зависимую ценность E (т.е. содержание высказывания), носящую,
выражаясь коротко, то же имя" (т.е. то же имя, что и часть среды)200.
Конечное понятие о мире должно состоять только из тех элементов, которые
в процессе развития окончательно сохранят за собою "характер" опыта в узком
смысле слова201. Отсюда ясно, какова разница между наивно-реалистическим и
будущим эмпириокритическим понятием о мире. Наивный реализм строит свое
понятие о мире из опыта в широком смысле слова, а эмпириокритицизм - из
опыта в узком смысле слова.
Учение Авенариуса об опыте легко представить в форме сенсуализма,
основанного на предпосылке о разобщенности между я и не-я и о зависимости
опыта от действий среды на организм. Тогда его учение отличалось бы от
существующих уже форм индивидуалистического эмпиризма ничтожными
дополнениями, заимствованными из биологических учений о приспособлении
организма, а, следовательно, и его мыслительных процессов к среде, и
говорить об этих дополнениях не стоило бы, так как из предыдущего ясно, что
подобная эволюционная теория трансцендентного знания есть реализм, логически
родственный с субъективным идеализмом. Между тем на деле Авенариус стремится
дать совершенно новую теорию опыта: он хочет переделать все привычки нашего
мышления, воспитанные современными теориями, и дать миросозерцание, с одной
стороны, утонченно новое, а с другой стороны, возвращающее к наивному
реализму, к тому самому реализму, который сохраняется всегда и везде и в
наше время, поскольку мы не теоретизируем, а описываем свои отношения к
действительности так, как они непосредственно испытываются. Поэтому, чтобы
выяснить различие между теориею Авенариуса и индивидуалистическим
эмпиризмом, лучше всего начать с изображения отношений между опытом и
действительностью в духе наивного реализма, но в терминах Авенариуса. В
процессе высказывания нужно различать две стороны: высказывание как движение
органов речи со всеми его механическими последствиями и содержание
высказывания, т.е. смысл высказывания, т.е. то, к чему высказывание
относится. Согласно представлениям наивного реализма, не знающего или не
думающего о нервной системе, если два человека видят одно и то же дерево и
говорят, что они видят его, то в этом процессе есть следующие элементы: два
различных высказывания (два процесса движений в органах речи) и одно -
качественно и численно одно и то же - содержание высказывания; это
содержание высказывания есть дерево, само транссубъективное дерево. В
отличие от наивного реалиста многие из современных философов и почти все
образованные люди нашего времени скажут, что этот процесс более сложен: он
состоит из двух механических высказываний, из двух представлений,
составляющих смысл высказывания и находящихся в сознании говорящих лиц, из
двух процессов в нервной системе этих лиц и из одного реального дерева,
находящегося вне сознания говорящих. На чьей же стороне стоит Авенариус?
Если принять в расчет не только "Критику чистого опыта", но и сочинение
"Человеческое понятие о мире", то окажется, что Авенариус не стоит ни на
той, ни на другой стороне, но принципиально он более близок к наивному
реализму, чем к индивидуалистическим учениям о содержании высказываний. Это
ясно, если познакомиться с его учением об интроекции. По мнению Авенариуса,
существенное различие между наивным реализмом и разными "анимистическими" и
"идеалистическими" учениями состоит не столько в учении о процессах нервной
системы, сколько в учении о том, что "в душе", или "в мозгу", или вообще
"внутри" познающего субъекта есть образ предмета как индивидуальное
психическое состояние познающего субъекта. Это вкладывание "образов" вещей
внутрь познающего субъекта есть интроекция. Интроекция ведет к удвоению
предмета: производя ее, мы воображаем, будто в процессе высказывания о
дереве участвовало, во-первых, дерево как вещь нематериальная и, во-вторых,
дерево как психический образ дерева. Благодаря этому удвоению или, вернее,
системам удвоений (для всякого человека) мир распадается на мир внешний и
мир внутренний; доступным непосредственному опыту оказывается для каждого
человека только собственный его внутренний мир, а отсюда возникает ряд
неразрешимых проблем. Так, напр., благодаря этому удвоению оказывается, что
"опыт производится опытом", "телесное и духовное несравнимы", переход от
субъекта к объекту невозможен (проблема об отношении мышления к бытию), так
как "если исходить из бытия, то не получаем внутри сознания предметов, если
же исходить из сознания, то не выйдем наружу к предметам"202. Не только эти
общие проблемы, но даже и более частные, напр., проблема проекции
восприятий, приводит к неразрешимым противоречиям, и все они вызваны
ненужным и не данным в опыте удвоением вещей, т.е. интроекциею. Стоит только
освободиться от интроекции - и все эти проблемы падают, а вместе с тем
понятие о мире освобождается от выдуманных элементов, не данных в опыте. В
самом деле, когда я говорю, что вижу дерево, то в опыте даны только две вещи
- я и дерево как часть среды, а вовсе не три - я, дерево и мое восприятие
дерева; "моего" дерева как чего-то подчиненного мне, как продукта
деятельности моего мозга или моей души в опыте нигде нет; в опыте как
наличное существуют всегда только координированные, а не субординированные
друг другу я и среда; субординированными друг другу их нельзя считать уже
потому, что они суть комплексы элементов, по существу однородных"203.
Если рядом с нами другой человек смотрит на то же дерево и говорит, что
видит его, то, опираясь на свой опыт, я должен предполагать, что у него
механический акт высказывания имеет тот же смысл, как у меня, т.е. и у него
механическое высказывание относится к тому те самому дереву как к части
среды. Признав это, мы устранили бы интроекцию, а "если бы удалось избежать
интроекции, то было бы избегнуто и расщепление (Spaltung) индивида с его
опытом и удвоение "вещей". Естественное и выше уже скрыто выступавшее
мнение, лежащее в основе всех отдельных эмпирических наук, - мнение, что эта
же самая составная часть моей среды есть также составная часть среды другого
человека, - было бы теперь как таковое состоятельным"204.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113