— Пришлете за ним другой модуль. Отвези меня назад!
— Прошу извинить. Я ожидаю…
Я выругался и ударил ботинком по контрольной панели.
Дисплей внезапно ожил с плавающей в нем головой Санда.
— Что такое?
— Вытащите меня отсюда, — сказал я.
— Почему? — спросил он. — Что-то не так?
— Не так, — холодно ответил я. — Чертово несчастье.
— Что ты сделал такое, — нахмурился он, — что они оскорбились?
— Не умер. — Я откинулся на сиденье, обхватив себя руками. — Я слушал тебя, сукин сын, но ты не слушал меня. Вытащи меня отсюда. — Я отвернулся от лица на дисплее.
— Не понимаю, — сказал он.
— И никогда не поймешь. — Я снова пнул панель, и лицо Санда исчезло. Модуль ожил и вынес меня из дворика.
Глава 6
Был уже полдень, когда Boyно подобрал меня в отеле и доставил обратно на обзорную площадку рядом с рекой. Я ничего не говорил во время пути. Он тоже.
Я пошел в лагерь, голова моя была наполнена пением реки, непрерывным шуршанием гравия под моими ботинками. Все выглядело так, как я помнил это, за исключением того, что изменились непостоянные границы теней. Все звучало так же, пахло и ощущалось так же. Мой разум пытался доказать мне, что я должен чувствовать некое облегчение: испытание позади. Я вернулся на безопасную землю, к тому, к чему принадлежал я, к людям, которых знал и которым доверял. Я хотел поверить этому так же, как хотел поверить этому прошлой ночью, когда эти же люди пришли спасти меня от легионеров корпорации Тау. Я в безопасности…
Но я понял, когда пересек полосу гравия и попал в тень рифа, что никогда окончательно не поверю этому. Я в безопасности — это просто ложь, которую все говорят себе, чтобы не сойти с ума. Я принадлежу — тоже ложь, которой я пытаюсь поверить. С тех пор как я покинул Старый город, а это было годы назад, я нигде не оставался достаточно долго, чтобы обрести чувство принадлежности. И тут было то же самое. Куда бы я ни взглянул, я видел лица незнакомцев, ходил по улицам, названий которых не знал, спал в незнакомых комнатах один в пустых кроватях.
И я знал, что при всей моей ненависти к прошлой жизни в Старом городе временами в полночь нечто больное внутри меня начинало скучать по ней. Я помнил его стены, окружавшие меня как руки матери. Как легко было знать, что небо — только крыша над моей головой на высоте десяти метров. И в эти моменты я желал снова быть никем — невежественным, осторожным изгоем, желал снова вернуться в то место, где я понимал правила.
— Кот… — Голос Киссиндры долетел до меня сквозь шум и движение лагеря, как брошенная тонущему веревка, вытаскивая меня из зыбучих песков. Она решительно направилась ко мне, полы ее плаща развевались.
Она остановилась, и я остановился перед ней, словно мы внезапно наткнулись на невидимый барьер между нами. Я заметил, как она проглотила слова «с тобой все в порядке», потому что не хотела задавать мне снова этот вопрос, когда еще и дня не прошло.
— Я вернулся. — Это все, что сказал я.
— Хорошо, — пробормотала она, но я заметил беспокойство в ее глазах. Беспокойство за свою семью, за похищенного мальчика, за то, что она не знала, как задать мне вопросы, которые ей нужно было задать, но она не могла этого сделать.
— Я ничем не помог, — пробормотал я, опустив глаза. — Твой дядя все еще с гидранами.
— О! — произнесла она. Звук был пустым и уклончивым. Она повернулась, оглянулась, колеблясь достаточно долго, чтобы можно было принять это как приглашение. Мы двинулись через площадку бок о бок.
Когда мы прошли немного, она указала на какие-то ящики.
— Принесли полевое оборудование. Эзра помогает разобраться с ним. Ты вернулся как раз к демонстрации.
Я проследил взглядом за ее рукой, радуясь, что мои мысли потекли в ином направлении. Было облегчением сконцентрироваться на чем-то, что ничего не требует от тебя лично. Рабочие в комбинезонах стояли сейчас вокруг переносного полевого оборудования. Я вспомнил, какое раньше было выражение на их лицах — тупое недовольство. Я снова взглянул на них, когда мы подошли ближе. У некоторых из них были засучены рукава, будто им было жарко, несмотря на холод.
Я остановился, заметив красную пластиковую полосу, вживленную в запястье одного из рабочих, затем еще одну и еще. Клейма раба: их носят вместо идентификационного браслета с лентой данных те, кого завербовали агенты контрактного труда. Мои пальцы потянулись к запястью, к браслету, закрывающему шрам, который оставило на мне такое же клеймо, возвращая мне уверенность, что я действительно тот, кем я считаю себя.
Протс и другие шишки корпорации все еще были здесь вместе с двумя инспекторами. Несколько техников стояли в ожидании демонстрации оборудования. Во время перелета к Убежищу я «проглотил» файлы с описанием снаряжения, которое использовалось для разведки в рифах, вместе со всеми остальными, что послала нам Тау. Я усвоил начальную информацию, пытаясь понять, на что похожи рифы, узнать побольше об Убежище и гидранах, о том, как сосуществуют рядом люди и гидраны.
Чтобы получить полную картину внутреннего строения облачных рифов, туда посылался человек-разведчик с усовершенствованной версией обычного переносного полевого комплекса. Эта установка давала возможность разведчику двигаться сквозь твердую материю, как если бы она была жидкой, и посылать информацию технику, находящемуся на поверхности, чтобы тот определил местоположение пород, представляющих интерес для дальнейших разработок. Усовершенствованные костюмы, предназначенные для исследования этой среды, не были обычным горным снаряжением. Каждый костюм представлял собой паутину из мононитей, переплетенных с датчиками и фазовыми генераторами — микроверсия оболочки космического корабля — и, возможно, обходился Тау во столько же.
Люди Тау еще не прикасались к нескольким тысячам гектаров матрицы здесь, в Отчизне. Это была последняя, не потревоженная формация рифов на планете, что могло значить только то, что она представляла наименьший интерес для Тау. Это определяло ее интерес для нас и важность для гидранов. Тау провозгласил, что это формация навсегда останется неоскверненной. Но понятие навсегда толковалось правлением корпорации несколько иначе, чем остальной вселенной.
Элина Прохас, микробиолог экспедиции, и Эзра Дитрексен стояли рядом с консультантами Тау и их снаряжением. Я видел, как они жестикулировали. Шум в лагере заглушал их разговор. Очередной момент отупляющего оцепенения накатил на меня — чувство того, что все призрачно, что ничто в действительности не существует, потому что я не мог услышать их, почувствовать их, прикоснуться к ним своими мыслями.
Я заставил себя двигаться дальше, сконцентрировавшись на ощущении земли под ногами, воздуха, втягиваемого мной в легкие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130