Хэньен… Он вышвырнул меня, когда они поняли…
— Ты не используешь свои пси-способности, потому что ты так захотел, — сказала она.
— Ты не понимаешь…
— Посредник потерял Путь, — продолжала она, словно мои слова были так же закрыты, как и мои мысли. — Это случилось давно, еще до того, как ты родился. Он уже не может все ясно видеть… Ты получил страшную рану. Ты должен держать ее закрытой, — сказала она мягко. — Пока она не излечится. Ты хороший человек.
Я почувствовал, что мое лицо снова краснеет.
— Ты не поняла! Я убил…
— Так… — сказала она, словно поняла наконец.
— Я пойду, — начал я подниматься.
— Ты чудо, — сказала она, наклонив ко мне голову. — Я робею в твоем присутствии.
— Я не дерьмовое чудо, — сказал я, задыхаясь от гнева. — Я попросту дерьмовый полукровка. — Я направился к двери, но остановился: кто-то вошел в нее. Хэньен.
Он тоже остановился, взирая на меня так же, как, должно быть, я взирал на него.
— Что ты делаешь здесь? — спросил он.
— Ухожу, — ответил я. Я попытался миновать его, но он закрыл путь. Он посмотрел на Бабушку и сказал что-то раздраженно и резко на языке гидранов. В комнате воцарилась мертвая тишина. Только по их лицам я мог понять, что они все еще переговариваются.
Наконец Хэньен повернулся ко мне и отвесил глубокий поклон, какого я в общении с гидранами еще не видел.
— Намастэ, — пробормотал он. Эта перемена была настолько полной, что я даже не понял, как она возникла. — Извини меня, — проговорил он. — Я вел себя так, что сейчас мне стыдно.
Я нахмурился, не понимая, что он имеет в виду, и пожал плечами, потому что это выглядело как извинение. А затем я вновь попытался проскользнуть за его спину.
Он поймал мою руку и отпустил ее, когда я уставился на него.
— Останься, пожалуйста, — сказал он. — Мы должны завершить то дело, за которым пришли сюда.
— Что за дело? — спросил я. Мой голос был мрачен и угрюм.
— Попытку понять друг друга. — Его лицо было совершенно бесстрастным.
— Сядь, — произнесла Бабушка. — Сядь, Биан. Я оглянулся, недоумевая, кого она могла звать.
Она глядела на меня. Бабушка сделала жест, словно я был упрямым ребенком.
— Мое имя Кот, — сказал я.
Она покачала головой и снова терпеливо указала на циновку.
Я остался на месте.
— Тебя зовут Кот среди землян, — объяснил Хэньен. — А Биан — твое имя среди народа твоей матери.
Я безмолвно посмотрел на него. Потом перевел взгляд на Бабушку, размышляя, почему она мне сама не сказала этого…
Но разговоры с людьми не были ее делом — для этого существовал Совет. И она не могла впустить меня в свой мозг, устав от разговоров.
— Что значит «Биан»? — спросил я.
— Это значит «Спрятанный», — улыбнулся Хэньен.
— Это шутка? — спросил я, поскольку не знал, отчего улыбается он, никогда не бывший моим другом.
Озадаченность промелькнула у него в глазах.
— Нет, — ответил он.
Я шагнул к столу, словно меня притягивало магнитное поле Бабушки. Хэньен последовал за мной, остановился, глядя на пустую столешницу.
— Я опоздал на ужин, — произнес он.
Бабушка улыбнулась и покачала головой. Дети, которые унесли еду, будто материализовавшись из воздуха, появились в дверях за нами по ее молчаливому зову. Они вынесли блюдо и поставили его на стол так осторожно, что пламя едва качнулось.
Хэньен улыбнулся в ответ и поклонился детям и Бабушке, перед тем как сесть, скрестив ноги. Он принялся за еду, не притронувшись к ложке. Взглянул на меня, остановился, внезапно поняв, что не может одновременно есть и говорить вслух.
— Прости, — сказал он. — Я проделал длинный путь и очень голоден.
— Ты пришел пешком из Фрик… из города? — спросил я. — Почему?
Он снова набил рот едой.
— Так надо, — ответил он, констатируя очевидное.
— Зачем? — Я никак не мог понять.
— Для себя, — пробурчал он, не отрываясь от пищи, — для моего тела, для моего дара, для моих убеждений. В этом заключается Путь. — Нетерпение проскальзывало в его голосе, я заметил, как он бросил взгляд на Бабушку, словно она что-то произнесла, и проглотил свой протест, как пищу. — Тело и дух заслуживают равного внимания, иначе личность никогда не обретет цельности. Все это объясняла мне ойазин.
— Ойазин? — спросил я. Воуно так называл ее раньше.
— Это значит «проводник». Ведь она проводник по Пути и хранитель наших традиций и веры.
Я посмотрел на Бабушку. Это соответствовало тому, что говорил Воуно, но в голосе Хэньена я не услышал ни нотки почтения.
— Ты имеешь в виду, что она является религиозным лидером?
— Не «лидером» в том смысле, какой вкладывают в это слово люди Федерации. Ближе по значению слово «проводник». Ки везде — это движущая сила Всеобщей Души, то, что вы могли бы назвать «богом внутри нас». Но есть только один Путь, который находит каждый… — Он бросил взгляд на Бабушку, словно ему требовалась ее помощь прямо здесь, прямо сейчас. — Это сложно объяснить словами.
— Путь, о котором можно рассказать, не является вечным Путем, — сказала Бабушка. Я подумал о том, как различны имена в общине: имена, которые произносятся, и истинные имена.
Хэньен кашлянул.
— Большинство наших людей уже не верит, что ки все еще существует. Это одна из причин, почему я решил найти свой Путь с помощью ойазин.
Я уселся между ними, скрестив ноги, наблюдая за тем, как он ест.
— Я уже ел когда-то эту пищу. Очень давно, — сказал я.
Он поднял взгляд сначала на Бабушку, затем на меня.
— Разве? — спросил он. — Где?
— Думаю, что ее готовила моя мать.
Он оторвался от еды:
— Ты жил здесь ребенком?
— На Ардатее. В Старом городе… в том месте, куда Федерация сбрасывает отбросы своего общества. — Он продолжал пялиться на меня, словно не уловив слов, свалившись с поезда моих мыслей, потому что ему не за что было ухватиться. — Это настоящая свалка. Некоторые гидраны закончили там свою жизнь, когда были выкинуты из своих миров. Но там больше землян… таких, которые не признают кейретсу, подобные Тау.
— А где сейчас твоя мать?
— Мертва. Уже давно. — Я покачал головой. — Это все, что я знаю о ней.
— А твой отец? Он был… землянином? — Хэньен выглядел так, будто его вели по незнакомой комнате с завязанными глазами. До него наконец начало доходить, как я чувствую себя.
— Я ничего не знаю о нем. — Как бы я ни думал об этом, у меня постоянно появлялась мысль, подобная высказанной легионерами две ночи назад: моя мать была шлюхой, а отец — насильником. Только таким путем я мог появиться на свет. Я по мере своих сил старался не думать об этом. — Это ведь не совпадение, что ты появился здесь именно этим вечером?
Он казался растерянным, словно для него было довольно тяжело следовать за моей мыслью и без перемены предмета разговора. В конце концов он произнес:
— Когда я в последний раз говорил с ойазин, я показал ей нашу… встречу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
— Ты не используешь свои пси-способности, потому что ты так захотел, — сказала она.
— Ты не понимаешь…
— Посредник потерял Путь, — продолжала она, словно мои слова были так же закрыты, как и мои мысли. — Это случилось давно, еще до того, как ты родился. Он уже не может все ясно видеть… Ты получил страшную рану. Ты должен держать ее закрытой, — сказала она мягко. — Пока она не излечится. Ты хороший человек.
Я почувствовал, что мое лицо снова краснеет.
— Ты не поняла! Я убил…
— Так… — сказала она, словно поняла наконец.
— Я пойду, — начал я подниматься.
— Ты чудо, — сказала она, наклонив ко мне голову. — Я робею в твоем присутствии.
— Я не дерьмовое чудо, — сказал я, задыхаясь от гнева. — Я попросту дерьмовый полукровка. — Я направился к двери, но остановился: кто-то вошел в нее. Хэньен.
Он тоже остановился, взирая на меня так же, как, должно быть, я взирал на него.
— Что ты делаешь здесь? — спросил он.
— Ухожу, — ответил я. Я попытался миновать его, но он закрыл путь. Он посмотрел на Бабушку и сказал что-то раздраженно и резко на языке гидранов. В комнате воцарилась мертвая тишина. Только по их лицам я мог понять, что они все еще переговариваются.
Наконец Хэньен повернулся ко мне и отвесил глубокий поклон, какого я в общении с гидранами еще не видел.
— Намастэ, — пробормотал он. Эта перемена была настолько полной, что я даже не понял, как она возникла. — Извини меня, — проговорил он. — Я вел себя так, что сейчас мне стыдно.
Я нахмурился, не понимая, что он имеет в виду, и пожал плечами, потому что это выглядело как извинение. А затем я вновь попытался проскользнуть за его спину.
Он поймал мою руку и отпустил ее, когда я уставился на него.
— Останься, пожалуйста, — сказал он. — Мы должны завершить то дело, за которым пришли сюда.
— Что за дело? — спросил я. Мой голос был мрачен и угрюм.
— Попытку понять друг друга. — Его лицо было совершенно бесстрастным.
— Сядь, — произнесла Бабушка. — Сядь, Биан. Я оглянулся, недоумевая, кого она могла звать.
Она глядела на меня. Бабушка сделала жест, словно я был упрямым ребенком.
— Мое имя Кот, — сказал я.
Она покачала головой и снова терпеливо указала на циновку.
Я остался на месте.
— Тебя зовут Кот среди землян, — объяснил Хэньен. — А Биан — твое имя среди народа твоей матери.
Я безмолвно посмотрел на него. Потом перевел взгляд на Бабушку, размышляя, почему она мне сама не сказала этого…
Но разговоры с людьми не были ее делом — для этого существовал Совет. И она не могла впустить меня в свой мозг, устав от разговоров.
— Что значит «Биан»? — спросил я.
— Это значит «Спрятанный», — улыбнулся Хэньен.
— Это шутка? — спросил я, поскольку не знал, отчего улыбается он, никогда не бывший моим другом.
Озадаченность промелькнула у него в глазах.
— Нет, — ответил он.
Я шагнул к столу, словно меня притягивало магнитное поле Бабушки. Хэньен последовал за мной, остановился, глядя на пустую столешницу.
— Я опоздал на ужин, — произнес он.
Бабушка улыбнулась и покачала головой. Дети, которые унесли еду, будто материализовавшись из воздуха, появились в дверях за нами по ее молчаливому зову. Они вынесли блюдо и поставили его на стол так осторожно, что пламя едва качнулось.
Хэньен улыбнулся в ответ и поклонился детям и Бабушке, перед тем как сесть, скрестив ноги. Он принялся за еду, не притронувшись к ложке. Взглянул на меня, остановился, внезапно поняв, что не может одновременно есть и говорить вслух.
— Прости, — сказал он. — Я проделал длинный путь и очень голоден.
— Ты пришел пешком из Фрик… из города? — спросил я. — Почему?
Он снова набил рот едой.
— Так надо, — ответил он, констатируя очевидное.
— Зачем? — Я никак не мог понять.
— Для себя, — пробурчал он, не отрываясь от пищи, — для моего тела, для моего дара, для моих убеждений. В этом заключается Путь. — Нетерпение проскальзывало в его голосе, я заметил, как он бросил взгляд на Бабушку, словно она что-то произнесла, и проглотил свой протест, как пищу. — Тело и дух заслуживают равного внимания, иначе личность никогда не обретет цельности. Все это объясняла мне ойазин.
— Ойазин? — спросил я. Воуно так называл ее раньше.
— Это значит «проводник». Ведь она проводник по Пути и хранитель наших традиций и веры.
Я посмотрел на Бабушку. Это соответствовало тому, что говорил Воуно, но в голосе Хэньена я не услышал ни нотки почтения.
— Ты имеешь в виду, что она является религиозным лидером?
— Не «лидером» в том смысле, какой вкладывают в это слово люди Федерации. Ближе по значению слово «проводник». Ки везде — это движущая сила Всеобщей Души, то, что вы могли бы назвать «богом внутри нас». Но есть только один Путь, который находит каждый… — Он бросил взгляд на Бабушку, словно ему требовалась ее помощь прямо здесь, прямо сейчас. — Это сложно объяснить словами.
— Путь, о котором можно рассказать, не является вечным Путем, — сказала Бабушка. Я подумал о том, как различны имена в общине: имена, которые произносятся, и истинные имена.
Хэньен кашлянул.
— Большинство наших людей уже не верит, что ки все еще существует. Это одна из причин, почему я решил найти свой Путь с помощью ойазин.
Я уселся между ними, скрестив ноги, наблюдая за тем, как он ест.
— Я уже ел когда-то эту пищу. Очень давно, — сказал я.
Он поднял взгляд сначала на Бабушку, затем на меня.
— Разве? — спросил он. — Где?
— Думаю, что ее готовила моя мать.
Он оторвался от еды:
— Ты жил здесь ребенком?
— На Ардатее. В Старом городе… в том месте, куда Федерация сбрасывает отбросы своего общества. — Он продолжал пялиться на меня, словно не уловив слов, свалившись с поезда моих мыслей, потому что ему не за что было ухватиться. — Это настоящая свалка. Некоторые гидраны закончили там свою жизнь, когда были выкинуты из своих миров. Но там больше землян… таких, которые не признают кейретсу, подобные Тау.
— А где сейчас твоя мать?
— Мертва. Уже давно. — Я покачал головой. — Это все, что я знаю о ней.
— А твой отец? Он был… землянином? — Хэньен выглядел так, будто его вели по незнакомой комнате с завязанными глазами. До него наконец начало доходить, как я чувствую себя.
— Я ничего не знаю о нем. — Как бы я ни думал об этом, у меня постоянно появлялась мысль, подобная высказанной легионерами две ночи назад: моя мать была шлюхой, а отец — насильником. Только таким путем я мог появиться на свет. Я по мере своих сил старался не думать об этом. — Это ведь не совпадение, что ты появился здесь именно этим вечером?
Он казался растерянным, словно для него было довольно тяжело следовать за моей мыслью и без перемены предмета разговора. В конце концов он произнес:
— Когда я в последний раз говорил с ойазин, я показал ей нашу… встречу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130