Я поднялся, обеспокоенный видением, и плечом задел Мийю. Я вздрогнул, словно мое тело забыло, что я здесь не один.
Она неожиданно придвинулась ближе, словно сейчас ей требовалось прикосновение, утешение, проводник. Я в темноте отыскал ее руку. Она была холодной, что очень удивило меня. Слабая дрожь передалась моему телу от ее руки. Я не отпускал ее, не зная, что значит эта дрожь, радуясь тому, что Мийа не отодвигается от меня.
Мое внимание снова стало рассеиваться, сознательные мысли превращаться в пену на волнах стимулов, у которых нет названия, медленно возвращаться к логическим и узнаваемым образам, к ощущению того, что Мийа прижимается к моему телу, снова погружаясь, втягиваясь в пучину чуждого моря…
…Я видел ее с поразительной ясностью, которую не может удержать наше зрение: видел красоту, которая не имела ничего общего с обликом; нужду, которая прочно укоренилась в ее душе; веру, которая бросила вызов судьбе и предписанию… Все это притягивало меня к ней, как гравитация, и порождало полное доверие, готовность рисковать жизнью за незнакомку, отбросить все, чем я стал, чтобы принадлежать ее миру, променяв на него тот единственный, который был мне знаком. Я увидел себя глазами ее мозга, нашел все, что нравилось мне в ней, отраженным в образе своего лица…
Мои ошеломленные мысли расползлись, поднимаясь и высвобождаясь, соскальзывая с моего мозга.
И медленно собрались вновь, пока я не почувствовал ее руку в своей… ее мозг. Ее: гидранку среди землян, воспринимающую их как личности, а не как безликого врага, даже будучи изгоем, чужаком. Хотя, достигнув их душ, она лишь отдалилась от своего народа, стала чужой и для него. Я не знал, почему она сделала это, почему ее тянуло на сторону землян после всего того, что они сотворили с ее народом, после всего того, что заставило ее сестру ненавидеть человечество…
Но я не удивлялся больше, почему она смотрела на меня и видела своего нэшиертах.
…И, растворяясь в «везде» последней мыслью, я знал, какую необъятную любовь возможно чувствовать.
Здесь, в «везде», ее мозг был распахнут, сверкая как святилище. Вновь исчез барьер между нами, и не нужны были никакие мысли. Мы были едины с матрицей случайной энергии вокруг нас, с этим миром, со вселенной, частью которой является все. С каждым существом… Ее тело напротив моего, наши тела сцепляются, перемешиваются, протекают друг через друга, в то время как поверхность, на которой мы сидим, кажется, уносится вниз из-под наших ног. Я чувствовал, что поднимаюсь над реальностью, энергия струится из каждой поры, а мы сливаемся со светлыми вершинами экстаза. Вместе мы стали цельными, вместе мы могли отыскать ответ на любой вопрос, на любую потребность.
А затем сверкающие вершины смешались с едким дымом насилия и горя, и реальность обрушилась на нас. Внезапно мы снова стали двумя отдельными потерянными душами, слепо тыкающимися в душной темноте. Рядом со мной задыхалась от неожиданности Мийа.
— Мийа, — позвал я, полуотупев от видений, не зная, что было галлюцинацией, а что — реальностью, в то время как скручивающее чувство несчастья наполняло пространство вокруг.
Я почувствовал, как ее рука тянет меня вверх.
— Нет, — хрипло сказал я. Так близко, так близко — чувствуя, что ответ, за которым мы пришли, тает, как сон, в звуке моего голоса. — Нет, Мийа, подожди…
Но она не стала ждать, потянула сильнее, заставив встать, — каждое движение казалось грубым после ощущения полета, — и повела обратно сквозь мембрану молитвенной комнаты, через мерцающую страну теней, где сосуществовали мысли гидранов и облачных китов.
Мы достигли места, где нас поджидала лодка. Мийа, колеблясь, посмотрела на нее, затем взглянула в пространство, непрозрачное от тумана, словно увидев то, что не дано было увидеть мне. И затем, не говоря ни слова, она обернулась ко мне. Я почувствовал, что ее мысли замыкаются вокруг меня.
Мы снова очутились на берегу реки рядом с Бабушкой. Я подхватил Мийю, которая стала тяжело опускаться, словно необходимость нести меня усилием мозга совсем лишила ее сил. Солнце уже скрылось. Я взглянул на браслет, чтобы узнать время, и встретил пустое запястье. Голова закружилась.
Бабушка держала Джеби на руках. Она стояла, напряженная, подобно Мийе, и вглядывалась в пространство, отыскивая что-то, чего я не мог почувствовать. Она не отреагировала на наше появление, но Мийа сказала чуть слышно:
— Мы должны вернуться.
И не успел я остановить ее, как реальность изменилась снова. Река исчезла. Мы стояли на открытой площадке перед дымящимися развалинами… Монастырь. Дом Бабушки.
Что-то… Кто-то сбросил плазменную бомбу.
— Айех! — Мийа упала на колени, держась за голову. Бабушка молча стояла рядом с ней, застыв, как статуя. Джеби заплакал. Я взял его из обессилевших рук Бабушки, обнял, покачал, пытаясь успокоить его движениями, так как не мог успокоить мыслями.
Он затих, удивив меня. Его плач перешел в тихое сопение, он прижался к моей шее. Время снова потекло вперед, на меня обрушились другие ощущения — дым пожара, возгласы горя и боли в отдалении. Я наконец понял, что тут были и другие: у развалин двигались какие-то фигуры, крошечные и неразличимые на таком расстоянии.
Внезапно рядом с нами появился еще кто-то, возникнув в мгновение ока. Хэньен.
Я отступил на шаг, вздрогнув как обычно, когда кто-либо делал это, но он даже не взглянул на меня. Все его внимание было направлено на Бабушку. Он поклонился, прижимая ее руки ко лбу, медленно поднял голову. Его кадык дергался, словно он хотел что-то сказать. Но он не говорил, по крайней мере так, чтобы я мог услышать его. Мийа рядом со мной медленно поднялась. Ее лицо стало бесцветным, глаза — пустыми. Она отвернулась, и я услышал, как ее вырвало.
Хэньен отпустил руки Бабушки, и она с нежностью дотронулась до его лица, качая головой. Я понял вдруг, о чем он говорил: он думал, что она убита. Мы все были бы мертвы, если бы не телепортировались в рифы.
Я заставил себя задать вопрос:
— Кто сделал это?
— Тау, — резко ответил Хэньен, и слова его хлестнули, как пощечина, хотя именно этого ответа я ожидал. Он взглянул на дымящиеся руины. — Они заявили, что ойазин укрывала членов ДНО.
— Кто-нибудь убит? — прошептал я, будучи едва в состоянии произносить слова.
— Да, — пробормотал Хэньен.
Я вспомнил, как чувствовалась смерть, когда я еще владел телепатией, как мучительно скручивала она все мои чувства, как вытесняла воздух из моего окружения и я начинал задыхаться.
— Мы не знаем сколько, — сказал Хэньен. — Некоторые телепортировались. Некоторые выжившие сказали, что что-то случилось с ними до взрыва и они не могли использовать свой дар — их речь стала исковерканной, словно их накачали наркотиками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130