Маркешка тяжко вздохнул.
Долго охотники ехали молча. Маркешка лег ничком и утих.
– Ты чё, плачешь, что ли? – спросил Бордышов.
– А что, тебя разве тоска не берет? – поднялся Маркешка. – Я чё-то нынче еду с неохотой.
– Что такое?
– Баба вчера рассердилась; она себе кринолин пошила и орет в голос, чтобы я не ездил. Чуть меня не поцарапала. Дескать, ей опять целый год ни одеться, ни съездить в гости, ни на Шилку, ни на Ингоду. Верно, нам по тайгам шататься, а ей и ста верст не отъехать. Сладко, что ли? – Маркешка помолчал и вдруг спросил: – А когда домой вернемся?
– Ты что, малый ребенок? – рассердился Михайла Бердышов. – Нянчить тебя? Вот я и не люблю с тобой связываться. Эй, Андрюшка! – крикнул он.
В задних розвальнях поднялись закутанные в шубы Коняев и Карп Бердышов.
– Маркешка уж к жене обратно хочет! Стосковался! Что с ним будем делать?
Коняев откинул широкий воротник и пригрозил Маркешке бичом.
– Поше-ел! – решительно крикнул на лошадей Хабаров. – У тебя бы такая баба была, что бы ты запел? – с сердцем молвил он, укладываясь в сани. Как бы расставался?
– Вон у Алешки баба красивей твоей! А он второй год пропадает где-то, не боится. А ты жены боишься.
– А что, моя разве хуже Алешкиной? – с обидой воскликнул Маркешка. Вот вернемся, оденем их, выведем в люди.
– Куда тебе! – махнул рукой Михайла.
Кони бежали над крутыми скатами левого берега.
Из сугробов под утесами торчали редкие березы и убогие, растрепанные ветром листвен-ницы.
– А Алешки давно где-то нету, – задумчиво молвил Хабаров. – Может, он уж погиб.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
ТОРГАЧИНЫ
Каменные обрывы темнеют над широким речным льдом. Хребты подошли близко. В хребтах каменные щели, синие вершины во мгле, морозный туман в падях.
Из скал выбегает речка – Старая Каменка. В устье ее, на льду, в ущелье, закрытом от ветров, – больджары – ярмарка. Русские, орочоны, манягры, солоны, тунгусы, маньчжуры и китайцы съехались торговать. Коняев уговорил охотников завернуть сюда же. Те согласились. Каждому хочется повидать своих приятелей – их тут будет немало.
Дымятся костры. Слышен бубен. Пахнет жареным мясом. Олени, собаки, лошади, нарты, сани… Даурские вьючные кони… Повсюду на снегу грудами лежат меха.
Около купца шумит толпа. Там меняют меха на спирт и ханшин. Мертвецки пьяный манягр с непокрытой, заиндевелой от мороза головой лежит, уткнувшись лицом в сугроб.
Вокруг русских собрались охотники. Маркешка, в дабовой рубахе, без шапки, в ичигах, сидит на корточках, сосет трубку. На мешке лежит его винтовка. Маленький желтолицый казак даже не смотрит на свою работу. Его винтовки всем известны. Орочоны в верховьях Амура и в Маньчжурии добывают тысячи разных зверьков его оружием. Орочоны стреляли из винтовки, пробовали бой, меткость, и сейчас хотят покупать.
– Эй, Миколка! – зовет Коняев. – Что, не узнал меня?
Из толпы вылез круглолицый, низкорослый орочон. Завидя Коняева, он смутился.
– Долг привез? Помнишь, я тебе порох дал да ножик?
Маленький орочон с бледным лицом что-то хочет сказать. Голова его трясется от волнения.
Подошел пожилой купец маньчжур в мохнатой шубе нараспашку. Черные усы нависли по углам рта.
– Анда, Андрюшка! – скалит купец белые зубы.
– А, богдо Сагун! Анда!
Торговцы с размаху хлопнули об руки.
– Анда! Анда! Дорово!
– Здорово!
– Нама идит. Угости буду. Поговори-поговори буду нама.
Коняев и маньчжур пили вино и беседовали в палатке.
– Добрый парень! – хлопал Андрея по плечу богдоец. – Торгаш!
Орочон Миколка топтался у входа в палатку.
– Миколка-то мой, – вдруг сказал богдоец.
– Миколка-то? Нет, уже этот мой… – возразил Коняев.
– Уступай мне Миколку, – хмуря густые брови, строго молвил богдоец. Тута против нама поговори нельзя.
– Эта земля наша, – вмешался в разговор торгашей Хабаров, показывая на березовый лесок на бугре. – Вот тут наша пашня была. Скоро опять поселимся.
– Тут наша!
– Чего еще скажешь? Если разбираться, так совсем земля не ваша. Тебе башку нойон ссечет, если узнает, что сюда ходишь с русскими торговать.
– Ну, так уступай Миколку, – заговорил Коняев.
– Не могу так.
– Миколка крещеный. Он ясак нашему царю платит, ездит к нам. Ваш царь дозволил им по старинке ясак отдавать на Русь. Видишь, орочоны от века более склонность к нам имеют.
Купцы долго ссорились из-за должника.
– А вот ты сказал, что тут земля ваша… – опять обратился к маньчжуру Маркешка. – А неподалеку был у нас город Албазин. И ручьям и речкам наши названия. И орочоны все креще-ные. Эй, Миколка, как этот ключ по-орочонски?
– Все равно, по-орочонски ли, по-богдойски ли, как ли, – Старый Каменка, одинаково!
– Видал! Издревле прозванье! Понял?
– Нама нету понимай.
– Ну, фамилия ключу русская. Значит, и ключ наш!
– Ты, Миколка, купцам не поддавайся! – сказал Карп. – Живи себе хозяином. С ними, тварями, только свяжись.
– Кому из них платить? – спрашивал орочон.
– Никому не плати, – полушутя сказал Карп. – А с нами пойдешь в тайгу проводничать – вот и будешь с Коняевым в расчете.
– Э-э! Я так не согласен! – закричал Коняев.
– Это мало важности, что ты не согласен, – ответил Карп. – Даром ты с нами потащил-ся? Знаю я тебя, от тебя хлопоты одни.
Охотники накинулись на Коняева. Он уступил неохотно, тая мысль, что все равно со временем долг сдерет.
– Мы собрались на Нюман охотиться, – сказал Михайла орочону, – можешь провести?
– Конечно, могу! Оленей надо… Улус-модонский караул обойти, а там Айгун – и всё. Дальше дорога открыта.
– Миколка, ты русский? – спросил великан Карп.
– Конечно, русский! – с обидой, что в этом еще смеют сомневаться, отвечал орочон.
Он расстегнул ворот и показал нательный крестик.
– Крест таскаем! Один род с русским. Встретился знакомый китаец с улус-модонского караула.
– Здорово, Чжан, – сказал ему мужик.
– Здорово, Карпушка!
– Табак ю?
– Ю! Ю!
– У вас хорошая листовуха. Ну-ка!
– Давай покури, покури…
Китаец и мужик задымили.
– Как нынче мимо вашего караула пройти? – подсел к ним Маркешка.
– Смотри, когда поедешь. Нынче наша начальник сам рекой ходит. Сам дань берет. Тебя встретит – в тюрьма тащит. Наша маленько помогает тебе, говорил китаец, – тогда ничего!
* * *
Маленьким, сухощавым орочонам синеглазый великан Карп был в диковину. С любопыт-ством обступили они Бердышова, осматривали его одежду, лицо, огромные руки.
– Настоящий лоча! – говорили они.
Орочоны толпами шли к Карпу, обнимали и целовали его в щеки, приглашали к себе на «говорку».
Коняев, торгуясь, кричал, хлопал об полы, тянул богдоев к себе. А Карп, окруженный орочонами, целыми днями беседовал тихо и мирно про охоту, оружие, про меха, оленей и собак.
– Ты что им проповедуешь? – спрашивал Маркешка. – Колдуешь, что ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79