Шаман зловеще пошевелил бельмами. С тех пор как Бичинга был ранен, от него почти все отвернулись. Уж больше не привозили ему на излечение девушек и молодых женщин и не остав-ляли их у шамана. Никто не вез ему водки. Шаман всю осень и зиму жил, как голодная собака.
Стемнело.
– Принеси-ка дров, – сказал Гао, обращаясь к своему работнику.
Чжи дремал, сидя на корточках у двери. Он встрепенулся.
– Что-то холодно. Иди руби дрова… Возьми топор в нарте.
Работник ушел. Бичинга молчал угрюмо. Он теперь хорошо вспомнил, кто такой Чумбока. Этот парень бросил в огонь голову Бичинги в позапрошлом году. Все увидели, что это не голова, а шапка с подрисованными глазами на лубе.
«А потом так обманул меня, пообещав привезти девку. Я так ее ждал… А когда я поехал на Горюн, это он выстрелил мне в спину. Он опозорил меня, хотел показать всем, что я обманщик и что у меня нет никаких духов, которые могли бы спасти меня, отвести стрелу…»
Гао был удивлен, в какой бедности и ничтожестве застал он шамана. Оказывается, на самом деле Чумбока опаснейший человек, гораздо опаснее, чем предполагал Гао. Он действительно одним выстрелом из лука уничтожил Бичингу, хотя шаман и остался жив. Гао удивился, что гольды, которых он считал ничтожными существами, отступились от своего шамана. Значит, они тоже что-то понимают. Гао задумался. Сможет ли Бичинга помочь ему?
Шаман заметил тревогу Гао. В нем пробудилось достоинство. Теперь уж он не думал о том, чтобы за глоток водки угождать купцу.
– Я знал, что это Чумбока выстрелил в меня. Мне об этом «они» сказали, – заговорил Бичинга.
Гао не верил в «них». Он знал, что Бичи врет.
– Я теперь поправился, – сказал шаман. – Скоро буду о Чумбоке думать.
Вошел работник с дровами.
– Пусть он еще дров нарубит, – сказал Бичинга.
Чжи велено было еще рубить дрова впрок, но работник стоял и, казалось, не слышал приказания.
– Иди! – крикнул хозяин.
Чжи вышел за дверь. Одежда его была мокрой от пота. Он знал, что нельзя сидеть на таком морозе, что надо двигаться, но у него не было сил. Чжи присел, чтобы хоть немного отдохнуть. Ветер выл и хлопал, и потоки снега взлетали вверх с сугробов. Чжи сидел за конической грудой бревен, составленных стоймя, наподобие шалаша.
Чжи вдруг вспомнил родную деревню и родные поля в летнее время. Ему стало тепло. Он хотел подняться, но не смог. Собаки, свернувшись клубками, зарылись в снег. Чжи хотел подползти к ним.
Гао и Бичинга долго еще разговаривали. Когда купец вылез из зимника и крикнул Чжи, того уж занесло снегом. При свете луны Гао увидел его голову, подскочил к своему работнику и толкнул его. Чжи был тверд как камень.
Гао рассердился.
– Умереть так не вовремя! – крикнул он. – Сейчас у меня нет других работников.
На другой день все еще дуло, и Гао, проклиная Чжи, вернулся в Онда на собаках. Ему самому пришлось подпрягаться к нартам. Купец послал за мертвым Чжи своих сыновей, а сам позвал Чумбоку. Гао приласкал его, сказал, что долг его стал меньше, что он еще раз посмотрит по книгам и проверит, все ли верно записано за Ла.
Как и все гольды, Чумбока был доверчив. Услыхав, что Гао решил проверить долг Ла, он подумал: «Не на самом ли деле Гао пошел на попятную?»
Торгаш снабдил его всем необходимым для охоты, и братья в надежде, что с купцом наконец удастся примириться, снова отправились на промысел.
* * *
Пурга бушевала еще целую неделю. Потом наступила оттепель.
Снега заблестели на солнце, покрывшись ледяной коркой. Сугробы сияли. Торосники на реке загорались ярче.
Через несколько дней после того, как ушли Чумбока с братом, из тайги вышла большая ватага охотников. Все они явились в дом Удоги.
Тут были и дядюшка Дохсо, и Игтонгка, и Кога. Они ходили к морю. Дядюшка Дохсо не мог нарадоваться на свою дочь и очень сожалел, что Чумбоки нет.
Явился Гао.
– Все товары подешевели! – сказал торгаш горюнцам. – Скоро приеду к вам на Горюн. Привезу много водки. Каждому из вас хватит на все лето.
Гао всех напоил. Дядюшка Дохсо валялся к вечеру замертво.
Пропьянствовав неделю, горюнцы собрались домой.
– Скоро к вам приеду и буду очень дешево продавать очень хорошие товары, – говорил Гао, провожая их.
Дядюшка Дохсо вернулся в Кондон и рассказал там о намерении Гао. Все ждали торгаша. Забыты были старые обиды. С озера приезжали тунгусы и спрашивали, не привез ли Гао деше-вый товар и водку.
В воздухе теплело, уже забереги появились на реках, а Гао все не ехал.
«Почему не едет? – размышлял дядюшка Дохсо. – Может, в лодке приедет, когда пройдет лед?»
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
РАБОТНИК ТУН
Когда лед прошел, с Уссури возвратился старший сын Гао.
Он привез серебро, вырученное за продажу мехов, массу разных новостей и нового работника. Одна из новостей была неприятна.
Маньчжурский купец, ехавший в компании с Гао от самого устья Уссури, чем-то болел. Потом оказалось, что у него оспа. Работник Ван заразился от купца по дороге и умер. Гао-сын бросил тело умершего на пойме, в Мылках, не доезжая устья Горюна.
«Опять начнется оспа! – думал Гао Цзо. – Могут вымереть целые деревни. Уменьшится число должников».
– Да, нынче в Сан-Сине оспа, – говорил Гао-сын.
Работник Тун, невысокого роста, с короткими ногами и широким лицом, был на редкость вынослив. К тому же он еще недавно был крестьянином, а это особенно по душе Гао Цзо. Тун не знал тех уловок, которыми пользуются опытные приказчики и работники, чтобы поменьше работать и побольше отдыхать. Чем бы Тун ни занимался, он работал на совесть.
– Но все же жаль Вана, – говорил Гао-сын.
Старик молчал. Ему не было жалко Вана. Сын не точно выразился. Надо было сказать так: «От смерти Вана мы несем убытки, а это нехорошо…»
– А Чжи тебе не жалко? – спросил сын. – Я любил с ним ездить. Он был хорошим рассказчиком, знал много сказок.
Гао Цзо возмутился.
– Как я могу жалеть работников! – вскричал он. – Ты глупый! Какие тут сказки! Да я десятки таких, как Чжи, похоронил в снегах и в песках. Ты думаешь, мы всегда были богаты? Твой отец был хунхуз, а стал купцом. Посмотри: лавка, товары, собаки, серебро, дом в Сан-Сине. Что это такое? Ты белоручкой хочешь быть? Это ведь все из костей работников! Что, я сам, что ли, потащу товары на север, сам буду в лодке шестом толкаться? Меня не хватит на все. В нашем богатстве столько же мехов, сколько костей и крови работников. Умер Чжи – я в доходе. Это я тебе говорю, отец. Ты с меня пример возьми. Чжи проработал у меня пять лет, а заработок держал в деле. Нам выгода. Ты вырос среди дикарей и не знаешь нашей страны и народа. Не жалей их! Свои, чужие, – когда надо заработать, разницы нет. Не слушай тех, что хвалят народ. Все это вранье! Народ – это мы, купцы, а не работники. Ты не знаешь жизни…
– Как это не знаю? – вспылил сын.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79