Всевозмож-ные меры велено было принимать гусейде и не допускать знакомств русских с китайцами. Маньчжуры следили, чтобы китайцы не ездили на Амур, и лишь для богачей, дававших взятки, делались исключения. Сейчас гусайда впал в ярость. Он был очень вспыльчив, ему хотелось сбросить свое сало и самому схватиться с русскими, но он был словно в колодке из собственного жира.
Полковник приказал не сворачивать с дороги, а ехать протокой прямо на русских и всех их схватить. Ему казалось, что солдаты и офицеры сейчас, так же как и он, полны желания сразить-ся с русскими.
Щука убежал. Нарты снова тронулись. Мимо, на маленьких возвышенностях, проносились рощи тонких тальников, похожие на китайские веера. Нежные видения природы! Как редко приходилось радоваться полковнику, глядя на леса и горы, на краски воды и неба! Когда едешь в нарте, видишь только высокие берега, и то уже кажется, что прекраснее нет ничего на свете… особенно если вот так на них растет лесок.
* * *
На льду пылал костер. Торчали стоймя воткнутые в сугроб лыжи. Пять собак, свернувшись клубками, лежали, глубоко зарывшись в снег. У огня сидело пятеро русских. Лица их почернели от обморозов.
День был жгуче студеный. Падала обильная изморозь.
Щука, урядники и солдаты с испуганными лицами побежали к костру. Гусайда велел и себя подвезти поближе.
Русские охотники не сразу разобрали, кто подъехал. Они только что выбрались на речной лед из лесов. В тайге во время обхода караула их постигло несчастье – пали олени. Последнего пришлось добить. За сушеную рыбу для собак Маркешка отдал ружье местным жителям. Казаки только что наловили рыбы в проруби, сварили уху и собирались жарить лепешки, как вдруг нагрянули маньчжурские солдаты. Завидя их, все поднялись. Только старик Карп остался сидеть у костра. У него болели ноги, и он не хотел бередить их.
– Ну, паря, попались! – печально проговорил Коняев.
Михайла схватил винтовку.
– Ребята, не ссорьтесь! – строго молвил Карп.
Подъехал открытый возок, и казаки увидели в нем важного толстого маньчжура.
Щука велел русским встать на колени и поклониться гусайде.
– А кто такой будет? – спросил Хабаров.
Щука объявил, что едет начальник Айгуна. Андрюшка Коняев снял шапку и заискивающе поклонился. Михайла, держа ружье, топтался в нерешительности, поглядывал то на отца, то на стражников.
– Скажи – я казак и мне нельзя ему кланяться! – тонким голосом воскликнул Хабаров.
– Мы мирные люди, ходили на охоту, – жалостливо и заискивающе заговорил Коняев.
Хабаров молча приблизился к возку и стал приглядываться к толстому полковнику. Тот лежал на боку. Под голову и под бок ему положили подушки, чтобы он мог видеть русских. Маркешка подступил к нему еще ближе.
Вдруг Щука, сверкнув глазами, что-то крикнул. Солдаты зашевелились и двинулись на русских.
– Эй! – забеспокоился Карп и поднялся во весь рост.
Появление великана было неожиданностью для солдат. Они замешкались и отпрянули.
– Мы худа никому не делаем, – сказал Карп по-тунгусски и добавил: – Не трогайте нас.
Щука побледнел как снег. Он понимал – на карту поставлена вся его карьера. На виду у полковника во что бы то ни стало следовало схватить русских.
В этот миг гусайда вдруг вскрикнул и завизжал, словно его чем-то придавили.
– Хватайте их! – в ужасе заорал Щука, знавший, что полковник визжит так, лишь впадая в крайний гнев.
Урядник выхватил саблю, солдаты подняли пики. Но не успел урядник замахнуться, как Михайла Бердышов вышиб саблю прикладом своего ружья, дядя Кузьма подставил ногу офицеру и дал ему такую затрещину своей костлявой рукой, что долговязый Щука, потеряв мохнатую шапку, чтобы не упасть, пробежал несколько шагов, припадая. Халат его распахнулся. Он свалился на колени около упряжки и, желая как-нибудь удержаться, обнял собак.
Михайла засвистел, заложив в рот пальцы обеих рук. Великан Карп выпалил из дробового ружья. Собаки рванули и с истошным воем пошли наутек. Тронулся и сбился в груду весь обоз; постромки перепутались, вожаки кусали своих собак и яростно лаяли, требуя друг у друга дороги.
Девушки-орочонки соскакивали с нарт и разбегались во все стороны.
– Турге, турге! – показывала одна из них на пустую нарту.
Она взвизгнула с досады, видя, что русские не преследуют грабителей, подняла с нарты лук со стрелами и стала тянуть тетиву, целясь по удалявшимся разбойникам.
– А где же Маркешка?! – воскликнул дядя Карп в сильном волнении.
Маркешки не было.
– Эй!.. – отчаянно закричал Михайла.
Маленький Маркешка, сидя верхом на толстяке, удалялся в полковничьей нарте. Содрав с гусайды шапку, он одной рукой крепко держал его за косу, а другой колотил изо всех сил по жирному лицу, вымещая на толстяке все обиды, которые пришлось претерпеть за это путешест-вие.
Испуганная упряжка собак шла все быстрее. Гусайда пытался столкнуть Маркешку, но тот ухватился цепко. Толстяк в своих тяжелых одеждах бился всем телом. Время от времени и ему удавалось вцепиться Маркешке в лицо, и тогда оба они в ярости начинали царапаться.
Между тем собаки разнесли.
Насмерть перепуганные солдаты, тяжело дыша, бежали за нартами, торопясь спасти своего полковника. Где-то далеко в морозной мгле слышались крики русских и редкие ружейные выстрелы.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
АМУРСКАЯ РАВНИНА
Гребень хребта обрывался круто. Над пропастью и по камням густо рос молодой ельник и стелющийся кедр. Алексей Бердышов стоял над обрывом.
Алексей, расставшись с Позем, жил на реке Кур с тунгусами и гольдами. Зимой он снова тронулся в путь.
Он шел к Нюману, по пути охотился, добывая пушнину.
Вот уже два года ходит Бердьшюв по Амурскому краю.
Алексей твердо решил, если к нему по возвращении опять станут придираться, уйти на Амур совсем.
Теперь у него были меха и золото, и Бердышов надеялся откупиться от полицейских начальников. Он знал – за хорошую пушнину полицейские его простят. Ругай царя, каторгу, полицию, но дай взятку – и дело сойдет.
Внизу вокруг желтых скал расстилался лесной океан.
Дул ледяной ветер, покачивая громадные, взбиравшиеся по обрывам редкие лиственницы. В глубине долины, среди синих лесов, пала белой лентой река. За ней хребты снова поднимались в глубочайшую синь, загроможденную кучевыми облаками.
– Вот и Нюман, – сказал себе Алексей.
В верховьях ключа разбил палатку. Алексей, высчитав по следам, что в окрестностях живут девять соболей, поставил ловушки и самострелы. Он затеял целую войну против зверей, решив не уходить, пока все девять не будут в мешке.
Каждое утро он читал по следам таежные новости.
Два сохатых истоптали снег. Видно было, что они драли лохмотья тонкой, как бумага, бересты с черно-березника.
Алексей выследил и убил лося.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Полковник приказал не сворачивать с дороги, а ехать протокой прямо на русских и всех их схватить. Ему казалось, что солдаты и офицеры сейчас, так же как и он, полны желания сразить-ся с русскими.
Щука убежал. Нарты снова тронулись. Мимо, на маленьких возвышенностях, проносились рощи тонких тальников, похожие на китайские веера. Нежные видения природы! Как редко приходилось радоваться полковнику, глядя на леса и горы, на краски воды и неба! Когда едешь в нарте, видишь только высокие берега, и то уже кажется, что прекраснее нет ничего на свете… особенно если вот так на них растет лесок.
* * *
На льду пылал костер. Торчали стоймя воткнутые в сугроб лыжи. Пять собак, свернувшись клубками, лежали, глубоко зарывшись в снег. У огня сидело пятеро русских. Лица их почернели от обморозов.
День был жгуче студеный. Падала обильная изморозь.
Щука, урядники и солдаты с испуганными лицами побежали к костру. Гусайда велел и себя подвезти поближе.
Русские охотники не сразу разобрали, кто подъехал. Они только что выбрались на речной лед из лесов. В тайге во время обхода караула их постигло несчастье – пали олени. Последнего пришлось добить. За сушеную рыбу для собак Маркешка отдал ружье местным жителям. Казаки только что наловили рыбы в проруби, сварили уху и собирались жарить лепешки, как вдруг нагрянули маньчжурские солдаты. Завидя их, все поднялись. Только старик Карп остался сидеть у костра. У него болели ноги, и он не хотел бередить их.
– Ну, паря, попались! – печально проговорил Коняев.
Михайла схватил винтовку.
– Ребята, не ссорьтесь! – строго молвил Карп.
Подъехал открытый возок, и казаки увидели в нем важного толстого маньчжура.
Щука велел русским встать на колени и поклониться гусайде.
– А кто такой будет? – спросил Хабаров.
Щука объявил, что едет начальник Айгуна. Андрюшка Коняев снял шапку и заискивающе поклонился. Михайла, держа ружье, топтался в нерешительности, поглядывал то на отца, то на стражников.
– Скажи – я казак и мне нельзя ему кланяться! – тонким голосом воскликнул Хабаров.
– Мы мирные люди, ходили на охоту, – жалостливо и заискивающе заговорил Коняев.
Хабаров молча приблизился к возку и стал приглядываться к толстому полковнику. Тот лежал на боку. Под голову и под бок ему положили подушки, чтобы он мог видеть русских. Маркешка подступил к нему еще ближе.
Вдруг Щука, сверкнув глазами, что-то крикнул. Солдаты зашевелились и двинулись на русских.
– Эй! – забеспокоился Карп и поднялся во весь рост.
Появление великана было неожиданностью для солдат. Они замешкались и отпрянули.
– Мы худа никому не делаем, – сказал Карп по-тунгусски и добавил: – Не трогайте нас.
Щука побледнел как снег. Он понимал – на карту поставлена вся его карьера. На виду у полковника во что бы то ни стало следовало схватить русских.
В этот миг гусайда вдруг вскрикнул и завизжал, словно его чем-то придавили.
– Хватайте их! – в ужасе заорал Щука, знавший, что полковник визжит так, лишь впадая в крайний гнев.
Урядник выхватил саблю, солдаты подняли пики. Но не успел урядник замахнуться, как Михайла Бердышов вышиб саблю прикладом своего ружья, дядя Кузьма подставил ногу офицеру и дал ему такую затрещину своей костлявой рукой, что долговязый Щука, потеряв мохнатую шапку, чтобы не упасть, пробежал несколько шагов, припадая. Халат его распахнулся. Он свалился на колени около упряжки и, желая как-нибудь удержаться, обнял собак.
Михайла засвистел, заложив в рот пальцы обеих рук. Великан Карп выпалил из дробового ружья. Собаки рванули и с истошным воем пошли наутек. Тронулся и сбился в груду весь обоз; постромки перепутались, вожаки кусали своих собак и яростно лаяли, требуя друг у друга дороги.
Девушки-орочонки соскакивали с нарт и разбегались во все стороны.
– Турге, турге! – показывала одна из них на пустую нарту.
Она взвизгнула с досады, видя, что русские не преследуют грабителей, подняла с нарты лук со стрелами и стала тянуть тетиву, целясь по удалявшимся разбойникам.
– А где же Маркешка?! – воскликнул дядя Карп в сильном волнении.
Маркешки не было.
– Эй!.. – отчаянно закричал Михайла.
Маленький Маркешка, сидя верхом на толстяке, удалялся в полковничьей нарте. Содрав с гусайды шапку, он одной рукой крепко держал его за косу, а другой колотил изо всех сил по жирному лицу, вымещая на толстяке все обиды, которые пришлось претерпеть за это путешест-вие.
Испуганная упряжка собак шла все быстрее. Гусайда пытался столкнуть Маркешку, но тот ухватился цепко. Толстяк в своих тяжелых одеждах бился всем телом. Время от времени и ему удавалось вцепиться Маркешке в лицо, и тогда оба они в ярости начинали царапаться.
Между тем собаки разнесли.
Насмерть перепуганные солдаты, тяжело дыша, бежали за нартами, торопясь спасти своего полковника. Где-то далеко в морозной мгле слышались крики русских и редкие ружейные выстрелы.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
АМУРСКАЯ РАВНИНА
Гребень хребта обрывался круто. Над пропастью и по камням густо рос молодой ельник и стелющийся кедр. Алексей Бердышов стоял над обрывом.
Алексей, расставшись с Позем, жил на реке Кур с тунгусами и гольдами. Зимой он снова тронулся в путь.
Он шел к Нюману, по пути охотился, добывая пушнину.
Вот уже два года ходит Бердьшюв по Амурскому краю.
Алексей твердо решил, если к нему по возвращении опять станут придираться, уйти на Амур совсем.
Теперь у него были меха и золото, и Бердышов надеялся откупиться от полицейских начальников. Он знал – за хорошую пушнину полицейские его простят. Ругай царя, каторгу, полицию, но дай взятку – и дело сойдет.
Внизу вокруг желтых скал расстилался лесной океан.
Дул ледяной ветер, покачивая громадные, взбиравшиеся по обрывам редкие лиственницы. В глубине долины, среди синих лесов, пала белой лентой река. За ней хребты снова поднимались в глубочайшую синь, загроможденную кучевыми облаками.
– Вот и Нюман, – сказал себе Алексей.
В верховьях ключа разбил палатку. Алексей, высчитав по следам, что в окрестностях живут девять соболей, поставил ловушки и самострелы. Он затеял целую войну против зверей, решив не уходить, пока все девять не будут в мешке.
Каждое утро он читал по следам таежные новости.
Два сохатых истоптали снег. Видно было, что они драли лохмотья тонкой, как бумага, бересты с черно-березника.
Алексей выследил и убил лося.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79