В темноте за стеклом остановившейся кареты мало что можно было разглядеть, но почти сразу распахнулась дверца. Ящерица, откинув ступеньку, отступил.
– Добро пожаловать! – Венедиктов, спешившийся, любезно протянул Нелли руку. Стало быть, путь он проделал верхом, на широкогрудом рослом жеребце, вороном, с белой звездою во лбу. – Сегодня ты моя гостья, и мне приятно принимать тебя под своим кровом.
Нелли сделала вид, что не заметила руки: нарочно он, что ли, вить она в мужском платьи!
И то приятно, что нигде не было Лидии, верно, она не последовала за ними. Глаза б ей выцарапать с превеликим удовольствием.
Выпрыгнув из экипажа, она с нетерпением огляделась. Ухоженный французский парк с геометрическими деревьями и кустами (Нелли терпеть не могла такие парки!) раскинулся в осенней неприглядности под затянутым тучами ночным небом. Деревянное здание с невесть какой претензией постройки вытянуло над крыльцом балкон, поддерживаемый вызолоченными кариатидами.
Убранная коврами передняя имела небольшой наклон пола налево.
– Только на Крит-острове строили так погано, как в России при матушке Елисавете, – заметил ее взгляд Венедиктов. – Ну разве не смех, что при эдакой-то моде на масонство люди как раз и разучились использовать циркуль, угольник и отвес по прямому назначению!
Нелли не сумела не рассмеяться. Псойка, катившийся за нею следом, зазвенел своими бубенчиками, словно одобряя признак веселого расположения духа.
Втроем, если не считать безмолвных ящериц, они поднялись уже на второй этаж.
– Здесь твои апартаменты, – приветливо пояснил Венедиктов, когда распахнулись очередные двери.
Две комнаты, не слишком просторные, но излишне роскошные, с великим множеством золоченой резьбы по дереву, слоновой кости и ковров, выходили широкими окнами на лужайку. Никаких решеток не было.
– Все покои к твоим услугам, я не запираю гостей, – усмехнулся Венедиктов.
Верно в парке собаки. Да только собаки вить горазды набрасываться на тех, кто лезет снаружи. Те, кто живет в дому, от сторожевых собак безопасны – трудно отличать им пленника от домочадца! Да и привязывают же их иногда, хоть бы днем.
– Ты не все поняла, Елена Сабурова, – Венедиктов, доставши из кармана зеркальце, коснулся черной мушки на скуле. – Псойка!
– Здеся! – торжествующе выкрикнул горбунок, налаживаясь пройти колесом.
– А по силам тебе перегнать моих, как ты их бишь называешь, полозов?
– Этих-то! – презрительно скривился карла. – В мешке обгоню!
– Тогда гляди, – Венедиктов, скрипнув неподатливой рамою, растворил окно. – Беги через лужайку к воротам, да только чтоб мы отсюда видали. Не увидим, так и не в счет.
– Гоп! Поскакал!
– Псойка, не ходи! – отчего-то испугалась Нелли.
Горбунок показал ей язык и скрылся в дверях.
– Чего ты надумал? – Голос Нелли прозвучал как-то не слишком решительно.
– У меня тут немного другие слуги, нежели в столице, – Венедиктов, с развязной ласковостью обняв Нелли за плечи, повлек ее к окну. – В городе этих держать – хлопот не оберешься. Те, видишь ли, утукки, а здешние – асакки, различье, насколько я понял, не вполне тебе ясное.
Псойка, вовсе маленькой сверху, показался на лужайке. Венедиктов махнул ему рукою. Мальчик припустился бежать.
Мчался он резво и сперва в одиночестве. Затем, с трех сторон, протянулись при лунном свете длинные тени. Стремительно, как-то странно перебирая ногами, ящерицы нагоняли горбунка. Тот, словно обеспокоясь, обернулся через плечо на бегу, а затем побежал вдвое быстрее. Однако немыслимой этой быстроты Псойке хватило ненадолго. Когда быстрый бег его сделался прежним, первый ящерица настиг мальчика.
Дальше Нелли перестала понимать происходящее. Три, нет, уже четыре ящерицы сбились в кучу, словно малые дети, дерущиеся из-за набитой куклы. Тельце горбунка взлетало над ними вверх, то головою, то ногами, падало на землю, крутилось в осьми парах лап… Послышался негромкий крик, похожий на писк птенца, попавшего кошке.
Нелли рванулась из объятия Венедиктова, свесилась через подоконник. Крик звучал еще некоторое время. Но странная драка продолжалась.
Затем Венедиктов протяжно свистнул сквозь зубы, и все внизу стихло.
– У них, видишь ли, чутье на кровь, но только не нюхом, как у собак. Выражаясь языком просвещенной науки, я назвал бы сие чутье термическим. Сами они холоднокровные, подобно рыбам. Вот и…
Послышался шум. Двое ящериц, поменьше тех, что догоняли, внесли Псойку в комнату и положили на ковре. Нелли метнулась к мальчику, вид которого казался очень бледен, и опустилась перед ним на колени.
– Обрати вниманье на характер ран, – произнес за ее спиною Венедиктов. – Жилы словно вытянуты наружу, там, где надрезы. И надрезы на диво аккуратны, не поверишь, что сделаны зубами.
Нелли не слушала его. Пожалуй, горбунок был не просто бледен, а бледен невиданной бледностью, он походил на гипсовую статую карлы, наряженную в настоящий кафтанец.
– В нем едва ли осталась чашка крови. И вить всего за несколько мгновений.
Мальчик открыл глаза.
– Псоечка, бедненький, тебе больно? – прошептала Нелли.
– Был Псойка, прыгал, как сойка, – прошелестел серыми губами горбунок. – Лучше бы лыки драл в Старой Тяге. Зря меня тот сманил. Барин-то, вишь, злой оказался.
Голова упала на ковер. Горбунок был мертв.
– Проклятый живодер!! Бенг! Ты вить его убил! – закричала Нелли, наступая на Венедиктова. – Убил!
– Полно, я все время был с тобою. Убили его асакки, а я лишь беспокоился о тебе, чтоб ты поняла – бегать отсюда не стоит того.
– Видит б-Бог я т-тебе за эт-то отплачу! – У Нелли зуб не попадал на зуб. – Т-ты еще п-пожалеешь, что уб-бил мальчика!
– Да где ж у тебя логика? – Брови Венедиктова поднялись в неподдельном недоумении. – За родного брата ты мстить мне вроде не собиралась, а за какого-то мальчишку-карлу вдруг надумала? Он, как-никак, мой был, так ить это моя забота нового заводить. Я ради тебя сам себя обделил, больно уж хорош был потешник. Хотя, надо сказать, достался-то мне даром. Я в одно сельцо посылал кой-чего про священника твоего вызнать, а тут он подвернись моему человеку. Не станем зря браниться. День у тебя вышел тяжелый, отдыхай себе.
Тельце Псойки, оказывается, уже вынесли. Венедиктов, насвистывая из Перголезе, удалился в оставшиеся растворенными двери.
Глава XLII
Единственное, что не по нраву пришлось Кате в одиноком странствовании, так это дорожная грязь. Ах, как лихо летела бы она из-под копыт ненаглядного Роха! Немного утешало, что кони, скакавшие мимо на подступах к Бронницам, Роху не годятся и в подметки. А все ж обидно было ловить чужие брызги.
Густо заросшая лесом, без листвы и не разберешь издали каким, могучая крутая гора привлекла внимание девочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171