В гараже Анатолий придирчиво осмотрел машину, смахнул пыль и поехал за Кленовым, а с ним — к Ленинградскому вокзалу.
— Будем встречать французских парламентариев, среди них есть и мои знакомые ученые, приехали с женами, — сказал Кленов. — Познакомился с ними в Париже, встречались в Женеве.
На автомобильной стоянке у вокзала шоферы собрались в веселую компанию.
Они, видимо, давно знали друг друга, с любопытством поглядывали на новичка.
— Парле ву франсе? — спросил Анатолия долговязый весельчак.
Юноша качнул головой: «нет».
— Шпрехен зи дейч?
— Нет.
— Ду ю спик инглиш?
— Йес! — раздраженно ответил Анатолий. Над ним явно подсмеивались.
— Талант! — сказал долговязый. — Теперь тебя наверняка назначат возить иностранных министров.
Неожиданно появился Кленов. Он озабоченно спросил:
— Ты хоть немного говоришь на каком-нибудь иностранном языке?
— Учил в школе английский, но это чепуха… Двадцать слов помню… А зачем? Мое шоферское дело — «крути, Гаврила».
— Ерунду городишь, — сердито сказал Кленов. — Может случиться, что придется покатать гостей по Москве. Хорошо, если бы ты сумел показать им нашу столицу. Ведь я-то здорово занят, не всегда смогу уделить им время. Со всего мира все больше и больше приезжает к нам гостей. А ты спрашиваешь — зачем языки!..
— Эге-ге, — обрадовался долговязый. — А из меня хорошая гадалка выйдет!
Пришел поезд, на площади показались приехавшие. Кленов сел в машину с двумя гостями. Все сразу же заговорили по-английски о чем-то, видимо, и гостей и Кленова очень интересующем. Но, увы, Анатолий не понимал ни слова. Он ехал, ощупывая глазами каждую встречную серую «Победу». Вдруг снова встреча с Чумой!..
…Прошло несколько дней. Кленов отпустил Анатолия очень рано. В школу сегодня не идти. Значит, можно позаниматься, почитать, увидеться с Леней Ушковым. Жаль, вечер у Лики занят.
Дома Анатолий нашел на столе записку матери: «Ушла на круглосуточное дежурство. Пообедай, все на кухне, разогрей, тебе звонили несколько раз, просили позвонить». Дальше шли номера телефонов.
Анатолий снял трубку, набрал номер. Отозвался незнакомый женский голос.
— Наконец-то! Я просто вся извелась… Скажите, только откровенно, ведь вы порядочный человек?
— Я? Странно… Я комсомолец!
— Ну да, да, так и мой сын мне объяснил. «Анатолий Русаков, — сказал он, — комсомолец и бригадмилец». Значит, можно рассчитывать, что вы не откажетесь от своих слов?
— Каких? В чем дело?
— Дело в поведении моего сына. Меня срочно вызвал директор школы. Моего сына обвиняют в хулиганстве, как зачинщика безобразной драки. Ему грозит чуть ли не исключение из школы, как заводиле… Но ведь это жестокая несправедливость, и вы, как порядочный человек, должны признаться, что не мой сын, а вы являетесь истинным вдохновителем этой драки…
— Это ложь! — рассердился Анатолий. — Я никогда не подговаривал школьников хулиганить. Наоборот. Объясните толково: кто, где, когда и почему подрался?
— Сегодня! И я верю, слышите, верю своему сыну Мечику, когда он утверждает, что это вы их подговорили.
— Какому Мечику? Колосовскому?
— Ну да, моему сыну. Они так избили Павла Лопухова, что на него страшно смотреть.
— Пашку?! — радостно воскликнул Анатолий.
— Да. И это вас, комсомольца, радует?
— Теперь, когда вы назвали Мечика и Пашку Лопухова, я все понял и одобряю, слышите, да, одобряю действия ребят. А вы думаете иначе? По-вашему выходит так: Пашка ударит мальчишку по левой щеке, так тот должен подставлять правую?
— Надо заявить о Лопухове куда следует, но ни в коем случае не драться.
— Заявляли не раз и директору и пионервожатой. Пашку уговаривали, а с него как с гуся вода. Он бросил школу, но по-прежнему тиранит школьников, сбивает их с пути.
— Нет, нет, все равно самоуправства не должно быть. Не понимаю, почему Мечик так поддался вашему влиянию?
— Да поймите вы, это не самоуправство, а самозащита. Отпор хулиганам. Если бы комсомольцы и пионеры— вся молодежь — взялись сообща, житья не стало бы хулиганам. Надо воспитывать активные натуры, а не слюнтяев, маменькиных сынков. Надо, чтобы ребята могли сами постоять за себя.
— Вы действуете дико и непедагогично. Вы превращаете моего сына в хулигана. Я этого не допущу! Сколько классов вы окончили?
— Учусь в десятом классе вечерней школы, но жизнь знаю не по книжкам. Побывал в колонии и поэтому знаю, почем фунт лиха.
— Ну, теперь мне все ясно. Мы, матери, уже сообщили о вас куда следует. Наши сыновья лишь жертвы ваших экспериментов. В комсомоле вы человек случайный, анархист. Развращаете школьников, организуете из них хулиганские банды.
Анатолию сразу стало жарко, во рту пересохло.
— Хотя мы и незнакомы, — продолжала разгневанная Колосовская, — но по вашим делам я могу представить себе и вашу сущность, и даже вашу внешность.
— Вы ошибаетесь! Мы знакомы, — уже зло сказал Анатолий. — Вспомните, как я, шофер в «Победе», отвозил вас и вашего сына в клинику, чтобы перевязать порез на руке Мечика.
— Так это были вы? — удивилась Колосовская.
— Именно я… Ранил же вашего сына Пашка, которого вы так защищаете.
— Пашка Лопухов?
— Он самый. Хулиган и воришка. Я на собственном опыте убедился, как опасны типы, подобные Пашке, куда они могут завести ребят. Таким, как Пашка, палец в рот не клади. На таких уговоры уже не действуют. Он и в историю с металлоломом втянул Мечика. Он запугивает ребят, не встречает отпора, вот и обнаглел. Я посоветовал Мечику собрать группу пионеров и комсомольцев… вроде тимуровской… Как я понимаю — они организовались. Конечно, и мне надо было найти время помочь хлопцам. Их не исключать, им помогать надо, а вы…
— Тимуровцы — это прекрасно…— Мать Мечика вдруг сразу заговорила доброжелательно. — Но я ничего не знала, а из мальчиков слова не вытянешь. Без вас не хотят рассказывать. Мы собрались в школе, звонили вам многократно, а потом решили, что вы скрываетесь от нас, и приняли меры.
— Какие?
— Вы сами виноваты. Вам надо было поскорее прийти и все объяснить… тогда мы бы не звонили заведующему районо и не подали бы заявление в райком комсомола.
— О чем?
— Ну… об исключении…— виновато сказала Колосовская. — Теперь я начинаю понимать — мы погорячились. А почему вы медлили?
— Днем работаю, вечером учусь.
— Сейчас же объясните все директору школы и секретарю райкома комсомола. И очень прошу вас, рассейте недоразумение и восстановите правду — Мечик был лишь слепым орудием в ваших руках.
— Мечик не слепой. Он не «орудие». Мечик славный, смелый, предприимчивый и смекалистый хлопец. Вы не осаживайте его зря. Не убивайте его веру в свои силы и возможности. И не беспокойтесь, ни за чью спину я прятаться не намерен. Если я виноват, то мне и отвечать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
— Будем встречать французских парламентариев, среди них есть и мои знакомые ученые, приехали с женами, — сказал Кленов. — Познакомился с ними в Париже, встречались в Женеве.
На автомобильной стоянке у вокзала шоферы собрались в веселую компанию.
Они, видимо, давно знали друг друга, с любопытством поглядывали на новичка.
— Парле ву франсе? — спросил Анатолия долговязый весельчак.
Юноша качнул головой: «нет».
— Шпрехен зи дейч?
— Нет.
— Ду ю спик инглиш?
— Йес! — раздраженно ответил Анатолий. Над ним явно подсмеивались.
— Талант! — сказал долговязый. — Теперь тебя наверняка назначат возить иностранных министров.
Неожиданно появился Кленов. Он озабоченно спросил:
— Ты хоть немного говоришь на каком-нибудь иностранном языке?
— Учил в школе английский, но это чепуха… Двадцать слов помню… А зачем? Мое шоферское дело — «крути, Гаврила».
— Ерунду городишь, — сердито сказал Кленов. — Может случиться, что придется покатать гостей по Москве. Хорошо, если бы ты сумел показать им нашу столицу. Ведь я-то здорово занят, не всегда смогу уделить им время. Со всего мира все больше и больше приезжает к нам гостей. А ты спрашиваешь — зачем языки!..
— Эге-ге, — обрадовался долговязый. — А из меня хорошая гадалка выйдет!
Пришел поезд, на площади показались приехавшие. Кленов сел в машину с двумя гостями. Все сразу же заговорили по-английски о чем-то, видимо, и гостей и Кленова очень интересующем. Но, увы, Анатолий не понимал ни слова. Он ехал, ощупывая глазами каждую встречную серую «Победу». Вдруг снова встреча с Чумой!..
…Прошло несколько дней. Кленов отпустил Анатолия очень рано. В школу сегодня не идти. Значит, можно позаниматься, почитать, увидеться с Леней Ушковым. Жаль, вечер у Лики занят.
Дома Анатолий нашел на столе записку матери: «Ушла на круглосуточное дежурство. Пообедай, все на кухне, разогрей, тебе звонили несколько раз, просили позвонить». Дальше шли номера телефонов.
Анатолий снял трубку, набрал номер. Отозвался незнакомый женский голос.
— Наконец-то! Я просто вся извелась… Скажите, только откровенно, ведь вы порядочный человек?
— Я? Странно… Я комсомолец!
— Ну да, да, так и мой сын мне объяснил. «Анатолий Русаков, — сказал он, — комсомолец и бригадмилец». Значит, можно рассчитывать, что вы не откажетесь от своих слов?
— Каких? В чем дело?
— Дело в поведении моего сына. Меня срочно вызвал директор школы. Моего сына обвиняют в хулиганстве, как зачинщика безобразной драки. Ему грозит чуть ли не исключение из школы, как заводиле… Но ведь это жестокая несправедливость, и вы, как порядочный человек, должны признаться, что не мой сын, а вы являетесь истинным вдохновителем этой драки…
— Это ложь! — рассердился Анатолий. — Я никогда не подговаривал школьников хулиганить. Наоборот. Объясните толково: кто, где, когда и почему подрался?
— Сегодня! И я верю, слышите, верю своему сыну Мечику, когда он утверждает, что это вы их подговорили.
— Какому Мечику? Колосовскому?
— Ну да, моему сыну. Они так избили Павла Лопухова, что на него страшно смотреть.
— Пашку?! — радостно воскликнул Анатолий.
— Да. И это вас, комсомольца, радует?
— Теперь, когда вы назвали Мечика и Пашку Лопухова, я все понял и одобряю, слышите, да, одобряю действия ребят. А вы думаете иначе? По-вашему выходит так: Пашка ударит мальчишку по левой щеке, так тот должен подставлять правую?
— Надо заявить о Лопухове куда следует, но ни в коем случае не драться.
— Заявляли не раз и директору и пионервожатой. Пашку уговаривали, а с него как с гуся вода. Он бросил школу, но по-прежнему тиранит школьников, сбивает их с пути.
— Нет, нет, все равно самоуправства не должно быть. Не понимаю, почему Мечик так поддался вашему влиянию?
— Да поймите вы, это не самоуправство, а самозащита. Отпор хулиганам. Если бы комсомольцы и пионеры— вся молодежь — взялись сообща, житья не стало бы хулиганам. Надо воспитывать активные натуры, а не слюнтяев, маменькиных сынков. Надо, чтобы ребята могли сами постоять за себя.
— Вы действуете дико и непедагогично. Вы превращаете моего сына в хулигана. Я этого не допущу! Сколько классов вы окончили?
— Учусь в десятом классе вечерней школы, но жизнь знаю не по книжкам. Побывал в колонии и поэтому знаю, почем фунт лиха.
— Ну, теперь мне все ясно. Мы, матери, уже сообщили о вас куда следует. Наши сыновья лишь жертвы ваших экспериментов. В комсомоле вы человек случайный, анархист. Развращаете школьников, организуете из них хулиганские банды.
Анатолию сразу стало жарко, во рту пересохло.
— Хотя мы и незнакомы, — продолжала разгневанная Колосовская, — но по вашим делам я могу представить себе и вашу сущность, и даже вашу внешность.
— Вы ошибаетесь! Мы знакомы, — уже зло сказал Анатолий. — Вспомните, как я, шофер в «Победе», отвозил вас и вашего сына в клинику, чтобы перевязать порез на руке Мечика.
— Так это были вы? — удивилась Колосовская.
— Именно я… Ранил же вашего сына Пашка, которого вы так защищаете.
— Пашка Лопухов?
— Он самый. Хулиган и воришка. Я на собственном опыте убедился, как опасны типы, подобные Пашке, куда они могут завести ребят. Таким, как Пашка, палец в рот не клади. На таких уговоры уже не действуют. Он и в историю с металлоломом втянул Мечика. Он запугивает ребят, не встречает отпора, вот и обнаглел. Я посоветовал Мечику собрать группу пионеров и комсомольцев… вроде тимуровской… Как я понимаю — они организовались. Конечно, и мне надо было найти время помочь хлопцам. Их не исключать, им помогать надо, а вы…
— Тимуровцы — это прекрасно…— Мать Мечика вдруг сразу заговорила доброжелательно. — Но я ничего не знала, а из мальчиков слова не вытянешь. Без вас не хотят рассказывать. Мы собрались в школе, звонили вам многократно, а потом решили, что вы скрываетесь от нас, и приняли меры.
— Какие?
— Вы сами виноваты. Вам надо было поскорее прийти и все объяснить… тогда мы бы не звонили заведующему районо и не подали бы заявление в райком комсомола.
— О чем?
— Ну… об исключении…— виновато сказала Колосовская. — Теперь я начинаю понимать — мы погорячились. А почему вы медлили?
— Днем работаю, вечером учусь.
— Сейчас же объясните все директору школы и секретарю райкома комсомола. И очень прошу вас, рассейте недоразумение и восстановите правду — Мечик был лишь слепым орудием в ваших руках.
— Мечик не слепой. Он не «орудие». Мечик славный, смелый, предприимчивый и смекалистый хлопец. Вы не осаживайте его зря. Не убивайте его веру в свои силы и возможности. И не беспокойтесь, ни за чью спину я прятаться не намерен. Если я виноват, то мне и отвечать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144