Анатолий ожесточенно откашлялся, чтобы не показать свою растерянность.
— Я скажу вам правду, — проговорил он.—Я комсомолец. Мне поручили помочь Витяке стать человеком, ведь парень пропадает. Я сам попал в беду, когда был таким, как он. А чтобы помочь Витяке, сначала надо было помочь вам. Разве вы поверили бы мне на слово?
— Нет. Многие ходили, обещали, а толку? Изверилась я в людях, не стала бы тебя слушать и выгнала бы…
— Про отца я сказал Витяке случайно. Не хотел он меня слушать, а как сказал про отца, сразу переменился. Я сделал все, что мог, вернее, не я, а депутат. Теперь уж вы позаботьтесь о Витяке. Ну, не так, чтобы конфетки ему в рот совать, а по-настоящему.
— Не беспокойся, — сказала Полина, и слабая улыбка появилась на ее лице. — И постель будет, и стол будет, и все будет, как у людей. Уж я постараюсь.
— А мне верите? — спросил Анатолий, уже знавший цену первым минутам раскаяния.
— Верю, милый, верю.
— Я знаю — вы гордая, ни у кого ничего не берете. Если вы мне верите, то… возьмите пятьсот рублей, купите что надо. Недавно я большую получку получил…
Полина взяла деньги без особой охоты, сжав губы, колеблясь.
— Не согласилась бы, если бы другой предложил… Но ты не тревожься. Верну.
— Будете получать зарплату и вернете. Мне не к спеху. Только на радостях не пропейте.
Лучше не говорил бы этого Анатолий.
— На, возьми назад твои деньги, черт! — закричала Полина.
Она швырнула деньги на пол. Анатолий рассердился и на себя и на женщину. Он также закричал:
— Мать ты или не мать? Я же не для тебя, а для Витяки! А что, если опять хмельную за рулем задержат?! Навсегда простись с машиной! Я помогаю, как шофер шоферу.
Он поднял деньги с пола, взял безвольную руку Полины, положил деньги на ладонь и сжал ее пальцами.
— Извините за грубость, — сказал он. — Бывает… Зато от сердца. Не сердитесь.
— Вы простите, — сказала притихшая Полина. — Выпивала… Не с радости. Я и сама понимаю… А чтобы за баранкой — ни-ни. Что я, сама себе враг?
— Я вам помогу с Витякой, только держитесь с ним ровнее. На улицу поздно гулять не пускайте. Парень он, скажем прямо, запущенный, и исправлять его — дело совсем не легкое.
— Ну что я сделаю, если дружки у него — оторви да брось! Я не пускаю, а они под окном свистят да вызывают.
— А кто его дружки?
— Всякие. Я всех и не знаю. Про порядочных и разговора нет. А есть такие, как Пашка Лопухов.
«И тут Пашка! — подумал Анатолий. — На три улицы действует…» Но ничего не сказал Полине.
— Поедемте со мной в инспекцию за правами, — предложил Анатолий.
В такси он искоса наблюдал за Полиной. Она словно преобразилась, выражение безволия сошло с лица. Она глядела внимательно, собранно, морщилась, если замечала ошибки в работе шофера. Видно было, что ей очень хотелось снова сесть за руль.
— Я постараюсь отвадить Витяку от этих дружков, — сказал Анатолий.
— Помоги! Большое дело сделаешь.
Получив права, Полина медленно шла домой. Она задумчиво улыбалась.
— Эх, если бы всем можно было верить, как тебе! — громко сказала она.
Прохожие удивленно смотрели ей вслед.

7
Попрощавшись с Полиной, Анатолий зашел в школу. Он заранее продумал речь в защиту Витяки, но речи не понадобилось. Директор сама принялась убеждать его: надо уговорить Полянчука вернуться в школу, в учебе ему помогут, надо вывести паренька из тупика.
Довольный и усталый Анатолий по дороге домой завернул в детскую комнату милиции. Он застал там Асю и подробно рассказал о Полянчуках. Появился Хлопунов. Лейтенант был очень доволен оперативностью нового бригадмильца. Спросил о Троицком, Лопухове и Ушкове. Русаков обещал заняться Троицким. Тогда кое-что прояснится и с Лопуховым.
Выйдя из отделения, Анатолий не спеша направился домой. В лучах заходящего солнца рдели стекла окон, будто в комнатах полыхал пожар. Ни ветерка, а провода гудят! Да гудят как-то странно, с интервалами. Или это звенит в ушах? Внимательно прислушавшись, Анатолий понял: зуммерило во внутреннем кармане пиджака. Он вынул из кармана подарок Юры — радиофон, перевел рычажок на прием и вставил в ухо «пуговицу» — микрофон. Послышался Юрин голос:
— Ты что же, пропащая душа, молчишь? Прием!
Анатолий снова перевел рычажок и крикнул:
— Привет, Юрка! Совсем забыл о сигнале. Слышу, будто провода гудят. А ветра нет. Только сейчас догадался. Почему долго не объявлялся? Прием!
— Уезжал в командировку, в Ленинград. Сегодня я тебе с утра сигналю. Ты что, забыл условие и оставляешь радиофон дома? Прием!
— Аппарат ношу в кармане. Просто забыл. Ты где?
Прием.
— Я на работе. А ты где?
— Стою возле высотного дома на площади Восстания. На меня подозрительно смотрят прохожие. Говорю в аппарат, а рядом глазеют ребятишки, лопаются от любопытства. Надо бы потолковать с тобой, но не по телефону. Прием!
— Буду в Москве через три дня утром. Раньше не смогу. Жди, вызову.
— А как с моей работой у вас? Лопнуло? Я почти устроился, только временно. Прием.
— Форсирую! Пока!..
Как только Анатолий сунул аппарат в карман, мальчишки пристали: «Покажите, покажите!» Пришлось вытащить радиофон, объяснить его устройство, рассказать о полупроводниках. Так, в сопровождении стайки мальчишек, он дошел до дому.
Вечером Анатолий позвонил Лике Троицкой.
— Кто говорит? Ах, марсианин? Приходите к нам, товарищ марсианин.
— Спасибо… Мне действительно надо увидеть вас. Но дело в том, что нам надо поговорить наедине…
— Ого! Интересно, что за страшные секреты могут быть у нас с вами?
— Лика, я серьезно… Мне надо поговорить с вами о вашем брате. Это, можно сказать, по поручению детской комнаты милиции…
— Милиции? Вы сказали «милиции»? — В голосе девушки прозвучал испуг.
— Не волнуйтесь, ничего страшного. Только пока никому не говорите — у Боба есть зарегистрированный привод. Кто-нибудь из ваших знает об этом?
— Не-ет…
— Я хочу раньше переговорить с вами, а уж потом с вашей мамой.
— Ничего не понимаю… Заходите сейчас. Дома только Боб.
— А если вернутся родители или зайдут знакомые… Приходите лучше ко мне. Никто не помешает. Это там, где почта.
— Хорошо. Буду через часок…
Анатолий предупредил мать, что придет девушка, та, с которой ехал в поезде. Неприятности с ее братцем… Детская комната милиции поручила ему заняться этим парнишкой, вот и надо выработать план действий.
— Ох, Толя, — тревожно отозвалась Ольга Петровна. — Боюсь я этого бригадмильства. Может, не надо, Толя? Хулиганье тебя не трогает, и ты обходи их стороной. И так пострадал, обжегся!
— Я раньше и сам думал — лучше держаться в стороне. Не получается. Не могу я так. Если я обжегся, так пусть другие не обжигаются. Как вспомню Хозяина на суде, Чуму в пересылке — все во мне горит. Была бы моя воля, я б таких…— Щека у Анатолия задергалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144