Но на Пашку все это не произвело никакого впечатления. Он болтал без умолку, обошел комнату, потрогал вещи, потом сказал: «Одевайся, а я пока погляжу, как ты живешь», — и вышел в столовую. Вернулся он взбудораженный и, похохатывая, начал вспоминать вчерашнее и хвалить Боба.
— Вот уж не думал, что ты способен на такие штуки. Я ведь сначала хотел отвязаться от тебя, но ты не маменькин сынок, нет! Ты, брат, оказывается, не трус! Силища! Вставай!
— Не могу, — взмолился Боб, — Меня шатает.
— Надо опохмелиться.
— Что?!
— Выпить надо малость, все как рукой снимет! Боб запротестовал. От одной мысли о спиртном он чувствовал тошноту. Но не так-то легко было избавиться от навязчивого Пашки! Пашка сбегал в столовую, принес из буфета початую бутылку с вином, стаканчик и настоял, чтобы Боб выпил.
— Двинем в кино, — предложил Пашка.
— У меня ни копейки.
— Я веду! Разжился. Они вышли на улицу.
— Деньги я взял в столовой, в ящике стола, на котором зеркало стоит, — сообщил Пашка.
Боб остановился:
— Ты что, с ума спятил? Мама заметит!
Пашка хохотал:
— Ну и что? Заметит и подумает, что Танька. Так ей и надо, а то не пускает меня к тебе, ругает…
— Отдай, Пашка. Отдай, а то я отцу скажу.
— Посмей только! — пригрозил Пашка и, сжав кулак, ткнул Бобу в нос. — Ясно? Учти, ребята тебе проходу на улице не дадут. В кровь расшибем!
— Ничего я не боюсь! — закричал Боб, бледнея от волнения. — А с тобой я водиться не буду. Иди ты к черту!
Пашка сунул Бобу двадцать пять рублей и сказал:
— На, давись! Жадюга! Я думал, ты стоящий парень, а ты жила! Хлюпчик…
Бобу стало неловко.
— Я не злюсь, — сказал он, — но красть нехорошо да еще сваливать на невинных. А эти деньги я верну.
— Ладно, мир! В общем, ты парень подходящий. Мы за тебя горой стоять будем. Не дрожи. Давай прошвырнемся к Руде? Мировецкий парнюга. Тебе понравится. Книг прочитал — тыщи…
— А кто он такой?
— Рудя? Сын художника. И сам художник. Рисует — как бог. Квартира — как картинка. Пошли!
Глава XI
«СТУДЕНТ ПРОХЛАДНОЙ ЖИЗНИ»
1
Пашка позвонил в квартиру Миличей на Малой Молчановке. Послышалось звяканье и пощелкивание многочисленных запоров. Дверь приоткрылась, и перед Бобом предстал рослый красивый юноша с маленькими узкими усиками. Шея у него была забинтована красно-зеленым шарфом. Яркая шелковая пижама при каждом его движении меняла цвет: то она казалась желто-лиловой, то багрово-золотистой.
— А ну, кавалеры, быстро, и чтобы тихо, — прохрипел он. — Я записываю на пленку мотивчик.
Мальчики вошли в переднюю. Огромный бурый медведь, стоя на задних лапах, держал вешалку. Все стены увешаны картинами. Было тесно и в большой комнате, куда они вошли на цыпочках. Там играл патефон. На широкой тахте лежала шкура белого медведя, на полу — пушистый ковер. На столе, покрытом яркой скатертью, рядом с патефоном стоял магнитофон. Пластинка кончилась. Рудя щелкнул каким-то включателем в магнитофоне, и пленка быстро поползла в обратную сторону.
— Еле выпросил на час заграничную пластинку буги-вуги. Записал на пленку. Послушаем…— Он снова повернул рычажок, и резкие звуки наполнили' комнату.
Рудя вскочил, закачался, ноги у него заходили, как у пьяного. Он вихлялся, болтал руками.
— Полная свобода действий…— чуть задыхаясь, пояснял он. — Каждый импровизирует, как хочет… Руки сюда, ноги так, а туловище — ах, падаю, ах-ах, тянусь в сторону… Вот так, вот этак…
Боб расхохотался.
— Ты что? — Рудя замер в нелепой позе.
— Дурацкий танец! — пробормотал Боб. — Будто пьяный на льду. — И поспешно добавил: — А занятно!
— Ну то-то! — процедил Рудя. Он сел и вытянул ноги. — У буги-вуги никаких правил нет. Полная раскованность! Свобода движений.
Пашка одобрительно прищелкнул языком.
— Где ты подцепил такого? — Рудя кивнул на Боба.
— Так это же тот самый! Бобка Троицкий! Я говорил… Мы с ним раньше учились. Его батька профессор. Боб мировецкий парняга. Астроном. С Ботвинником сыграл вничью. У них дача и «Победа». Я его телохранитель и вообще защитник.
— Ага, Боб вундеркинд! Так сказать, Вундербоб! — Рудя с интересом уставился на Боба. — Так говоришь, у отца «Победа»?
— Ага, «Победа». Почти совсем новая.
— А ты умеешь водить?
— Рулю возле дачи… Только пока прав нет. А это картины вашего отца? — Боб показал на стены.
— Да, превосходные копии на любой вкус. Покупатели прямо к нам домой прут. Ну, а твой папахен сам водит машину?
— Хорошо водит…— рассеянно ответил Боб. — Этот магнитофон все может записать?
— Конечно, все. Подойди и, когда я махну рукой, начни говорить в эту трубку.
— А я не знаю, что сказать…— Боб растерялся.
— Валяй, что взбредет на ум… Ну, расскажи про вашего шофера, про трудности с гаражом. У всех, кто имеет машину, — трудности с гаражом. Хлопот не оберешься. Расскажи подробно, и чтобы посмешнее.
Лента на магнитофоне двинулась. Рудя повелительно взмахнул рукой. Боб растерянно молчал. Рудя сердито сказал:
— Да начинай же, остолоп!
— Иван Иванович у нас «половинный» шофер. Один день у нас, на второй у другого. Утром он пригоняет машину из гаража, — смущенно начал Боб, — и оставляет в переулке против дома… Вот «Победа» там и стоит. И, когда Иван Иванович работает не у нас, папа сам садится за руль и едет… А вечером Иван Иванович приходит и угоняет машину в гараж. Ну и все… Да, раз папа по дороге на дачу задавил двух гусей…
— Бездарно, но послушаем лепет, — сказал Рудя.
Он перемотал ленту назад и снова пустил магнитофон. До чего же странно было слышать со стороны самого себя! Бобу стало смешно, и он предложил:
— Давайте еще!
— Еще? — Глаза Руди озорно блеснули. — А ну-ка, выругайся трехэтажно, докажи, что ты мужчина.
— Ругаться нехорошо! — сказал Боб.
— Эх ты, попугай! Крой Пашку, а он тебя. Айн, цвай, драй! Начинай, Пашка!
Пашка начал. Боб, краснея, ответил.
И снова магнитофон повторил слово в слово.
— Вот был бы спектакль, если бы твоя мамахен это послушала! — Рудя громко захохотал.
Боб испугался и насупился.
— Не трусь, дурачок, шучу…
Где-то в квартире зазвонил телефон. Рудя вышел. Боб расхаживал по комнате, рассматривая картины, а потом взял со столика в углу большие квадратные пластины темной толстой фотопленки. Он взглянул через пленку на окно и крикнул:
— Пашка, скелет мертвеца!
Вдвоем они успели просмотреть несколько рентгеновских пленок с отпечатанными на них частями скелета, когда вошел Рудя. Он страшно рассердился, ругался, надавал им подзатыльников и грозил избить до полусмерти, если они кому-нибудь об этих пленках расскажут.
Оба подростка поклялись молчать. Наконец Рудя успокоился и достал колоду карт из-под подушки на диване.
— Давай метнем?
Он пересыпал карты из руки в руку. Колода, как водопад, красиво струилась то в одну ладонь, то в другую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
— Вот уж не думал, что ты способен на такие штуки. Я ведь сначала хотел отвязаться от тебя, но ты не маменькин сынок, нет! Ты, брат, оказывается, не трус! Силища! Вставай!
— Не могу, — взмолился Боб, — Меня шатает.
— Надо опохмелиться.
— Что?!
— Выпить надо малость, все как рукой снимет! Боб запротестовал. От одной мысли о спиртном он чувствовал тошноту. Но не так-то легко было избавиться от навязчивого Пашки! Пашка сбегал в столовую, принес из буфета початую бутылку с вином, стаканчик и настоял, чтобы Боб выпил.
— Двинем в кино, — предложил Пашка.
— У меня ни копейки.
— Я веду! Разжился. Они вышли на улицу.
— Деньги я взял в столовой, в ящике стола, на котором зеркало стоит, — сообщил Пашка.
Боб остановился:
— Ты что, с ума спятил? Мама заметит!
Пашка хохотал:
— Ну и что? Заметит и подумает, что Танька. Так ей и надо, а то не пускает меня к тебе, ругает…
— Отдай, Пашка. Отдай, а то я отцу скажу.
— Посмей только! — пригрозил Пашка и, сжав кулак, ткнул Бобу в нос. — Ясно? Учти, ребята тебе проходу на улице не дадут. В кровь расшибем!
— Ничего я не боюсь! — закричал Боб, бледнея от волнения. — А с тобой я водиться не буду. Иди ты к черту!
Пашка сунул Бобу двадцать пять рублей и сказал:
— На, давись! Жадюга! Я думал, ты стоящий парень, а ты жила! Хлюпчик…
Бобу стало неловко.
— Я не злюсь, — сказал он, — но красть нехорошо да еще сваливать на невинных. А эти деньги я верну.
— Ладно, мир! В общем, ты парень подходящий. Мы за тебя горой стоять будем. Не дрожи. Давай прошвырнемся к Руде? Мировецкий парнюга. Тебе понравится. Книг прочитал — тыщи…
— А кто он такой?
— Рудя? Сын художника. И сам художник. Рисует — как бог. Квартира — как картинка. Пошли!
Глава XI
«СТУДЕНТ ПРОХЛАДНОЙ ЖИЗНИ»
1
Пашка позвонил в квартиру Миличей на Малой Молчановке. Послышалось звяканье и пощелкивание многочисленных запоров. Дверь приоткрылась, и перед Бобом предстал рослый красивый юноша с маленькими узкими усиками. Шея у него была забинтована красно-зеленым шарфом. Яркая шелковая пижама при каждом его движении меняла цвет: то она казалась желто-лиловой, то багрово-золотистой.
— А ну, кавалеры, быстро, и чтобы тихо, — прохрипел он. — Я записываю на пленку мотивчик.
Мальчики вошли в переднюю. Огромный бурый медведь, стоя на задних лапах, держал вешалку. Все стены увешаны картинами. Было тесно и в большой комнате, куда они вошли на цыпочках. Там играл патефон. На широкой тахте лежала шкура белого медведя, на полу — пушистый ковер. На столе, покрытом яркой скатертью, рядом с патефоном стоял магнитофон. Пластинка кончилась. Рудя щелкнул каким-то включателем в магнитофоне, и пленка быстро поползла в обратную сторону.
— Еле выпросил на час заграничную пластинку буги-вуги. Записал на пленку. Послушаем…— Он снова повернул рычажок, и резкие звуки наполнили' комнату.
Рудя вскочил, закачался, ноги у него заходили, как у пьяного. Он вихлялся, болтал руками.
— Полная свобода действий…— чуть задыхаясь, пояснял он. — Каждый импровизирует, как хочет… Руки сюда, ноги так, а туловище — ах, падаю, ах-ах, тянусь в сторону… Вот так, вот этак…
Боб расхохотался.
— Ты что? — Рудя замер в нелепой позе.
— Дурацкий танец! — пробормотал Боб. — Будто пьяный на льду. — И поспешно добавил: — А занятно!
— Ну то-то! — процедил Рудя. Он сел и вытянул ноги. — У буги-вуги никаких правил нет. Полная раскованность! Свобода движений.
Пашка одобрительно прищелкнул языком.
— Где ты подцепил такого? — Рудя кивнул на Боба.
— Так это же тот самый! Бобка Троицкий! Я говорил… Мы с ним раньше учились. Его батька профессор. Боб мировецкий парняга. Астроном. С Ботвинником сыграл вничью. У них дача и «Победа». Я его телохранитель и вообще защитник.
— Ага, Боб вундеркинд! Так сказать, Вундербоб! — Рудя с интересом уставился на Боба. — Так говоришь, у отца «Победа»?
— Ага, «Победа». Почти совсем новая.
— А ты умеешь водить?
— Рулю возле дачи… Только пока прав нет. А это картины вашего отца? — Боб показал на стены.
— Да, превосходные копии на любой вкус. Покупатели прямо к нам домой прут. Ну, а твой папахен сам водит машину?
— Хорошо водит…— рассеянно ответил Боб. — Этот магнитофон все может записать?
— Конечно, все. Подойди и, когда я махну рукой, начни говорить в эту трубку.
— А я не знаю, что сказать…— Боб растерялся.
— Валяй, что взбредет на ум… Ну, расскажи про вашего шофера, про трудности с гаражом. У всех, кто имеет машину, — трудности с гаражом. Хлопот не оберешься. Расскажи подробно, и чтобы посмешнее.
Лента на магнитофоне двинулась. Рудя повелительно взмахнул рукой. Боб растерянно молчал. Рудя сердито сказал:
— Да начинай же, остолоп!
— Иван Иванович у нас «половинный» шофер. Один день у нас, на второй у другого. Утром он пригоняет машину из гаража, — смущенно начал Боб, — и оставляет в переулке против дома… Вот «Победа» там и стоит. И, когда Иван Иванович работает не у нас, папа сам садится за руль и едет… А вечером Иван Иванович приходит и угоняет машину в гараж. Ну и все… Да, раз папа по дороге на дачу задавил двух гусей…
— Бездарно, но послушаем лепет, — сказал Рудя.
Он перемотал ленту назад и снова пустил магнитофон. До чего же странно было слышать со стороны самого себя! Бобу стало смешно, и он предложил:
— Давайте еще!
— Еще? — Глаза Руди озорно блеснули. — А ну-ка, выругайся трехэтажно, докажи, что ты мужчина.
— Ругаться нехорошо! — сказал Боб.
— Эх ты, попугай! Крой Пашку, а он тебя. Айн, цвай, драй! Начинай, Пашка!
Пашка начал. Боб, краснея, ответил.
И снова магнитофон повторил слово в слово.
— Вот был бы спектакль, если бы твоя мамахен это послушала! — Рудя громко захохотал.
Боб испугался и насупился.
— Не трусь, дурачок, шучу…
Где-то в квартире зазвонил телефон. Рудя вышел. Боб расхаживал по комнате, рассматривая картины, а потом взял со столика в углу большие квадратные пластины темной толстой фотопленки. Он взглянул через пленку на окно и крикнул:
— Пашка, скелет мертвеца!
Вдвоем они успели просмотреть несколько рентгеновских пленок с отпечатанными на них частями скелета, когда вошел Рудя. Он страшно рассердился, ругался, надавал им подзатыльников и грозил избить до полусмерти, если они кому-нибудь об этих пленках расскажут.
Оба подростка поклялись молчать. Наконец Рудя успокоился и достал колоду карт из-под подушки на диване.
— Давай метнем?
Он пересыпал карты из руки в руку. Колода, как водопад, красиво струилась то в одну ладонь, то в другую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144