И все-таки еще одно дело – теперь, вероятно, уже и в самом деле последнее дело в своей жизни – он сделать успел. Урванцева качнуло в сторону, но в том состоянии, в котором находился Кирилл, он даже не понял, что это Ульрика, прижатая его телом, пытается из-под него выбраться. И ее дикого крика, от которого, должно быть, проснулась половина города, он не услышал. Урванцев упал на бок, выплескивая на мостовую кровь из разбитой груди, но и этого не почувствовал и не увидел. Видел он сейчас выпавший из руки старика Маркуса длинноствольный револьвер и свою ладонь, оказавшуюся совсем близко от его рукоятки, и последним усилием воли заставил себя двинуть руку и сжать пальцы на рукояти незнакомого оружия. Он уже не понимал ничего, уйдя глубоко в неистовство неимоверного страдания, но тут его снова перевернули, и Урванцев увидел Цель. Цель не имела уже для Кирилла никаких специальных отличий. Это не был человек, в частности, высокий чернокожий мужчина в странной одежде. Но Урванцев знал, что это Цель. Вот это Урванцев знал совершенно точно, и стрелял он до тех пор, пока мрак небытия не сомкнулся над ним…
– Вот, – сказал старший майор, выводя на экран ЭВМ карлику. – Прошу любить и жаловать, объект Хрусталь.
Качество изображения оставляло желать лучшего. Среднее качество, но при том Урванцев сразу же понял, что исходный материал должен был быть много хуже.
– А оригинал? – спросил он, вглядываясь в лицо молодого мужчины в какой-то старорежимной шляпе. – На оригинал посмотреть можно?
– Можно, – легко согласился Зиберт, и его холеные пальцы стремительно порхнули по клавиатуре.
Кирилл предполагал, конечно, что фотография будет не ахти, но такого не ожидал. Этому снимку должно было быть…
– Когда сделан снимок? – спросил он.
– Снимок сделан сотрудником ИНО ОГПУ Ладыженским в апреле девятьсот тридцать четвертого в Питере.
– ИНО? – удивленно переспросил Кирилл. – А при чем здесь ИНО?
– ИНО здесь при всем с самого начала, – не очень понятно объяснил Зиберт. – Впрочем, вы же еще не знаете фактов. А факты таковы. В декабре тридцать третьего, или немного раньше, неизвестный, позже получивший псевдоним Хрусталь, появился в Петрограде и двадцать пятого числа вошел в контакт со Слуцким.
– Значит, в Рождество, – усмехнулся Урванцев, понявший вдруг, что старший майор никогда не был полевым агентом.
«Кабинетный чекист», – пренебрежительно определил он.
– В Рождество? – удивился Зиберт. – Ах да, конечно. В католическое Рождество… Нет, к делу это никакого отношения не имеет. Простое совпадение.
– Вы представляете, Кирилл Григорьевич, – сказал он после короткой паузы, – что это такое – войти в контакт с первым замом председателя ОГПУ? В тридцать третьем такие люди одни по улицам уже не ходили.
– Значит, он был нелегалом, этот Хрусталь? – спросил Урванцев. – Чьим?
– Нелегалом? – переспросил Зиберт. – Да, пожалуй. Можно сказать и так. Вот только… Впрочем, это позже. Пока факты. Высокий, хорошо сложенный брюнет с голубыми глазами. Великолепно тренирован, виртуозно владеет разведывательной техникой, первоклассный боец…
Урванцев обратил внимание, что старший майор говорит о Хрустале так, как если бы речь шла об их современнике, скажем, агенте МИ6 или ОНБ, которого собираются заслать в Союз. На рассказ о делах давно прошедших лет это было мало похоже.
– По-русски говорит без акцента, но словарный запас и построение фраз вроде бы выдают в нем иностранца или, во всяком случае, человека, долго прожившего на чужбине, где он русским языком не пользовался. Вот послушайте.
Зиберт опять сыграл что-то на клавиатуре ЭВМ, и в кабинете зазвучали голоса. Судя по всему, это была запись телефонного разговора.
«Вас слушают», – сказал спокойный мужской голос.
«Здравствуйте. – Это был уже совсем другой голос. – Говорит Хрусталь. Будьте любезны соединить меня с Утесом».
«Ждите», – откликнулся первый.
Раздался щелчок.
– Пять минут ожидания, пока оператор связывался с Утесом, мы вырезали, – быстро объяснил Зиберт.
«Здравствуйте. – Это явно был кто-то еще. – С вами говорит Утес. Слушаю вас».
«Ну, здравствуй, Утес, – сказал Хрусталь. – А с прежним что? Помер или как?»
«Он жив, – спокойно ответил Утес. – Но он на пенсии. Теперь Утес я. А вы?..»
«А я – это я. Хрусталь, – откровенно усмехнулся в трубку Хрусталь. – У меня просьба».
«Слушаю вас, Хрусталь».
«Мне нужно оборудование полевого госпиталя на три-четыре койки. Со всем, что положено. Лекарства, особенно обезболивающие и коагулянты, физиологический раствор, внутривенное питание, кровь, антисептики».
«У вас раненые?»
«У меня раненые, которым нужна срочная помощь».
«Мы можем прислать вертолет и эвакуировать их в наш госпиталь».
«Это исключено», – отрезал Хрусталь.
«Хорошо. Рентгеновский аппарат…»
«Не нужен. Койки не нужны. Хирургические инструменты не нужны. Вы сможете мне помочь?»
«Обязательно».
«Как быстро?»
«Три часа. Какие группы крови?»
«А. Группа А, и побольше. И еще, Утес, если вы уж так добры добавьте пару блоков сигарет, килограмм кофе в зернах и шоколад».
«Шоколад. Еще что-то?»
«Ну, гулять так гулять, – снова усмехнулся Хрусталь. – Газеты не забудьте положить, пожалуйста».
«Хорошо. Вертолет будет через три часа».
«А с самолета сбросить нельзя?»
«Можно. – Утес был сама покладистость. – Через три часа ровно, на район объекта «Сторожка». Ждите».
– Когда сделана запись? – спросил Урванцев, когда разговор прекратился.
– Десять лет назад.
– В девяносто шестом?
– Так точно, – усмехнулся Зиберт. – В девяносто шестом.
Кирилл достал из кармана пачку сигарет и неторопливо закурил. Что-то в этой истории было не так. И дело не в том, что Зиберт настойчиво напирает на то, что Хрусталь может вот так вот свободно говорить с кем-то по телефону спустя шестьдесят лет после своего первого появления.
«Появления… появился… Хрусталь… Утес… Утес!»
– А теперь, товарищ старший майор, – улыбнулся Урванцев, – расскажите мне эту историю по порядку. Раз уж начали. И заодно объясните, почему его не взяли еще тогда, откуда у него связь с Утесом и что произошло месяц назад.
– Я же тебе говорил, Отто, – хохотнул басом Левичев. – Кирилл не дурак.
– Спасибо, – сказал Урванцев, быстро взглянув на Левичева и перевел взгляд на Зиберта. – Итак?
– Мы не знаем, что сказал Хрусталь Слуцкому, но Слуцкий решил его не брать. Достоверно известно, в основном из оставленных Слуцким записей и частично из состоявшегося после смерти Абрама Ароновича расследования, об одиннадцати встречах, происходивших в период с тридцать шестого по тридцать восьмой год. Возможно, их было больше. Но последняя встреча произошла в ноябре тридцать восьмого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163
– Вот, – сказал старший майор, выводя на экран ЭВМ карлику. – Прошу любить и жаловать, объект Хрусталь.
Качество изображения оставляло желать лучшего. Среднее качество, но при том Урванцев сразу же понял, что исходный материал должен был быть много хуже.
– А оригинал? – спросил он, вглядываясь в лицо молодого мужчины в какой-то старорежимной шляпе. – На оригинал посмотреть можно?
– Можно, – легко согласился Зиберт, и его холеные пальцы стремительно порхнули по клавиатуре.
Кирилл предполагал, конечно, что фотография будет не ахти, но такого не ожидал. Этому снимку должно было быть…
– Когда сделан снимок? – спросил он.
– Снимок сделан сотрудником ИНО ОГПУ Ладыженским в апреле девятьсот тридцать четвертого в Питере.
– ИНО? – удивленно переспросил Кирилл. – А при чем здесь ИНО?
– ИНО здесь при всем с самого начала, – не очень понятно объяснил Зиберт. – Впрочем, вы же еще не знаете фактов. А факты таковы. В декабре тридцать третьего, или немного раньше, неизвестный, позже получивший псевдоним Хрусталь, появился в Петрограде и двадцать пятого числа вошел в контакт со Слуцким.
– Значит, в Рождество, – усмехнулся Урванцев, понявший вдруг, что старший майор никогда не был полевым агентом.
«Кабинетный чекист», – пренебрежительно определил он.
– В Рождество? – удивился Зиберт. – Ах да, конечно. В католическое Рождество… Нет, к делу это никакого отношения не имеет. Простое совпадение.
– Вы представляете, Кирилл Григорьевич, – сказал он после короткой паузы, – что это такое – войти в контакт с первым замом председателя ОГПУ? В тридцать третьем такие люди одни по улицам уже не ходили.
– Значит, он был нелегалом, этот Хрусталь? – спросил Урванцев. – Чьим?
– Нелегалом? – переспросил Зиберт. – Да, пожалуй. Можно сказать и так. Вот только… Впрочем, это позже. Пока факты. Высокий, хорошо сложенный брюнет с голубыми глазами. Великолепно тренирован, виртуозно владеет разведывательной техникой, первоклассный боец…
Урванцев обратил внимание, что старший майор говорит о Хрустале так, как если бы речь шла об их современнике, скажем, агенте МИ6 или ОНБ, которого собираются заслать в Союз. На рассказ о делах давно прошедших лет это было мало похоже.
– По-русски говорит без акцента, но словарный запас и построение фраз вроде бы выдают в нем иностранца или, во всяком случае, человека, долго прожившего на чужбине, где он русским языком не пользовался. Вот послушайте.
Зиберт опять сыграл что-то на клавиатуре ЭВМ, и в кабинете зазвучали голоса. Судя по всему, это была запись телефонного разговора.
«Вас слушают», – сказал спокойный мужской голос.
«Здравствуйте. – Это был уже совсем другой голос. – Говорит Хрусталь. Будьте любезны соединить меня с Утесом».
«Ждите», – откликнулся первый.
Раздался щелчок.
– Пять минут ожидания, пока оператор связывался с Утесом, мы вырезали, – быстро объяснил Зиберт.
«Здравствуйте. – Это явно был кто-то еще. – С вами говорит Утес. Слушаю вас».
«Ну, здравствуй, Утес, – сказал Хрусталь. – А с прежним что? Помер или как?»
«Он жив, – спокойно ответил Утес. – Но он на пенсии. Теперь Утес я. А вы?..»
«А я – это я. Хрусталь, – откровенно усмехнулся в трубку Хрусталь. – У меня просьба».
«Слушаю вас, Хрусталь».
«Мне нужно оборудование полевого госпиталя на три-четыре койки. Со всем, что положено. Лекарства, особенно обезболивающие и коагулянты, физиологический раствор, внутривенное питание, кровь, антисептики».
«У вас раненые?»
«У меня раненые, которым нужна срочная помощь».
«Мы можем прислать вертолет и эвакуировать их в наш госпиталь».
«Это исключено», – отрезал Хрусталь.
«Хорошо. Рентгеновский аппарат…»
«Не нужен. Койки не нужны. Хирургические инструменты не нужны. Вы сможете мне помочь?»
«Обязательно».
«Как быстро?»
«Три часа. Какие группы крови?»
«А. Группа А, и побольше. И еще, Утес, если вы уж так добры добавьте пару блоков сигарет, килограмм кофе в зернах и шоколад».
«Шоколад. Еще что-то?»
«Ну, гулять так гулять, – снова усмехнулся Хрусталь. – Газеты не забудьте положить, пожалуйста».
«Хорошо. Вертолет будет через три часа».
«А с самолета сбросить нельзя?»
«Можно. – Утес был сама покладистость. – Через три часа ровно, на район объекта «Сторожка». Ждите».
– Когда сделана запись? – спросил Урванцев, когда разговор прекратился.
– Десять лет назад.
– В девяносто шестом?
– Так точно, – усмехнулся Зиберт. – В девяносто шестом.
Кирилл достал из кармана пачку сигарет и неторопливо закурил. Что-то в этой истории было не так. И дело не в том, что Зиберт настойчиво напирает на то, что Хрусталь может вот так вот свободно говорить с кем-то по телефону спустя шестьдесят лет после своего первого появления.
«Появления… появился… Хрусталь… Утес… Утес!»
– А теперь, товарищ старший майор, – улыбнулся Урванцев, – расскажите мне эту историю по порядку. Раз уж начали. И заодно объясните, почему его не взяли еще тогда, откуда у него связь с Утесом и что произошло месяц назад.
– Я же тебе говорил, Отто, – хохотнул басом Левичев. – Кирилл не дурак.
– Спасибо, – сказал Урванцев, быстро взглянув на Левичева и перевел взгляд на Зиберта. – Итак?
– Мы не знаем, что сказал Хрусталь Слуцкому, но Слуцкий решил его не брать. Достоверно известно, в основном из оставленных Слуцким записей и частично из состоявшегося после смерти Абрама Ароновича расследования, об одиннадцати встречах, происходивших в период с тридцать шестого по тридцать восьмой год. Возможно, их было больше. Но последняя встреча произошла в ноябре тридцать восьмого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163