— Мы спасены? — спрашивала она, но никто не отвечал ей. Стены кружились перед ее глазами, то и дело возникали невероятные картины, которые становились то яркими и четкими, то бледнели и пропадали вовсе.
— Успокойтесь, сестра. Вы больны.
Сначала ей показалось, что с ней говорит Теофану, потом она подумала, что это может быть и Фортунатус или старая монахиня, которая рассказала о Великом Разделении и втирала ей в грудь бальзам. Росвите скоро стало легче дышать, и она заснула.
В лучах солнца медленно вращалось золотое колесо. Юный Бертольд мирно спал в каменной пещере под охраной шести юношей, чьи лица сияли нестерпимо ярким золотистым светом. Горные пики сверкали на солнце, а на крыльях ветра танцевали полупрозрачные дэймоны, словно сотканные из лунных лучей. В тени скалы величественно возлежал лев, а по равнине за оленем гнались гончие, за ними скакали всадники в ярких одеждах.
Росвиту окружали Исчезнувшие, они смотрели прямо на нее, сверкая зелеными, как изумруды, глазами, они нашептывали ей свои тайны.
«Я не возражал, когда Господь отдавал предпочтение тем, кто первым пришел на эту землю, ибо таков естественный порядок вещей. Я не возражал, когда Он возвысил других, ибо видел я, что многое делают они для того, чтобы изменить эту землю. Но что проку в моем рождении, если Господь наш любит своих младших детей больше, нежели меня, если Он ставит их выше меня? Почему я должен служить им, хотя я появился на свет раньше? Разве не поэтому восстали ангелы?»
Росвита проснулась.
— Сестра, — послышался тихий голос. Теофану сидела возле нее на табурете. Она была, как всегда, невозмутима, хотя и очень бледна. Росвите почудилось, что по лицу принцессы промелькнула тень беспокойства, впрочем, возможно, она ошиблась: так быстро исчезло это выражение. — Я принесла вам вино и кашу… И еще новости.
— Позвольте я сперва поем, ваше высочество, — попросила Росвита. Что-то подсказывало ей, что новости Теофану не из тех, что стоит выслушивать на голодный желудок.
Росвита осмотрелась — она по-прежнему лежала на кровати, но уже в другой келье, стены которой были аккуратно побелены, и от этого помещение казалось странно пустым по сравнению с расписанной фресками палатой. Росвита перенесла лихорадку, монахини, наверное, и не надеялись, что она выживет, но она выкарабкалась. Когда ей стало получше, вероятно, ее перенесли в келью рядом с трапезной — сюда доносились аппетитные запахи.
Теофану терпеливо ждала, пока Росвита утолит голод. Она сидела, сложив руки на коленях, из окна на ее лицо падал луч света. Росвита поняла, что сейчас день. В монастыре святой Екатерины не происходило никаких важных событий, все дни походили один на другой, а из-за болезни Росвита совсем потеряла счет времени. Здесь, как и во всех других монастырях, утро начиналось с молитвы. Первой шла служба под названием Вигилии, затем Лауды, потом Примарии, после этого служили Терции, Сикстии и Ноны, вечером звучали Весперы, и заканчивался день Комплиниями. Так было всегда, и такой порядок будет повторяться до бесконечности.
Как только Росвита поела, Теофану забрала у нее миску и кубок, сняла с колен поднос и поставила все на пол. Она двигалась бесшумно, как и Аои в сновидениях Росвиты.
— Наверное, мне надо пойти к Айронхеду, если он пообещает взамен отпустить Адельхейд.
— Неужели все настолько безнадежно?
В полутемной келье Росвита не могла разглядеть выражение лица Теофану — сердится ли она или тревожится о будущем?
— Действительно, все обстоит хуже некуда. Аббатиса поделилась с нами припасами, но вы сами понимаете, что семьдесят пять человек и пятьдесят лошадей — слишком много для монастыря, где припасы рассчитаны на девять монахинь. Продовольствия осталось не больше чем на неделю. Если я сдамся в плен Айронхеду, вы сможете спокойно уйти, а монахиням не придется умирать от голода.
— Это благородный жест, ваше высочество. Но мы знаем, что за человек этот Айронхед. Навряд ли он станет вам хорошим мужем.
— Ничего, сестра, вы же знаете, я терпелива. Я не спорила с отцом, когда он заявил, что выдаст меня замуж за того, кого выберет он, или вообще отправит в монастырь. Айронхед — жесток и честолюбив. Но разве я отличаюсь от него? В душе я точно такая же, как и он. Лучше уж я стану его женой, чем буду ждать, пока мой отец снова женится и станет благоволить своим младшим детям, которых предпочтет мне.
— Эти слова я слышала во сне! Хотя мне казалось, их произносил другой голос…
Неужели Теофану покраснела?
— Прошу прощения, сестра. Мне не стоило говорить об этом. Меня посещают злые мысли.
— Потерпите еще немного, ваше высочество. Думаю, в горах Айронхеду трудно вести армию в триста человек.
— На это мы и рассчитывали. Но лорд Джон отнюдь не глуп и, боюсь, сумеет найти выход. Есть и другие новости. — Что-то в обычно спокойном и холодном голосе Теофану заставило Росвиту ужаснуться тому неизвестному, что еще могло произойти, пока она лежала в горячке. — Вы должны пойти со мной, сестра, и увидеть все собственными глазами. Я не уверена, что и в самом деле все это вижу.
Подобное заявление не прибавило ясности, но подстегнуло любопытство Росвиты и заставило ее подняться с кровати. Ее приятно удивило, что она может самостоятельно держаться на ногах, и колени уже почти не дрожат. Теофану позвала служанку, чтобы та помогла Росвите одеться. Выйдя из комнаты, они осторожно начали спускаться вниз по вырубленному в скале коридору и наконец оказались возле трапезной. Свет лился через окна, расположенные почти под самым потолком, и падал на единственный обеденный стол посреди комнаты. Для девяти монахинь и помещения, и стола было вполне достаточно, но никто не рассчитывал, что в поисках прибежища в монастырь придут больше полусотни человек. Здесь же стоял и ткацкий станок, над которым склонилась сестра Диоклетия. Заметив Теофану и Росвиту, она приветливо кивнула им и снова принялась связывать тонкие нити в сложный узор.
Из трапезной они вышли на террасу. Отсюда лагерь Айронхеда был виден как на ладони, слышался ритмичный стук молотков, раздавались отрывистые команды капитанов, проклятия и ругань солдат. Все эти звуки разносились эхом далеко вокруг, отражаясь от каменных стен. Ярко светило солнце, трудно было даже поверить, что сейчас зима, второй день после Сретенья.
Терраса находилась на выступе в южной части горы и представляла собой довольно просторную площадку. Сестра Теуда — самая тучная из всех монахинь — молола на ручной мельнице зерно. Рядом с ней выстроились несколько мешочков: в одних уже была мука, другие только дожидались своей очереди. Большую часть террасы занимал сад — здесь были проложены дорожки и устроены грядки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112