— Разумеется, именно Вулфер научил этому трюку всех «орлов». Ты этого не знала? — Ханна не знала, и король, должно быть, понял это по ее лицу и продолжил: — За это мой отец и возвысил Вулфера, сделав его своим доверенным лицом. Но мне известно и другое. Что ты видела?
— Сначала я видела женщину, как я поняла, это была принцесса Теофану, она допрашивала человека, который называл себя братом Херибертом. Насколько я знаю, он — тот самый Хериберт, сосланный вместе с епископом Антонией в Дарр на суд иерарха и исчезнувший вместе с ней. Мне стало интересно, что с ними произошло… — Она оборвала себя, вспомнив, чем закончилась эта встреча. Король молча ждал продолжения. — Принцесса Теофану сказала, что лорд Джон Айронхед хочет захватить королеву Адельхейд и что он провозгласил себя королем Аосты. — Генрих крякнул, словно его ударили в живот, но больше ничего не сказал. — Брат Хериберт сообщил, что недавно видел принца Сангланта… — Теперь Ханна полностью завладела вниманием короля, но ее это нисколько не радовало. — Но принцу что-то помешало последовать за ним. Хериберт сказал, что принц велел ему отправиться к вам, ваше величество. У него есть ребенок…
— У брата Хериберта есть ребенок?
— Нет, ваше величество, простите, я неправильно выразилась. Брат Хериберт сказал, что у принца Сангланта есть ребенок от Лиат. — Ханна замолчала, ожидая, что скажет король.
Генрих сузил глаза, так что они превратились в маленькие щелочки, и покачал головой:
— И за что Господь послал мне такого упрямого сына? Если бы я смог заполучить Адельхейд для него, оставалось бы лишь выгнать Айронхеда, потому что ребенок, подтверждающий его способность к деторождению, уже есть. — Через мгновение он вспомнил о Ханне и снова посмотрел на нее. Она встретилась с ним взглядом и поразилась, какого странного цвета у него глаза: карие с золотистыми и зеленоватыми искрами. — Что еще ты скажешь о моем сыне? Где он?
— Я не знаю, ваше величество. Я не видела, где происходило дело, и даже не поняла, говорят они в помещении или на улице. Но Хериберт сказал еще одно. Он сказал, что Лиат и ребенок — потомки…
В сад вошла епископ Констанция и направилась к брату.
— Потомки кого? — Генрих поднял глаза, увидел Констанцию и помахал ей, а потом снова перевел взгляд на Ханну.
— Это все, ваше величество. Больше я ничего не слышала. И я не уверена, что Вулфер не затоптал костер специально, чтобы я не узнала остального.
Генрих задумался, накручивая на палец толстое золотое ожерелье. Сейчас на нем не было королевских одежд — Ханна вообще редко видела, чтобы он надевал их. Обычно он одевался так же, как и большинство знатных вендийских Дворян. Генрих снял одно из своих колец и протянул Ханне.
Кольцо было очень красивым — светлый изумруд в оправе из золота, окруженный мелкими красными гранатами.
— Какие новости, брат? — спросила епископ Констанция, присаживаясь рядом с ним на скамью. — Судя по твоей улыбке, коту сегодня не досталось лакомых сливок.
— Я собирался отправиться в Вейланд, но на меня снизошло озарение при посредничестве этой «орлицы». Она отправится обратно к Сапиентии с двумя сотнями «львов» и пятьюдесятью всадниками. Они поедут на восток защищать приграничные земли. А я поеду на юг искать Теофану.
— На юг, в Аосту? Ты считаешь, это разумно, брат? Не лучше ли сначала установить мир с Конрадом Вейландским, а уже потом начинать эту экспедицию?
Лицо короля снова превратилось в каменную маску — Ханна знала, что в таком случае даже могущественные сестры короля не рискнут оспаривать его решение.
— Я считаю, нас ожидает много неожиданностей. Я просто уверен в этом.
НЕВИДИМЫЙ ПРИЛИВ
1
Наверное, к лучшему, что пришлось почти сразу выступить в поход — так его не мучили воспоминания. Прошагав под палящим летним солнцем несколько часов, выполнив свои обязанности по лагерю и поев, Алан валился с ног и спал без сновидений до самого утра. Генрих хорошо кормил своих солдат, понимая, что от голодной армии побед ждать не приходится. Каждый день «львы» ели хлеб, мясо и бобы, запивая элем или сидром.
За войском тянулись нищие, при виде которых у Алана сжималось сердце. Они просили милостыню, надеясь получить кусочек хлеба или глоток жидкой похлебки, мальчишки мечтали стать «львами» или хотя бы обрести некоторый опыт, ухаживая за лошадьми или чиня повозки. Иногда какой-нибудь «лев» даже ухитрялся протаскивать с собой подружку, хотя это и было запрещено правилами. Капитаны были строги: если кому-то слишком уж невтерпеж — может отправляться на все четыре стороны.
С кавалерией — другая история. Всадники передвигались медленнее пехоты, потому что тащили за собой, помимо всякого скарба, конюха, слугу, любовницу и мальчишку-оруженосца. И это у самых простых кавалеристов, у тех, что побогаче, и свита была намного больше.
Однажды ночью Алан чистил выгребную яму в компании Фолквина, когда увидел ее во второй раз. Женщина в одеянии послушницы стояла на коленях возле двух нищих, которые прибились к армии тремя днями раньше.
— Посмотри, — Алан пихнул Фолквина. — Ты ее видишь?
Женщина подавала воду хромому.
Фолквин, который прошлой ночью проиграл в кости рубашку, был в плохом настроении.
— Кого? — переспросил он, оглянувшись.
— Ту женщину…
Но она уже ушла, скользнув между повозок.
— Так ты все-таки ими интересуешься? — удивился Фолквин. — Я думал… — Горе зарычал, и Фолквин ударил себя по лбу. Он был добрым малым, но порой не следил за языком. — Прости. Я не хотел тебя обидеть.
— Да ничего. — Алан потрепал Горе по загривку, и тот улегся рядом с Яростью. — Ты не виноват. Но могу поклясться, что я ее знаю. И если я не ошибся, ей нечего делать в солдатском лагере.
— А кто она?
— Служанка моей же… — Алан оборвал себя, охваченный стыдом. — Нет, я, должно быть, все-таки ошибся.
— Вот что я тебе скажу, — предложил Фолквин. — Я отдежурю за тебя первый час, а ты пока походи и поищи ее. Тогда ты и поймешь, ошибся или нет. — Он оперся на лопату и продолжил: — Я, например, терпеть не могу, когда я не уверен в том, что я видел, — все время думаю об этом и ничего не могу с собой поделать. Сразу в голову лезет, что могло бы быть… И зачем я только бросил этот кубик?
Алан рассмеялся такому завершению.
— Зачем ты вообще взялся играть в кости?
— Не сыпь соль на рану, прошу тебя! — взмолился Фолквин. — Теперь и ты будешь мне читать нотации, как Инго?
— Нет, не как Инго. Думаю, я это буду делать по-своему. Разве не твоя тетя сшила тебе эту рубашку?
Фолквин застонал:
— О Господи! Смилуйся над несчастным грешником! Инго назвал меня бессовестным игроком. А теперь это! Бедная моя тетя! Как я смогу смотреть ей в глаза? Она обязательно узнает, как легкомысленно я отнесся к ее подарку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
— Сначала я видела женщину, как я поняла, это была принцесса Теофану, она допрашивала человека, который называл себя братом Херибертом. Насколько я знаю, он — тот самый Хериберт, сосланный вместе с епископом Антонией в Дарр на суд иерарха и исчезнувший вместе с ней. Мне стало интересно, что с ними произошло… — Она оборвала себя, вспомнив, чем закончилась эта встреча. Король молча ждал продолжения. — Принцесса Теофану сказала, что лорд Джон Айронхед хочет захватить королеву Адельхейд и что он провозгласил себя королем Аосты. — Генрих крякнул, словно его ударили в живот, но больше ничего не сказал. — Брат Хериберт сообщил, что недавно видел принца Сангланта… — Теперь Ханна полностью завладела вниманием короля, но ее это нисколько не радовало. — Но принцу что-то помешало последовать за ним. Хериберт сказал, что принц велел ему отправиться к вам, ваше величество. У него есть ребенок…
— У брата Хериберта есть ребенок?
— Нет, ваше величество, простите, я неправильно выразилась. Брат Хериберт сказал, что у принца Сангланта есть ребенок от Лиат. — Ханна замолчала, ожидая, что скажет король.
Генрих сузил глаза, так что они превратились в маленькие щелочки, и покачал головой:
— И за что Господь послал мне такого упрямого сына? Если бы я смог заполучить Адельхейд для него, оставалось бы лишь выгнать Айронхеда, потому что ребенок, подтверждающий его способность к деторождению, уже есть. — Через мгновение он вспомнил о Ханне и снова посмотрел на нее. Она встретилась с ним взглядом и поразилась, какого странного цвета у него глаза: карие с золотистыми и зеленоватыми искрами. — Что еще ты скажешь о моем сыне? Где он?
— Я не знаю, ваше величество. Я не видела, где происходило дело, и даже не поняла, говорят они в помещении или на улице. Но Хериберт сказал еще одно. Он сказал, что Лиат и ребенок — потомки…
В сад вошла епископ Констанция и направилась к брату.
— Потомки кого? — Генрих поднял глаза, увидел Констанцию и помахал ей, а потом снова перевел взгляд на Ханну.
— Это все, ваше величество. Больше я ничего не слышала. И я не уверена, что Вулфер не затоптал костер специально, чтобы я не узнала остального.
Генрих задумался, накручивая на палец толстое золотое ожерелье. Сейчас на нем не было королевских одежд — Ханна вообще редко видела, чтобы он надевал их. Обычно он одевался так же, как и большинство знатных вендийских Дворян. Генрих снял одно из своих колец и протянул Ханне.
Кольцо было очень красивым — светлый изумруд в оправе из золота, окруженный мелкими красными гранатами.
— Какие новости, брат? — спросила епископ Констанция, присаживаясь рядом с ним на скамью. — Судя по твоей улыбке, коту сегодня не досталось лакомых сливок.
— Я собирался отправиться в Вейланд, но на меня снизошло озарение при посредничестве этой «орлицы». Она отправится обратно к Сапиентии с двумя сотнями «львов» и пятьюдесятью всадниками. Они поедут на восток защищать приграничные земли. А я поеду на юг искать Теофану.
— На юг, в Аосту? Ты считаешь, это разумно, брат? Не лучше ли сначала установить мир с Конрадом Вейландским, а уже потом начинать эту экспедицию?
Лицо короля снова превратилось в каменную маску — Ханна знала, что в таком случае даже могущественные сестры короля не рискнут оспаривать его решение.
— Я считаю, нас ожидает много неожиданностей. Я просто уверен в этом.
НЕВИДИМЫЙ ПРИЛИВ
1
Наверное, к лучшему, что пришлось почти сразу выступить в поход — так его не мучили воспоминания. Прошагав под палящим летним солнцем несколько часов, выполнив свои обязанности по лагерю и поев, Алан валился с ног и спал без сновидений до самого утра. Генрих хорошо кормил своих солдат, понимая, что от голодной армии побед ждать не приходится. Каждый день «львы» ели хлеб, мясо и бобы, запивая элем или сидром.
За войском тянулись нищие, при виде которых у Алана сжималось сердце. Они просили милостыню, надеясь получить кусочек хлеба или глоток жидкой похлебки, мальчишки мечтали стать «львами» или хотя бы обрести некоторый опыт, ухаживая за лошадьми или чиня повозки. Иногда какой-нибудь «лев» даже ухитрялся протаскивать с собой подружку, хотя это и было запрещено правилами. Капитаны были строги: если кому-то слишком уж невтерпеж — может отправляться на все четыре стороны.
С кавалерией — другая история. Всадники передвигались медленнее пехоты, потому что тащили за собой, помимо всякого скарба, конюха, слугу, любовницу и мальчишку-оруженосца. И это у самых простых кавалеристов, у тех, что побогаче, и свита была намного больше.
Однажды ночью Алан чистил выгребную яму в компании Фолквина, когда увидел ее во второй раз. Женщина в одеянии послушницы стояла на коленях возле двух нищих, которые прибились к армии тремя днями раньше.
— Посмотри, — Алан пихнул Фолквина. — Ты ее видишь?
Женщина подавала воду хромому.
Фолквин, который прошлой ночью проиграл в кости рубашку, был в плохом настроении.
— Кого? — переспросил он, оглянувшись.
— Ту женщину…
Но она уже ушла, скользнув между повозок.
— Так ты все-таки ими интересуешься? — удивился Фолквин. — Я думал… — Горе зарычал, и Фолквин ударил себя по лбу. Он был добрым малым, но порой не следил за языком. — Прости. Я не хотел тебя обидеть.
— Да ничего. — Алан потрепал Горе по загривку, и тот улегся рядом с Яростью. — Ты не виноват. Но могу поклясться, что я ее знаю. И если я не ошибся, ей нечего делать в солдатском лагере.
— А кто она?
— Служанка моей же… — Алан оборвал себя, охваченный стыдом. — Нет, я, должно быть, все-таки ошибся.
— Вот что я тебе скажу, — предложил Фолквин. — Я отдежурю за тебя первый час, а ты пока походи и поищи ее. Тогда ты и поймешь, ошибся или нет. — Он оперся на лопату и продолжил: — Я, например, терпеть не могу, когда я не уверен в том, что я видел, — все время думаю об этом и ничего не могу с собой поделать. Сразу в голову лезет, что могло бы быть… И зачем я только бросил этот кубик?
Алан рассмеялся такому завершению.
— Зачем ты вообще взялся играть в кости?
— Не сыпь соль на рану, прошу тебя! — взмолился Фолквин. — Теперь и ты будешь мне читать нотации, как Инго?
— Нет, не как Инго. Думаю, я это буду делать по-своему. Разве не твоя тетя сшила тебе эту рубашку?
Фолквин застонал:
— О Господи! Смилуйся над несчастным грешником! Инго назвал меня бессовестным игроком. А теперь это! Бедная моя тетя! Как я смогу смотреть ей в глаза? Она обязательно узнает, как легкомысленно я отнесся к ее подарку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112