— Он толкнул Хериберта. — Ступай!
Ни один солдат не осмелился бы ослушаться такого тона. Даже клирик, который, в общем-то, не обязан был ему подчиняться, отправился в путь раньше, чем успел понять, что он, собственно говоря, делает.
Хериберт шел по тропинке, спотыкаясь и оскальзываясь на обледенелых камнях.
— Я не хочу оставлять вас, мой принц! — выкрикнул он, оглядываясь и, похоже, собираясь вернуться.
— Хериберт, — закричал Санглант, понимая, что никакие уговоры не помогут и надо взывать только к чувству долга. — Если правда, что Потерянные возвратятся с огнем и мечом, король Генрих должен об этом знать! А еще он должен знать, что моя дочь — праправнучка императора Тейлефера! Давай же, черт тебя побери! Иди!
Может, Генрих и не поверит в такую невероятную историю, но это не важно. Санглант был готов воспользоваться любой возможностью. Он дождался, пока Хериберт не скроется за поворотом тропинки, а потом повернулся и побежал обратно к Лиат и Блессинг. Джерна летела рядом, взволнованно пытаясь ухватить его за плечо, словно хотела заставить его вернуться назад, но он слишком торопился, чтобы выяснять, что ей нужно.
Всю свою сознательную жизнь Санглант провел, тренируя «драконов», нападая и защищаясь, ездя от одной границы к другой, чтобы защитить королевство отца от нападок воинственных соседей. Он привык действовать и сейчас чувствовал себя так, словно пробудился от долгого сна.
— Лиат! — крикнул он, выбегая на поляну перед домом. Здесь расцветали цветы, шелестели деревья, красотой это место могло бы поспорить с райским садом.
Если бы не кровь на земле.
Эйкийская собака лежала возле дома с перерезанным горлом, ее зеленоватая кровь впитывалась в землю.
Анна ждала его, спокойно стоя у двери и сложив руки на груди, как ее тезка, святая Анна Миротворящая, — Санглант однажды видел ее изображение в одной из часовен императора Тейлефера в Отуне. Гончая сидела рядом, слизывая с шерсти зеленоватую кровь эйкийской собаки. При виде Сангланта она заворчала, но Анна успокоила ее, положив ей руку на голову.
— Брат Хериберт рискнул воспользоваться шансом, — произнесла она. — Но я надеялась, что и ты попытаешься бежать.
Он выругался такими словами, что она вначале даже не поняла, но потом усмехнулась и сказала:
— Разумеется, ты прав. Но неужели ты думал, что сможешь перехитрить нас? Дэймоны служат мне и выполняют мои приказы. Ты больше не сможешь найти ту тропу. Я не рассчитывала на твою верность жене и ребенку, хотя этого следовало ожидать — собаки всегда защищают своих до последнего вздоха.
Он лишь покосился на труп эйкийской собаки — своего последнего и самого верного друга.
— Она не хотела нас впускать. Сестра Зоя справилась с ней и унесла Блессинг в башню. Брат Северус увел лошадь. Лиат до сих пор спит, потому что ни у кого из нас не хватит силы, чтобы перенести ее, а слуги слишком бесплотны для этого.
— Анна шагнула в сторону, давая ему пройти. Санглант попытался выхватить меч, но едва он коснулся рукоятки, как его окружили слуги, и принцу не удалось даже вытащить оружие из ножен.
— Она не предназначена для этого мира, принц Санглант. Разве мы не говорили тебе, что ее осудил совет во главе с твоим отцом? Нет? Поэтому она живет здесь и учится искусству математики. Ты можешь покинуть нас, я позволю тебе уйти, но только тебе.
Нет уж, о нем никто не скажет, что он не сражался до последнего вздоха. Война так война.
Санглант прошел мимо Анны в дом, взял жену на руки и, не произнеся больше ни слова, зашагал в Верну.
5
Часовня в Отуне, построенная при Тейлефере, была самым красивым зданием, которое видела Ханна. Колонны и стены были сложены из белых и темных камней, свет проходил через высокие стрельчатые окна, освещая всю часовню. За ней располагался странноприимный дом, откуда за церемонией наблюдали слуги, и Ханна в их числе.
Часовня была одновременно и гробницей Тейлефера, искусно вырезанная из камня статуя императора, впрочем, не могла соперничать со скульптурой, изображавшей графа Лавастина в церкви замка Лавас. Каменное одеяние статуи украшали драгоценные камни, а в руках каменный Тейлефер держал золотую корону, тоже украшенную драгоценными камнями: лазуритом, сапфирами, сердоликами, рубинами, изумрудами и сардониксом. Со стен, расписанных фресками, смотрели святые. Но собравшиеся в часовне смотрели не на святых.
— Нет! — воскликнула Таллия и бросилась к ногам короля, обхватив их тонкими руками. — Прошу вас, дядя, если вы меня хоть немного любите, не оставляйте меня здесь с моей матерью! — Ее рыдания эхом разносились по часовне.
Если бы сцена не была такой непристойной, Ханна рассмеялась бы при виде выражения лица Генриха. Он редко позволял себе столь открыто выражать собственные чувства.
— Умоляю тебя, Констанция, — обратился Генрих с сестре, — избавь меня от нее, если можешь. Я вверяю ее твоим заботам.
Епископ Констанция обладала сдержанностью, дарованной лишь людям с чистой совестью. Если она и испытывала отвращение при виде Таллии, как Генрих, то умело это скрывала.
— Таллия, — произнесла она, положив руку на плечо девушки. — Тебе нужно научиться владеть собой. Тут ты находишься под моим покровительством. И если твоя мать приходит сюда молиться, то это ее собственная воля. Как я слышала, ты оставила Кведлинхейм и отказалась от брака с уважаемым человеком: Теперь ты останешься в Отуне до тех пор, пока мы не решим, как с тобой поступить.
— Умоляю вас, не оставляйте меня здесь с матерью! — Таллия вцепилась в ноги Генриха, ее рыдания не смолкали.
Ханна лишь надеялась, что среди «львов», стоящих на страже, сейчас нет Алана, ему бы не понравилась эта унизительная сцена.
Генрих с трудом удерживал равновесие — Таллия не отпускала его ноги. Но король сделал знак слугам, и они открыли огромные двери.
С того места, где стояла Ханна, дверей не было видно, но она почувствовала свежий летний ветер, а потом увидела, как в часовню вошли дамы, дворяне и сама госпожа, которую сопровождала эта свита. В ее темных волосах виднелась седина, на шее сверкало золотое ожерелье. Сабела прошла вперед, удостоив епископа Констанцию, чьей узницей, в сущности, она являлась, лишь небольшим кивком.
— Боже мой. Неужели и впрямь моя дочь валяется на полу, как нищенка, вымаливающая подаяние? Вижу, время нисколько ее не изменило. — Она слегка улыбнулась брату. — Я слышала, что моя мачеха умерла, Генрих. Мне очень жаль. Она всегда хорошо ко мне относилась, хотя и отдала своим детям то, что по праву принадлежало мне. Ты выглядишь усталым, брат. Я слышала, что у нас сегодня вечером пир?
Таллия снова разразилась истерическими рыданиями, словно ее собирались убить. Она с новой силой вцепилась Генриху в ноги, так что тот покачнулся и едва не упал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Ни один солдат не осмелился бы ослушаться такого тона. Даже клирик, который, в общем-то, не обязан был ему подчиняться, отправился в путь раньше, чем успел понять, что он, собственно говоря, делает.
Хериберт шел по тропинке, спотыкаясь и оскальзываясь на обледенелых камнях.
— Я не хочу оставлять вас, мой принц! — выкрикнул он, оглядываясь и, похоже, собираясь вернуться.
— Хериберт, — закричал Санглант, понимая, что никакие уговоры не помогут и надо взывать только к чувству долга. — Если правда, что Потерянные возвратятся с огнем и мечом, король Генрих должен об этом знать! А еще он должен знать, что моя дочь — праправнучка императора Тейлефера! Давай же, черт тебя побери! Иди!
Может, Генрих и не поверит в такую невероятную историю, но это не важно. Санглант был готов воспользоваться любой возможностью. Он дождался, пока Хериберт не скроется за поворотом тропинки, а потом повернулся и побежал обратно к Лиат и Блессинг. Джерна летела рядом, взволнованно пытаясь ухватить его за плечо, словно хотела заставить его вернуться назад, но он слишком торопился, чтобы выяснять, что ей нужно.
Всю свою сознательную жизнь Санглант провел, тренируя «драконов», нападая и защищаясь, ездя от одной границы к другой, чтобы защитить королевство отца от нападок воинственных соседей. Он привык действовать и сейчас чувствовал себя так, словно пробудился от долгого сна.
— Лиат! — крикнул он, выбегая на поляну перед домом. Здесь расцветали цветы, шелестели деревья, красотой это место могло бы поспорить с райским садом.
Если бы не кровь на земле.
Эйкийская собака лежала возле дома с перерезанным горлом, ее зеленоватая кровь впитывалась в землю.
Анна ждала его, спокойно стоя у двери и сложив руки на груди, как ее тезка, святая Анна Миротворящая, — Санглант однажды видел ее изображение в одной из часовен императора Тейлефера в Отуне. Гончая сидела рядом, слизывая с шерсти зеленоватую кровь эйкийской собаки. При виде Сангланта она заворчала, но Анна успокоила ее, положив ей руку на голову.
— Брат Хериберт рискнул воспользоваться шансом, — произнесла она. — Но я надеялась, что и ты попытаешься бежать.
Он выругался такими словами, что она вначале даже не поняла, но потом усмехнулась и сказала:
— Разумеется, ты прав. Но неужели ты думал, что сможешь перехитрить нас? Дэймоны служат мне и выполняют мои приказы. Ты больше не сможешь найти ту тропу. Я не рассчитывала на твою верность жене и ребенку, хотя этого следовало ожидать — собаки всегда защищают своих до последнего вздоха.
Он лишь покосился на труп эйкийской собаки — своего последнего и самого верного друга.
— Она не хотела нас впускать. Сестра Зоя справилась с ней и унесла Блессинг в башню. Брат Северус увел лошадь. Лиат до сих пор спит, потому что ни у кого из нас не хватит силы, чтобы перенести ее, а слуги слишком бесплотны для этого.
— Анна шагнула в сторону, давая ему пройти. Санглант попытался выхватить меч, но едва он коснулся рукоятки, как его окружили слуги, и принцу не удалось даже вытащить оружие из ножен.
— Она не предназначена для этого мира, принц Санглант. Разве мы не говорили тебе, что ее осудил совет во главе с твоим отцом? Нет? Поэтому она живет здесь и учится искусству математики. Ты можешь покинуть нас, я позволю тебе уйти, но только тебе.
Нет уж, о нем никто не скажет, что он не сражался до последнего вздоха. Война так война.
Санглант прошел мимо Анны в дом, взял жену на руки и, не произнеся больше ни слова, зашагал в Верну.
5
Часовня в Отуне, построенная при Тейлефере, была самым красивым зданием, которое видела Ханна. Колонны и стены были сложены из белых и темных камней, свет проходил через высокие стрельчатые окна, освещая всю часовню. За ней располагался странноприимный дом, откуда за церемонией наблюдали слуги, и Ханна в их числе.
Часовня была одновременно и гробницей Тейлефера, искусно вырезанная из камня статуя императора, впрочем, не могла соперничать со скульптурой, изображавшей графа Лавастина в церкви замка Лавас. Каменное одеяние статуи украшали драгоценные камни, а в руках каменный Тейлефер держал золотую корону, тоже украшенную драгоценными камнями: лазуритом, сапфирами, сердоликами, рубинами, изумрудами и сардониксом. Со стен, расписанных фресками, смотрели святые. Но собравшиеся в часовне смотрели не на святых.
— Нет! — воскликнула Таллия и бросилась к ногам короля, обхватив их тонкими руками. — Прошу вас, дядя, если вы меня хоть немного любите, не оставляйте меня здесь с моей матерью! — Ее рыдания эхом разносились по часовне.
Если бы сцена не была такой непристойной, Ханна рассмеялась бы при виде выражения лица Генриха. Он редко позволял себе столь открыто выражать собственные чувства.
— Умоляю тебя, Констанция, — обратился Генрих с сестре, — избавь меня от нее, если можешь. Я вверяю ее твоим заботам.
Епископ Констанция обладала сдержанностью, дарованной лишь людям с чистой совестью. Если она и испытывала отвращение при виде Таллии, как Генрих, то умело это скрывала.
— Таллия, — произнесла она, положив руку на плечо девушки. — Тебе нужно научиться владеть собой. Тут ты находишься под моим покровительством. И если твоя мать приходит сюда молиться, то это ее собственная воля. Как я слышала, ты оставила Кведлинхейм и отказалась от брака с уважаемым человеком: Теперь ты останешься в Отуне до тех пор, пока мы не решим, как с тобой поступить.
— Умоляю вас, не оставляйте меня здесь с матерью! — Таллия вцепилась в ноги Генриха, ее рыдания не смолкали.
Ханна лишь надеялась, что среди «львов», стоящих на страже, сейчас нет Алана, ему бы не понравилась эта унизительная сцена.
Генрих с трудом удерживал равновесие — Таллия не отпускала его ноги. Но король сделал знак слугам, и они открыли огромные двери.
С того места, где стояла Ханна, дверей не было видно, но она почувствовала свежий летний ветер, а потом увидела, как в часовню вошли дамы, дворяне и сама госпожа, которую сопровождала эта свита. В ее темных волосах виднелась седина, на шее сверкало золотое ожерелье. Сабела прошла вперед, удостоив епископа Констанцию, чьей узницей, в сущности, она являлась, лишь небольшим кивком.
— Боже мой. Неужели и впрямь моя дочь валяется на полу, как нищенка, вымаливающая подаяние? Вижу, время нисколько ее не изменило. — Она слегка улыбнулась брату. — Я слышала, что моя мачеха умерла, Генрих. Мне очень жаль. Она всегда хорошо ко мне относилась, хотя и отдала своим детям то, что по праву принадлежало мне. Ты выглядишь усталым, брат. Я слышала, что у нас сегодня вечером пир?
Таллия снова разразилась истерическими рыданиями, словно ее собирались убить. Она с новой силой вцепилась Генриху в ноги, так что тот покачнулся и едва не упал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112