Он сумел погубить их всех, справедливость свершилась, и мир стал лучше.
Поздравляю…
Какой смысл упрекать себя? Иного смысла в его существовании не было, нет и теперь уже никогда не будет.
Гленниан стала бы спорить… «Еще молод… умен… голой сил… столько мог бы сделать…» Тредэйн словно наяву слышал ее мелодичный голос.
Он не хотел ни слушать его, ни думать о самой девушке. Он вообще не хотел думать. Мысли травили душу.
Пора с этим кончать.
Это желание, понял Тредэйн, потихоньку росло в темноте его сознания уже несколько недель. До сих пор оно ни разу не пробивалась на поверхность, но теперь созрело, и он готов был принять его.
Самое время.
До сих пор Ксилиил объявлялся, когда хотел сам. Тредэйн всего один раз вызывал Сознающего. Пора сделать это снова.
В прошлый раз, в мастерской Юруна, его разум черпал силу в отчаянии. Сейчас, чтобы сосредоточиться, ему приходилось полагаться только на свой опыт и решимость.
Губы уже произносили нужные слова. Отцовский кабинет казался по-прежнему пустым, но Тредэйн ощущал невидимое, холодное присутствие Ксилиила. По спине прошел озноб, волоски на руках встали дыбом. Тредэйн не знал, почему Сознающий на сей раз вздумал скрыть свой облик, но кто может понять мысли подобного создания?
Он и не хотел понимать. Главное — чтобы его услышали.
— Великий Ксилиил, — по давней привычке заговорил вслух Тредэйн. — Я вызвал тебя, чтобы сообщить, что готов. Я сделал все, что хотел, и готов передать себя тебе.
Ни намека на ответ, однако, Тредэйн уловил любопытство, вспыхнувшее в сознании Ксилиила, и понял, что должен объясниться.
— Моя цель достигнута, моя задача исполнена. Мне не осталось ничего, кроме воспоминаний и мучительного ожидания. Я предпочитаю покончить с ними побыстрей.
Не было сомнений, что Сущий Ксилиил здесь и внимательно слушает, однако он молчал.
Тредэйу вдруг захотелось открыться перед этим молчаливым слушателем.
— Все это было бессмысленно, — признался он. — Я добился того, к чему стремился, я восстановил равновесие — «равновесие», слово не хуже других — и ждал, что все изменится. Но все было впустую. Я победил — и проиграл.
Ксилиил не отвечал, но Тредэйн продолжал:
— Я думаю, что сделал кое-что хорошее, хоть это и вышло случайно. Но все равно я не получил того, чего ожидал и хотел. Ни покоя, ни отдыха, ни удовлетворения. Только сомнения, раскаяние и вечное отвращение к себе.
Он прислушался, ожидая ответа. Молчание. Но Ксилиил был здесь и слушал его.
— Впрочем, это не твоя забота. Ты дал мне то, что обещал, и я готов платить. У меня ничего не осталось, и я очень устал. Забирай меня. Мы слишком долго тянули.
Ответа не была. Пустота.
— Ксилиил!
Ничего: Чутье подсказало Тредэйну, что гость удалился.
— Гленниан, можно тебя на два слова? — попросил Пфиссиг.
Девушка подавила вздох. Меньше всего на свете ей хотелось разговаривать с молодым Квисельдом, но рано или поздно все равно придется. Почему бы и не сейчас?
— Не присесть ли нам?
— Присядем, — еще неохотнее согласилась Гленниан. Терпеть его присутствие в музыкальной комнате было так же трудно, как и всегда, но теперь можно было утешаться тем, что это уже не надолго.
Они уселись в кресла под высоким окном. Пфиссиг подготовился к встрече, отметила Гленниан. Нацепил оранжевый галстук-бант, который только подчеркивал красноту щек и вечно сопливого носа. Девушка наморщила собственный носик. Еще и надушился, к тому же слишком сладкими духами. Она задумалась, не будет ли слишком невежливо, если она отсядет подальше.
— Ты прекрасно выглядишь, дорогая. Такой… довольной, — аккуратно сложив на коленях маленькие ручки, Пфиссиг улыбнулся.
Чему это он так радуется? Гленниан скрыла беспокойство, и только холодно подняла брови.
— Конечно, у тебя есть все основания, — Пфиссиг выжидательно посмотрел на нее, но ответа не последовало. — Как мне дали понять некоторые доброжелатели, ты подала дрефу Лиссиду прошение о передаче тебе дома Квисельдов.
Дома ЛиТарнгравов! Вслух Гленниан ответила:
— Да, Пфиссиг, подала.
— И просила также о возвращении определенных сумм, конфискованных Белым Трибуналом и переданных Дремпи Квисельду после казни твоего отца?
— Незаконной казни…
— Разумеется… Так просила?
— Да.
И как он умудряется всегда обо всем вызнать?
— И вероятнее всего, ответ будет положительным?
— Думаю, что так.
— И я тоже. Не удивительно, что ты последнее время выглядишь такой довольной. Ты снова богатая наследница! Позволь заверить, что я искренне рад за тебя.
— Благодарю.
Гленниан заметила на его губах усмешку, и в ней шевельнулась сочувствие. В конце концов, его можно пожалеть.
— Послушай, Пфиссиг. Я понимаю, как тебе, должно быть, тяжело. Хочу тебе сказать, что я собираюсь сделать все, что в моих силах, чтобы помочь тебе устроиться.
Ей пришло в голову пообещать, что он может навсегда остаться в доме ЛиТарнгравов, но это было бы уже слишком. Она и возвращением наследства-то занялась в первую очередь ради того, чтобы избавиться от Пфиссига. А вот деньги предложить можно. Приличную сумму наличными сразу или постоянный доход, как ему больше понравится.
— Ты не будешь нуждаться, — пообещала Гленниан.
— Ты так великодушна! Так милосердна. Совсем как мой отец все эти годы.
А вот об отце бы лучше молчал. Как ты смеешь вспоминать при мне этого подлого лицемера? Слова готовы были сорваться с языка, но Гленниан промолчала. Пфиссиг и так многого лишился, а скоро и вовсе останется ни с чем, а ведь он ни в чем не виноват. Не стоило его обижать. Гленниан задумалась в поисках вежливого ответа, но это оказалось ни к чему, потому что Пфиссиг еще не закончил.
— Все эти годы… — с грустью в голосе повторил он. — Ты не задумывалась, Гленниан, сколько лет мы знаем друг друга? Мы росли вместе, в одном доме. А в последние годы благодаря, капризу фортуны мы стали еще ближе, между нами возникла нежная привязанность, словно мы родные друг другу.
— Угу… — Гленниан нахмурилась. Недоверие и ненависть, словно мы кровные враги — это было бы ближе к истине.
— Однако в последнее время, — доверительно признался Пфиссиг, — я испытываю к тебе чувства более глубокие, сильные и сложные, чем обычная братская любовь. Скажу короче: это чувства верного поклонника, который больше всего на свете желал бы видеть тебя своей женой.
Женой?! Да не ослышалась ли она?
— Дражайшая Гленниан, согласишься ли ты сделать меня счастливейшим из смертных?
Не ослышалась… Да что это — шутка? Или он сошел с ума? Не настолько же он глуп, чтобы не заметить, как она всю жизнь его терпеть не могла? Что за странную игру он затеял?
Не зная, сердиться или смеяться, Гленниан уставилась на «влюбленного». Непохоже, чтобы он шутил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
Поздравляю…
Какой смысл упрекать себя? Иного смысла в его существовании не было, нет и теперь уже никогда не будет.
Гленниан стала бы спорить… «Еще молод… умен… голой сил… столько мог бы сделать…» Тредэйн словно наяву слышал ее мелодичный голос.
Он не хотел ни слушать его, ни думать о самой девушке. Он вообще не хотел думать. Мысли травили душу.
Пора с этим кончать.
Это желание, понял Тредэйн, потихоньку росло в темноте его сознания уже несколько недель. До сих пор оно ни разу не пробивалась на поверхность, но теперь созрело, и он готов был принять его.
Самое время.
До сих пор Ксилиил объявлялся, когда хотел сам. Тредэйн всего один раз вызывал Сознающего. Пора сделать это снова.
В прошлый раз, в мастерской Юруна, его разум черпал силу в отчаянии. Сейчас, чтобы сосредоточиться, ему приходилось полагаться только на свой опыт и решимость.
Губы уже произносили нужные слова. Отцовский кабинет казался по-прежнему пустым, но Тредэйн ощущал невидимое, холодное присутствие Ксилиила. По спине прошел озноб, волоски на руках встали дыбом. Тредэйн не знал, почему Сознающий на сей раз вздумал скрыть свой облик, но кто может понять мысли подобного создания?
Он и не хотел понимать. Главное — чтобы его услышали.
— Великий Ксилиил, — по давней привычке заговорил вслух Тредэйн. — Я вызвал тебя, чтобы сообщить, что готов. Я сделал все, что хотел, и готов передать себя тебе.
Ни намека на ответ, однако, Тредэйн уловил любопытство, вспыхнувшее в сознании Ксилиила, и понял, что должен объясниться.
— Моя цель достигнута, моя задача исполнена. Мне не осталось ничего, кроме воспоминаний и мучительного ожидания. Я предпочитаю покончить с ними побыстрей.
Не было сомнений, что Сущий Ксилиил здесь и внимательно слушает, однако он молчал.
Тредэйу вдруг захотелось открыться перед этим молчаливым слушателем.
— Все это было бессмысленно, — признался он. — Я добился того, к чему стремился, я восстановил равновесие — «равновесие», слово не хуже других — и ждал, что все изменится. Но все было впустую. Я победил — и проиграл.
Ксилиил не отвечал, но Тредэйн продолжал:
— Я думаю, что сделал кое-что хорошее, хоть это и вышло случайно. Но все равно я не получил того, чего ожидал и хотел. Ни покоя, ни отдыха, ни удовлетворения. Только сомнения, раскаяние и вечное отвращение к себе.
Он прислушался, ожидая ответа. Молчание. Но Ксилиил был здесь и слушал его.
— Впрочем, это не твоя забота. Ты дал мне то, что обещал, и я готов платить. У меня ничего не осталось, и я очень устал. Забирай меня. Мы слишком долго тянули.
Ответа не была. Пустота.
— Ксилиил!
Ничего: Чутье подсказало Тредэйну, что гость удалился.
— Гленниан, можно тебя на два слова? — попросил Пфиссиг.
Девушка подавила вздох. Меньше всего на свете ей хотелось разговаривать с молодым Квисельдом, но рано или поздно все равно придется. Почему бы и не сейчас?
— Не присесть ли нам?
— Присядем, — еще неохотнее согласилась Гленниан. Терпеть его присутствие в музыкальной комнате было так же трудно, как и всегда, но теперь можно было утешаться тем, что это уже не надолго.
Они уселись в кресла под высоким окном. Пфиссиг подготовился к встрече, отметила Гленниан. Нацепил оранжевый галстук-бант, который только подчеркивал красноту щек и вечно сопливого носа. Девушка наморщила собственный носик. Еще и надушился, к тому же слишком сладкими духами. Она задумалась, не будет ли слишком невежливо, если она отсядет подальше.
— Ты прекрасно выглядишь, дорогая. Такой… довольной, — аккуратно сложив на коленях маленькие ручки, Пфиссиг улыбнулся.
Чему это он так радуется? Гленниан скрыла беспокойство, и только холодно подняла брови.
— Конечно, у тебя есть все основания, — Пфиссиг выжидательно посмотрел на нее, но ответа не последовало. — Как мне дали понять некоторые доброжелатели, ты подала дрефу Лиссиду прошение о передаче тебе дома Квисельдов.
Дома ЛиТарнгравов! Вслух Гленниан ответила:
— Да, Пфиссиг, подала.
— И просила также о возвращении определенных сумм, конфискованных Белым Трибуналом и переданных Дремпи Квисельду после казни твоего отца?
— Незаконной казни…
— Разумеется… Так просила?
— Да.
И как он умудряется всегда обо всем вызнать?
— И вероятнее всего, ответ будет положительным?
— Думаю, что так.
— И я тоже. Не удивительно, что ты последнее время выглядишь такой довольной. Ты снова богатая наследница! Позволь заверить, что я искренне рад за тебя.
— Благодарю.
Гленниан заметила на его губах усмешку, и в ней шевельнулась сочувствие. В конце концов, его можно пожалеть.
— Послушай, Пфиссиг. Я понимаю, как тебе, должно быть, тяжело. Хочу тебе сказать, что я собираюсь сделать все, что в моих силах, чтобы помочь тебе устроиться.
Ей пришло в голову пообещать, что он может навсегда остаться в доме ЛиТарнгравов, но это было бы уже слишком. Она и возвращением наследства-то занялась в первую очередь ради того, чтобы избавиться от Пфиссига. А вот деньги предложить можно. Приличную сумму наличными сразу или постоянный доход, как ему больше понравится.
— Ты не будешь нуждаться, — пообещала Гленниан.
— Ты так великодушна! Так милосердна. Совсем как мой отец все эти годы.
А вот об отце бы лучше молчал. Как ты смеешь вспоминать при мне этого подлого лицемера? Слова готовы были сорваться с языка, но Гленниан промолчала. Пфиссиг и так многого лишился, а скоро и вовсе останется ни с чем, а ведь он ни в чем не виноват. Не стоило его обижать. Гленниан задумалась в поисках вежливого ответа, но это оказалось ни к чему, потому что Пфиссиг еще не закончил.
— Все эти годы… — с грустью в голосе повторил он. — Ты не задумывалась, Гленниан, сколько лет мы знаем друг друга? Мы росли вместе, в одном доме. А в последние годы благодаря, капризу фортуны мы стали еще ближе, между нами возникла нежная привязанность, словно мы родные друг другу.
— Угу… — Гленниан нахмурилась. Недоверие и ненависть, словно мы кровные враги — это было бы ближе к истине.
— Однако в последнее время, — доверительно признался Пфиссиг, — я испытываю к тебе чувства более глубокие, сильные и сложные, чем обычная братская любовь. Скажу короче: это чувства верного поклонника, который больше всего на свете желал бы видеть тебя своей женой.
Женой?! Да не ослышалась ли она?
— Дражайшая Гленниан, согласишься ли ты сделать меня счастливейшим из смертных?
Не ослышалась… Да что это — шутка? Или он сошел с ума? Не настолько же он глуп, чтобы не заметить, как она всю жизнь его терпеть не могла? Что за странную игру он затеял?
Не зная, сердиться или смеяться, Гленниан уставилась на «влюбленного». Непохоже, чтобы он шутил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118