Хочешь объяснять коменданту, как мы упустили обоих ?
— К тому же, — весело и услужливо вмешался третий, — если оставить его в холодной камере, он сам собой загнется после купания в холодной водичке и угриных зубов. И никаких вопросов, все довольны.
— Мысль неплохая.
— А я говорю, рискованно.
Дальше Тред уже не разбирал слов, голоса слились в неразборчивый гул, и, погружаясь в беспамятство, он уловил только обрывок последней фразы:
— …остается от него избавиться.
Как видно, сторонники умеренности восторжествовали над любителями крайних мер, потому что очнулся он в крошечной камере. Пустым взглядом он обвел покрытые плесенью стены, щербатую дубовую дверь, каменный пол. Сквозь вмонтированную в потолок решетку проникал слабый свет. Неподвижный, застоявшийся воздух говорил, что люк выходил не на улицу, а во внутренние помещения. В камере не было ничего, кроме охапки соломы, на которой он и лежал.
Мальчик сел. Одежда была мокрой. Он смутно удивился этому обстоятельству. Очень странно. Может быть, объяснение найдется за дверью? Осторожно поднявшись, он обнаружил, что плохо держится на ногах, но все же добрался до двери и толкнул ее. Заперта. Непонятно почему. Недоразумение? Он долго звал и стучал, но никто не пришел, и он наконец оставил это занятие. Он был изрядно озадачен, но в целом спокоен.
Только немного тревожили лениво ворочавшиеся в голове вопросы. Пустая память не давала ответов. И он с удивлением понял, что совершенно не представляет, кто он такой, где находится, как здесь оказался и почему.
7
— Утренние сводки включают полный отчет о беспорядках, происшедших этой ночью в крепости Нул, — сообщил Гнас ЛиГарвол двенадцати судьям Белого Трибунала. — Из отчета следует, что заключенные, недовольные состоянием соломенных подстилок вследствие недавнего наводнения, захватили четверых стражников и заперлись в столовой, требуя письменных гарантий улучшения условий жизни от коменданта крепости. Естественно, их требования были отвергнуты, после чего они перерезали горло одному из заложников. Далее офицеры крепости взломали двери столовой. В последовавшей стычке погибли остальные заложники, еще один стражник и десять преступников. Порядок был восстановлен вскоре после восхода солнца.
ЛиГарвол обвел собравшихся взглядом. Их лица были бесстрастны, но на двух или трех угадывались признаки беспокойства и даже сомнения — первые приметы морального разложения. Козни Злотворных, даже здесь, в твердыне Белого Трибунала. Среди его подчиненных тоже есть подверженные дурному влиянию. Приходится пристально следить за ними и обращаться с особой осторожностью. Под строгим руководством они еще могут удержаться на верном пути. Однако два или три случая внушали судье серьезные опасения.
Например, судья Фени ЛиРобстат. Этот не может скрыть неуверенности и полон сомнений. Словно торопясь подтвердить мнение верховного судьи, ЛиРобстат сказал:
— Бунты участились и становятся все более жестокими. Это весьма неприятно. Возможно, следует восстановить в должности прежнего коменданта.
— Невозможно, — судья ЛиГарвол обжег взглядом заблудшего подчиненного. — Прежний комендант числится среди погибших заложников.
— Жаль, — ЛиРобстат опустил глаза.
— Горожане встревожены, — мрачно заметил судья Эрцль Гурскорт, второй из ненадежных членов коллегии. — Они требуют расследования, призывают к реформам.
— Кто «они»? — переспросил ЛиГарвол.
— Горожане, — настойчиво повторил Гурскорт. — Городской совет прислал письменный запрос. И из дворца дрефа неофициально интересовались. Когда новости о последних событиях распространятся по городу…
— Этого нельзя допустить, — прервал его Гнас ЛиГарвол. — Распространение слухов, которые могут разжечь костер недоверия среди людей, есть безответственность, граничащая с изменой. Простые горожане нуждаются в руководстве и твердой дисциплине. Прежде всего им нужна простота и ясность, твердые законы и правила. И наш Трибунал обязан обеспечить им это.
Не все члены Трибунала справлялись с данной обязанностью. Кое-кто из них выказывал достойные сожаления колебания. ЛиРобстат, Гурскорт… а, вот еще и этот непоследовательный человек, судья Зив ЛиДейнлер, решил пощеголять своей глупостью.
— Возможно, это дело заслуживает расследования, — предложил он. — Некоторые мелкие послабления и уступки, сами по себе незначительные, обеспечат спокойствие и заставят замолчать недовольных.
Гнас ЛиГарвол не дал воли гневу. Подобное не к лицу верному служителю Автонна. Он помедлил с минуту, выжидая, пока недостойное чувство сменится глубоким презрением, когда же он заговорил снова, в его голосе звучало только холодное недоумение.
— Предложение нашего соратника огорчает меня, — признался он и увидел, как застывают в маске страха лица собравшихся. ЛиДейнлер замер в своем кресле. — Я с удивлением и грустью вижу, что среди членов Трибунала находятся сторонники попустительства. Подобная уступчивость хуже слабости. Это оскорбление Автонна, насмешка над Его справедливостью. Заключенные крепости Нул — воры, убийцы, бродяги, преступники всех мастей — заслужили наказание, которого не отбудут и за тысячу жизней, и все же Автонн в своем величайшем милосердии дарует им надежду на спасение. Трудом и страданием они могут загладить вину за свои прежние злодеяния. Несколько избранных среди них могут даже, путем долгих жертв и мученичества, прийти к возрождению. Снисходительность, уступки, поблажки — все, что легкомысленным невеждам кажется милосердием — лишает их этой надежды. Не смертным вторгаться в божественные замыслы Автонна. Что касается последних беспорядков, наш долг совершенно ясен. Следует выявить и покарать зачинщиков, принять дисциплинарные меры относительно остальных заключенных, а нынешнему коменданту крепости следует внушить, что управление тюрьмой должно осуществлять со всей твердостью, иначе ему не избежать судьбы своего предшественника. Эта кажущаяся суровость, хотя, без сомнения, и вызовет раздражение заключенных, в сущности является истинным милосердием. Надеюсь, все мы согласны в этом?
Никто не возразил. Судьи, при всем своем несовершенстве, оказались способны признать Великую Истину, высказанную им в лицо. Гнас ЛиГарвол отложил в сторону донесение из крепости Нул и перешел к следующему вопросу.
* * *
К несчастью, память вернулась. Инстинкт самосохранения подсказывал Треду, что воспоминания не принесут ему радости, но все же они возвращались. Медленно, неуверенно, преодолевая серьезное сопротивление, но через полгода он помнил все с беспощадной ясностью.
Какое-то время от воспоминаний не было спасения. Одно было особенно настойчиво:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
— К тому же, — весело и услужливо вмешался третий, — если оставить его в холодной камере, он сам собой загнется после купания в холодной водичке и угриных зубов. И никаких вопросов, все довольны.
— Мысль неплохая.
— А я говорю, рискованно.
Дальше Тред уже не разбирал слов, голоса слились в неразборчивый гул, и, погружаясь в беспамятство, он уловил только обрывок последней фразы:
— …остается от него избавиться.
Как видно, сторонники умеренности восторжествовали над любителями крайних мер, потому что очнулся он в крошечной камере. Пустым взглядом он обвел покрытые плесенью стены, щербатую дубовую дверь, каменный пол. Сквозь вмонтированную в потолок решетку проникал слабый свет. Неподвижный, застоявшийся воздух говорил, что люк выходил не на улицу, а во внутренние помещения. В камере не было ничего, кроме охапки соломы, на которой он и лежал.
Мальчик сел. Одежда была мокрой. Он смутно удивился этому обстоятельству. Очень странно. Может быть, объяснение найдется за дверью? Осторожно поднявшись, он обнаружил, что плохо держится на ногах, но все же добрался до двери и толкнул ее. Заперта. Непонятно почему. Недоразумение? Он долго звал и стучал, но никто не пришел, и он наконец оставил это занятие. Он был изрядно озадачен, но в целом спокоен.
Только немного тревожили лениво ворочавшиеся в голове вопросы. Пустая память не давала ответов. И он с удивлением понял, что совершенно не представляет, кто он такой, где находится, как здесь оказался и почему.
7
— Утренние сводки включают полный отчет о беспорядках, происшедших этой ночью в крепости Нул, — сообщил Гнас ЛиГарвол двенадцати судьям Белого Трибунала. — Из отчета следует, что заключенные, недовольные состоянием соломенных подстилок вследствие недавнего наводнения, захватили четверых стражников и заперлись в столовой, требуя письменных гарантий улучшения условий жизни от коменданта крепости. Естественно, их требования были отвергнуты, после чего они перерезали горло одному из заложников. Далее офицеры крепости взломали двери столовой. В последовавшей стычке погибли остальные заложники, еще один стражник и десять преступников. Порядок был восстановлен вскоре после восхода солнца.
ЛиГарвол обвел собравшихся взглядом. Их лица были бесстрастны, но на двух или трех угадывались признаки беспокойства и даже сомнения — первые приметы морального разложения. Козни Злотворных, даже здесь, в твердыне Белого Трибунала. Среди его подчиненных тоже есть подверженные дурному влиянию. Приходится пристально следить за ними и обращаться с особой осторожностью. Под строгим руководством они еще могут удержаться на верном пути. Однако два или три случая внушали судье серьезные опасения.
Например, судья Фени ЛиРобстат. Этот не может скрыть неуверенности и полон сомнений. Словно торопясь подтвердить мнение верховного судьи, ЛиРобстат сказал:
— Бунты участились и становятся все более жестокими. Это весьма неприятно. Возможно, следует восстановить в должности прежнего коменданта.
— Невозможно, — судья ЛиГарвол обжег взглядом заблудшего подчиненного. — Прежний комендант числится среди погибших заложников.
— Жаль, — ЛиРобстат опустил глаза.
— Горожане встревожены, — мрачно заметил судья Эрцль Гурскорт, второй из ненадежных членов коллегии. — Они требуют расследования, призывают к реформам.
— Кто «они»? — переспросил ЛиГарвол.
— Горожане, — настойчиво повторил Гурскорт. — Городской совет прислал письменный запрос. И из дворца дрефа неофициально интересовались. Когда новости о последних событиях распространятся по городу…
— Этого нельзя допустить, — прервал его Гнас ЛиГарвол. — Распространение слухов, которые могут разжечь костер недоверия среди людей, есть безответственность, граничащая с изменой. Простые горожане нуждаются в руководстве и твердой дисциплине. Прежде всего им нужна простота и ясность, твердые законы и правила. И наш Трибунал обязан обеспечить им это.
Не все члены Трибунала справлялись с данной обязанностью. Кое-кто из них выказывал достойные сожаления колебания. ЛиРобстат, Гурскорт… а, вот еще и этот непоследовательный человек, судья Зив ЛиДейнлер, решил пощеголять своей глупостью.
— Возможно, это дело заслуживает расследования, — предложил он. — Некоторые мелкие послабления и уступки, сами по себе незначительные, обеспечат спокойствие и заставят замолчать недовольных.
Гнас ЛиГарвол не дал воли гневу. Подобное не к лицу верному служителю Автонна. Он помедлил с минуту, выжидая, пока недостойное чувство сменится глубоким презрением, когда же он заговорил снова, в его голосе звучало только холодное недоумение.
— Предложение нашего соратника огорчает меня, — признался он и увидел, как застывают в маске страха лица собравшихся. ЛиДейнлер замер в своем кресле. — Я с удивлением и грустью вижу, что среди членов Трибунала находятся сторонники попустительства. Подобная уступчивость хуже слабости. Это оскорбление Автонна, насмешка над Его справедливостью. Заключенные крепости Нул — воры, убийцы, бродяги, преступники всех мастей — заслужили наказание, которого не отбудут и за тысячу жизней, и все же Автонн в своем величайшем милосердии дарует им надежду на спасение. Трудом и страданием они могут загладить вину за свои прежние злодеяния. Несколько избранных среди них могут даже, путем долгих жертв и мученичества, прийти к возрождению. Снисходительность, уступки, поблажки — все, что легкомысленным невеждам кажется милосердием — лишает их этой надежды. Не смертным вторгаться в божественные замыслы Автонна. Что касается последних беспорядков, наш долг совершенно ясен. Следует выявить и покарать зачинщиков, принять дисциплинарные меры относительно остальных заключенных, а нынешнему коменданту крепости следует внушить, что управление тюрьмой должно осуществлять со всей твердостью, иначе ему не избежать судьбы своего предшественника. Эта кажущаяся суровость, хотя, без сомнения, и вызовет раздражение заключенных, в сущности является истинным милосердием. Надеюсь, все мы согласны в этом?
Никто не возразил. Судьи, при всем своем несовершенстве, оказались способны признать Великую Истину, высказанную им в лицо. Гнас ЛиГарвол отложил в сторону донесение из крепости Нул и перешел к следующему вопросу.
* * *
К несчастью, память вернулась. Инстинкт самосохранения подсказывал Треду, что воспоминания не принесут ему радости, но все же они возвращались. Медленно, неуверенно, преодолевая серьезное сопротивление, но через полгода он помнил все с беспощадной ясностью.
Какое-то время от воспоминаний не было спасения. Одно было особенно настойчиво:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118