Мне говорили, что среди угов попадаются сильные и дикие, как бешеные медведи. А другие, по слухам, походят на ядовитых змей. А кое-кто напоминает гигантских насекомых, наделенных дьявольским разумом. Не хотел бы я повстречаться с ними! Поверь, мой мальчик, тебе повезло, что ты попал к полам.
— Меня просто распирает от благодарности.
— Полы и уги, — оживленно продолжал старик, — различаются по всем возможным признакам. Им даже номера присваивают по-разному. Угам — четные, полам — нечетные, как мой Сто Пятьдесят Седьмой, например. Но ты, дитя, можешь звать меня Клыкачом. Это короче и проще запомнить.
— Если вам так больше нравится…
— А ты сам?..
— Тредэйн.
— Но тебе же дали номер?
— Меня зовут Тредэйн ЛиМарчборг.
— А, чувство собственного достоинства, к тому же ярко выраженное. И одет хорошо. Одежда измята и запачкана, но цела. Фигурка по-мальчишески тонкая, но без признаков постоянного недоедания. По всему ясно, что ты пробыл здесь недолго.
Тред удивился. Кажется, старик вовсе не выжил из ума, как он сперва подумал. Слово «недоедание» опять напомнило ему о голоде. Вернувшись к груде овощей, мальчик попытался добыть из нее что-нибудь съедобное. На этот раз он выбрал брюкву, не слишком большую и старую на вид. Она исчезла в несколько секунд, и Тред принялся за вторую. Боль в животе поутихла.
— Тредэйн ЛиМарчборг, — повторил Клыкач. — Старое имя, славное имя. Твоя внешность, воспитание и речь убеждают меня, что оно в самом деле принадлежит тебе. Скажи, неужели влияния твоего отца недостаточно, чтобы добиться твоего освобождения? Или ты разгневал его, или обесчестил, а может быть, он решил преподать тебе урок за непослушание? Так, а?
— Нет.
— Почему же тогда твой отец не заступится за…
— Мой отец мертв, — ответил Тредэйн.
— Как это грустно, дитя мое! Ты совсем один на свете, сирота, тебя некому защитить и тебя посадили сюда. Быть может, навечно…
— Нет, я обязательно выберусь! — это вырвалось помимо воли, и мальчик тут же пожалел о сказанном. Он вовсе не собирался доверяться этому болтливому старику.
— Ах, вот как? — на лице Клыкача появилась насторожившая Треда хитроватая улыбка, — И как же ты собираешься выбраться, милый мальчик?
— Еще не знаю. — А если бы и знал, не стал бы тебе рассказывать, старый пень. Ты тут же донесешь страже.
— Да ведь из крепости Нул нелегко бежать. Если ты хочешь попытаться, надо составить хороший план. Тут есть над чем подумать. Например, как выбраться из каземата? Двери заперты, на окнах решетки… А выбравшись, ты окажешься в одном из дворов. Как же перелезть через стену? Стена-то высокая, а по верху, знаешь ли, усыпана битым стеклом. Да еще стражники повсюду. Как ты с ними управишься?
— Не знаю, — буркнул Тредэйн, притворяясь туповатым. А если б и знал, не сказал бы.
— Ну, скажем, переберешься ты через стену, — продолжал Клыкач назидательным тоном назойливого учителя. — Тут-то перед тобой и окажется непреодолимое препятствие, в котором и состоит вся сила этой крепости. Я говорю, понятно дело, об озере Забвения. Может быть, ты думал украсть лодку и доплыть до берега?
— Ни о чем я не думал, — Тред взялся за очередную брюкву.
— Лодочный сарай — крепкое здание, он заперто и всегда под охраной. Или ты надеялся переплыть озеро?
Тред невыразительно пожал плечами.
— От острова до ближайшего берега — почти три мили. Ты сможешь столько проплыть?
— Не знаю.
— Может, для тебя это не слишком большое расстояние, но подумал ли ты, как холодна вода? Она ледяная в любое время года. Дитя мое, ты не представляешь, как быстро холод отнимает силы.
Представляю…
— И это еще не самое худшее, — жизнерадостно продолжал Клыкач. — В этой воде полно водорослей, в которых легко запутаться. И хуже того, в этих зарослях таятся угри. Ты слыхал что-нибудь об угрях Забвения?
— Не припоминаю.
— Вот-вот. «Не припоминаю», то-то и оно. Укус такого угря мгновенно лишает человека сознания. А если ему посчастливится очнуться, оказывается, что его память полностью стерта. Иногда она со временем возвращается, но далеко не всегда. Озеро просто кишит угрями Забвения, и они не пропустят добычу. Ты подумал, как справиться со всем этим?
— Нет, — Тред вонзил зубы в пастернак.
— Кажется, мой бедный мальчик, ты не уделил этому вопросу должного внимания.
— Ну, вы меня убедили, сэр. Выхода нет, — солгал Тредэйн.
— Значит, ты сдаешься?
— А что мне остается?
— Ты всегда так легко отказываешься от задуманного?
— Надо уметь принимать то, чего нельзя изменить.
— Для своего возраста ты весьма благоразумен.
— Без этого не проживешь. — Доводы старика начинали угнетать его, и Тред решил положить конец разговору. Он и так потерял слишком много времени. Еще один клубень, и надо приниматься за бобы, не то…
Опоздал.
На верхней ступени лестницы возник капрал Вонич.
— Показывай, чем ты занимался, Тринадцатый, — приказал он.
Жевал овощи и болтал со стариком. Больше ничего. Тред промолчал.
— Ну, Тринадцатый… Я жду.
И оправдаться нечем, никуда не денешься. Сердце мальчика забилось чаще. Что он, интересно, с ним учинит?
— Он не брался за бобы, капрал Вонич, — пропищал Клыкач.
Ах ты двуличная, вредная, подлая развалина. Правильно он ему не верил! Предатель, доносчик! Горькое презрение заглушило даже страх.
— И все из-за меня, — объявил Клыкач. — У меня, видите ли, опять был приступ, сэр.
— Что ты несешь, Сто Пятьдесят Седьмой? — буркнул капрал.
— Вы же знаете мои приступы, капрал Вонич… Знаете, когда я…
— Знаю я твои приступы, старое дерьмо! Меня от них тошнит, и от тебя тоже.
— Вы совершенно правы, капрал.
— Видеть не могу, как ты корчишься и кашляешь, и не выношу этого дурацкого хрипа. Прямо блевать хочется. Да еще эта мерзкая красная пена изо рта. Дрянь. В следующий раз я тебе бороденку в горло забью, не сомневайся.
— Да, капрал.
— Не понимаю, почему ты до сих пор не сдох.
— Да я бы уже сдох, капрал, если бы не молодой Тринадцатый. Он мне жизнь спас, верно говорю.
— Вот уж спасибо ему в шапку!
— Не отходил от меня до самого конца, — продолжал Клыкач. — Вдувал мне в рот воздух, когда я стал задыхаться. Вернул меня к жизни.
— Не похоже, чтоб тебе было плохо, Сто Пятьдесят Седьмой. На вид ты не страшнее, чем всегда.
— Благодаря этому пареньку, капрал. Ну и, понятно, он не успел заняться бобами.
— Понятно… — капрал пристально разглядывал Треда. — Это правда?
Тредэйн наклонил голову.
— Ладно. На сей раз прощаю, но больше чтоб этого не было! А если этот протухший полутруп снова свалится с припадком, Тринадцатый, оставь его подыхать и делай свою работу. Понял?
Тред кивнул.
— Так-то лучше. Второй раз ты так легко не отделаешься. А теперь — за работу.
Капрал вышел.
Тред разглядывал своего товарища по заключению, удивляясь, как можно было сразу не заметить ума, светившегося в воспаленных старческих глазах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
— Меня просто распирает от благодарности.
— Полы и уги, — оживленно продолжал старик, — различаются по всем возможным признакам. Им даже номера присваивают по-разному. Угам — четные, полам — нечетные, как мой Сто Пятьдесят Седьмой, например. Но ты, дитя, можешь звать меня Клыкачом. Это короче и проще запомнить.
— Если вам так больше нравится…
— А ты сам?..
— Тредэйн.
— Но тебе же дали номер?
— Меня зовут Тредэйн ЛиМарчборг.
— А, чувство собственного достоинства, к тому же ярко выраженное. И одет хорошо. Одежда измята и запачкана, но цела. Фигурка по-мальчишески тонкая, но без признаков постоянного недоедания. По всему ясно, что ты пробыл здесь недолго.
Тред удивился. Кажется, старик вовсе не выжил из ума, как он сперва подумал. Слово «недоедание» опять напомнило ему о голоде. Вернувшись к груде овощей, мальчик попытался добыть из нее что-нибудь съедобное. На этот раз он выбрал брюкву, не слишком большую и старую на вид. Она исчезла в несколько секунд, и Тред принялся за вторую. Боль в животе поутихла.
— Тредэйн ЛиМарчборг, — повторил Клыкач. — Старое имя, славное имя. Твоя внешность, воспитание и речь убеждают меня, что оно в самом деле принадлежит тебе. Скажи, неужели влияния твоего отца недостаточно, чтобы добиться твоего освобождения? Или ты разгневал его, или обесчестил, а может быть, он решил преподать тебе урок за непослушание? Так, а?
— Нет.
— Почему же тогда твой отец не заступится за…
— Мой отец мертв, — ответил Тредэйн.
— Как это грустно, дитя мое! Ты совсем один на свете, сирота, тебя некому защитить и тебя посадили сюда. Быть может, навечно…
— Нет, я обязательно выберусь! — это вырвалось помимо воли, и мальчик тут же пожалел о сказанном. Он вовсе не собирался доверяться этому болтливому старику.
— Ах, вот как? — на лице Клыкача появилась насторожившая Треда хитроватая улыбка, — И как же ты собираешься выбраться, милый мальчик?
— Еще не знаю. — А если бы и знал, не стал бы тебе рассказывать, старый пень. Ты тут же донесешь страже.
— Да ведь из крепости Нул нелегко бежать. Если ты хочешь попытаться, надо составить хороший план. Тут есть над чем подумать. Например, как выбраться из каземата? Двери заперты, на окнах решетки… А выбравшись, ты окажешься в одном из дворов. Как же перелезть через стену? Стена-то высокая, а по верху, знаешь ли, усыпана битым стеклом. Да еще стражники повсюду. Как ты с ними управишься?
— Не знаю, — буркнул Тредэйн, притворяясь туповатым. А если б и знал, не сказал бы.
— Ну, скажем, переберешься ты через стену, — продолжал Клыкач назидательным тоном назойливого учителя. — Тут-то перед тобой и окажется непреодолимое препятствие, в котором и состоит вся сила этой крепости. Я говорю, понятно дело, об озере Забвения. Может быть, ты думал украсть лодку и доплыть до берега?
— Ни о чем я не думал, — Тред взялся за очередную брюкву.
— Лодочный сарай — крепкое здание, он заперто и всегда под охраной. Или ты надеялся переплыть озеро?
Тред невыразительно пожал плечами.
— От острова до ближайшего берега — почти три мили. Ты сможешь столько проплыть?
— Не знаю.
— Может, для тебя это не слишком большое расстояние, но подумал ли ты, как холодна вода? Она ледяная в любое время года. Дитя мое, ты не представляешь, как быстро холод отнимает силы.
Представляю…
— И это еще не самое худшее, — жизнерадостно продолжал Клыкач. — В этой воде полно водорослей, в которых легко запутаться. И хуже того, в этих зарослях таятся угри. Ты слыхал что-нибудь об угрях Забвения?
— Не припоминаю.
— Вот-вот. «Не припоминаю», то-то и оно. Укус такого угря мгновенно лишает человека сознания. А если ему посчастливится очнуться, оказывается, что его память полностью стерта. Иногда она со временем возвращается, но далеко не всегда. Озеро просто кишит угрями Забвения, и они не пропустят добычу. Ты подумал, как справиться со всем этим?
— Нет, — Тред вонзил зубы в пастернак.
— Кажется, мой бедный мальчик, ты не уделил этому вопросу должного внимания.
— Ну, вы меня убедили, сэр. Выхода нет, — солгал Тредэйн.
— Значит, ты сдаешься?
— А что мне остается?
— Ты всегда так легко отказываешься от задуманного?
— Надо уметь принимать то, чего нельзя изменить.
— Для своего возраста ты весьма благоразумен.
— Без этого не проживешь. — Доводы старика начинали угнетать его, и Тред решил положить конец разговору. Он и так потерял слишком много времени. Еще один клубень, и надо приниматься за бобы, не то…
Опоздал.
На верхней ступени лестницы возник капрал Вонич.
— Показывай, чем ты занимался, Тринадцатый, — приказал он.
Жевал овощи и болтал со стариком. Больше ничего. Тред промолчал.
— Ну, Тринадцатый… Я жду.
И оправдаться нечем, никуда не денешься. Сердце мальчика забилось чаще. Что он, интересно, с ним учинит?
— Он не брался за бобы, капрал Вонич, — пропищал Клыкач.
Ах ты двуличная, вредная, подлая развалина. Правильно он ему не верил! Предатель, доносчик! Горькое презрение заглушило даже страх.
— И все из-за меня, — объявил Клыкач. — У меня, видите ли, опять был приступ, сэр.
— Что ты несешь, Сто Пятьдесят Седьмой? — буркнул капрал.
— Вы же знаете мои приступы, капрал Вонич… Знаете, когда я…
— Знаю я твои приступы, старое дерьмо! Меня от них тошнит, и от тебя тоже.
— Вы совершенно правы, капрал.
— Видеть не могу, как ты корчишься и кашляешь, и не выношу этого дурацкого хрипа. Прямо блевать хочется. Да еще эта мерзкая красная пена изо рта. Дрянь. В следующий раз я тебе бороденку в горло забью, не сомневайся.
— Да, капрал.
— Не понимаю, почему ты до сих пор не сдох.
— Да я бы уже сдох, капрал, если бы не молодой Тринадцатый. Он мне жизнь спас, верно говорю.
— Вот уж спасибо ему в шапку!
— Не отходил от меня до самого конца, — продолжал Клыкач. — Вдувал мне в рот воздух, когда я стал задыхаться. Вернул меня к жизни.
— Не похоже, чтоб тебе было плохо, Сто Пятьдесят Седьмой. На вид ты не страшнее, чем всегда.
— Благодаря этому пареньку, капрал. Ну и, понятно, он не успел заняться бобами.
— Понятно… — капрал пристально разглядывал Треда. — Это правда?
Тредэйн наклонил голову.
— Ладно. На сей раз прощаю, но больше чтоб этого не было! А если этот протухший полутруп снова свалится с припадком, Тринадцатый, оставь его подыхать и делай свою работу. Понял?
Тред кивнул.
— Так-то лучше. Второй раз ты так легко не отделаешься. А теперь — за работу.
Капрал вышел.
Тред разглядывал своего товарища по заключению, удивляясь, как можно было сразу не заметить ума, светившегося в воспаленных старческих глазах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118