Обнаженное тело, невольно заметила Эстина, покрыто большими влажными ранами. Простыни уже промокли от сочившейся из них жидкости. Должно быть, он ужасно страдал, но лицо оставалось спокойным, а голос — привычно любезным.
— Я обещал вернуться к утру. Кажется, я опоздал. Прошу прощения, миледи. — Голос ничуть не изменился. Она узнала бы его где угодно.
Он смотрел так, как будто ожидал ответа. Эстина попыталась сглотнуть, но в горле стоял комок. Попыталась заговорить — тщетно. Попыталась шевельнуться, но не могла даже двинуть пальцем.
— Вы, кажется, удивлены, — иронически улыбнулся Равнар.
— Немного… — на сей раз ей удалось выговорить слово, хотя голос звучал чуть слышно и заметно дрожал.
— Надеюсь, это приятное удивление?
— Приятное? Я… я…
— Да?
— Удивлена, — повторила Эстина. — Очень удивлена. Совершенно неожиданно, и я… э… удивлена. Да.
— Чем же?
— Но, Равнар, тебя так долго не было!
— И ты считала себя покинутой, тревожилась? Глупая куколка. Ведь мы — муж и жена, единая плоть навсегда.
— До смерти, — робко заметила она.
— И после, миледи.
— Не припомню, чтобы это было записано в нашем брачном контракте.
— Считай, что он переписан заново.
— Прежде ты никогда так не говорил.
— Мне кажется, за это время я стал лучше понимать жизнь.
— И ты никогда не называл меня куколкой.
— Я был скуп на проявления любви. К счастью, эту ошибку еще не поздно исправить.
— Не поздно?
— Ты думаешь иначе?
— Ты… ты очень изменился, Равнар.
— Больше, чем ты думаешь. Рассказать, как и почему?
— У тебя, наверно, найдутся более важные дела, ты всегда был так занят…
— Теперь у меня другие представления о важности дел.
— Только не в том, что касается меня.
— Разве не внимания ты всегда требовала от меня?
— Не помню.
— Зато я помню. И очень хорошо притом.
— Ну. Теперь ты можешь обо мне не беспокоиться, Равнар. Честное слово.
— Твое желание наконец-то исполнилось. И ты недовольна?
— Конечно, ты очень добр, но честное слово, я не хочу тебе мешать.
— Уверяю тебя, милая жена, я только рад.
— Жена?
— Навеки. Ты когда-то сомневалась в моей верности. Больше не сомневаешься?
— Нет, нет, но… Ты знаешь, произошли некоторые перемены. Тебя ведь так долго не было, Равнар. Много лет. Я хочу сказать: будь благоразумен…
— Разве любовь подчиняется благоразумию? Разве она не поглощает все, заставляя забыть о мелочных преградах? Разве не такой всепоглощающей, любви ты требовала от меня когда-то? Радуйтесь, миледи, вы ее получили.
Он протянул к ней руку. Ногти на пальцах были вырваны с корнем, сами пальцы страшно распухли. Эстина отшатнулась, но почувствовала, что будто прикована к кровати.
— Я твой! — жадные пальцы легли сзади ей на шею. Их прикосновение было холодным, как равнодушие.
Он привлек женщину к себе, и тогда она разглядела, что его искалеченное тело испускает бледное зеленоватое сияние. Эстина истерически забилась и, к собственному удивлению, сумела вырваться.
— Я замужем! — по наитию она выпалила ему в лицо единственную истину, которая могла раз и навсегда оттолкнуть его. — У меня теперь другой муж! Живой!
— Живой — это некоторое преимущество, но только на первый взгляд. Но может ли его верность сравниться с моей, — спросил Равнар. — Устоит ли она, когда ты донесешь на него Белому Трибуналу?
— Я не понимаю, о чем ты говоришь!
— Подумай.
— Я никогда не стану доносить на Крейнца! Он ни в чем не виновен!
— Я тоже.
— Неправда, неправда! Ты мучил меня, ты сделал меня несчастной…
— И заслужил пытки и смерть?
— Я тут ни при чем! Ты не можешь обвинить меня в том, что случилось! Мне жаль тебя, но я тут ни при чем!
— Эстина, Эстина, — покачал головой Равнар. — Ты надеешься обмануть меня? Глупая куколка.
— Не называй меня так!
— Милая жена…
— И так не называй!
— Миледи, успокойтесь! Все ваши проступки прощены. Я явился к тебе, Эстина, желая загладить свою вину. Отныне тебе никогда не придется жаловаться на недостаток нежности и внимания. С этой минуты я всегда буду с тобой.
Он снова сжал ее в ледяных объятиях, и на этот раз ей не удалось вырваться. Эстина уловила исходящий от его светящейся плоти слабый запах, который мучительно напоминал аромат ее духов. Ее затошнило, она забилась в руках Равнара… Ее ужас перерос в слепую панику, когда ледяные пальцы взяли ее за подбородок и повернули лицом к покойному мужу. Холодный поцелуй коснулся ее губ.
На миг разум отказался служить ей. Она больше не понимала, где находится и что происходит. Кое-как вывернувшись и глотнув воздуха, Эстина излила свой ужас в крике, в душераздирающем вопле, который и разбудил ее.
Она села на постели, дрожа всем телом. В комнате было темно, хоть глаз выколи. Она все еще не понимала, где она, и не была уверена, что в постели рядом с ней не лежит Равнар ЛиМарчборг, но не посмела оглянуться. Она не могла даже шевельнуться, и только крик рвался наружу из ее горла.
Дверь распахнулась, и спальню залил свет. Появилась встревоженная горничная Беткин, со свечой и словами утешения. Равнара в комнате не было. Всего лишь сон, хоть и страшно правдоподобный.
Вопли Эстины сменились судорожными всхлипами. Служанка утешала женщину, сочувствовала, хлопотала над ней. Понемногу бешено стучавшее сердце затихло, и дрожь прошла. Эстина еще не совсем успокоилась, но ей уже было немного стыдно за свой испуг. Хорошо еще, что Крейнц не видел. Он бы выбранил ее за ребячество и был бы прав.
Эстина отослала служанку. В спальне снова стало темно и темнота казалась женщине тяжелым грузом. Она обливалась потом, несмотря на ночную прохладу, и никак не могла уснуть. Наконец она решилась позволить себе маленькую роскошь, на ощупь добралась до камина и опустилась на колени, чтобы раздуть потухшие угли. Оранжевые отсветы прогнали темноту, и леди зажгла масляную лампадку.
Наперекор Крейнцу ЛиХофбрунну, светильник горел всю ночь.
Рассвет принес с собой спокойствие и способность трезво мыслить. Такой дурной ночи у нее в жизни еще не было, но теперь все прошло.
Эстина встала и оделась. Лицо прислуживавшей ей Беткин выражало одну лишь почтительную заботу. Ни презрения, ни подозрений, ни понимания. Да ведь она и не могла проникнуть в разоблачительную суть кошмаров своей госпожи. Разумеется, круглолицая служанка ничего не знает. Горничная, успокаивала себя Эстина, доброе, кроткое, преданное и трудолюбивое создание. Мастерица, умеющая ткать тончайшее кружево, но вовсе не хороша собой. Бледная кожа, тусклые волосы, кривые желтые зубы, самая малость природного ума и еще меньше знаний. Нет в бедняжке Беткин ничего, что могло бы привлечь мужчину.
Разве что молодость?
Ей не больше семнадцати. Ее тело свежо и гибко. Маленькие глазки умеют ярко блестеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
— Я обещал вернуться к утру. Кажется, я опоздал. Прошу прощения, миледи. — Голос ничуть не изменился. Она узнала бы его где угодно.
Он смотрел так, как будто ожидал ответа. Эстина попыталась сглотнуть, но в горле стоял комок. Попыталась заговорить — тщетно. Попыталась шевельнуться, но не могла даже двинуть пальцем.
— Вы, кажется, удивлены, — иронически улыбнулся Равнар.
— Немного… — на сей раз ей удалось выговорить слово, хотя голос звучал чуть слышно и заметно дрожал.
— Надеюсь, это приятное удивление?
— Приятное? Я… я…
— Да?
— Удивлена, — повторила Эстина. — Очень удивлена. Совершенно неожиданно, и я… э… удивлена. Да.
— Чем же?
— Но, Равнар, тебя так долго не было!
— И ты считала себя покинутой, тревожилась? Глупая куколка. Ведь мы — муж и жена, единая плоть навсегда.
— До смерти, — робко заметила она.
— И после, миледи.
— Не припомню, чтобы это было записано в нашем брачном контракте.
— Считай, что он переписан заново.
— Прежде ты никогда так не говорил.
— Мне кажется, за это время я стал лучше понимать жизнь.
— И ты никогда не называл меня куколкой.
— Я был скуп на проявления любви. К счастью, эту ошибку еще не поздно исправить.
— Не поздно?
— Ты думаешь иначе?
— Ты… ты очень изменился, Равнар.
— Больше, чем ты думаешь. Рассказать, как и почему?
— У тебя, наверно, найдутся более важные дела, ты всегда был так занят…
— Теперь у меня другие представления о важности дел.
— Только не в том, что касается меня.
— Разве не внимания ты всегда требовала от меня?
— Не помню.
— Зато я помню. И очень хорошо притом.
— Ну. Теперь ты можешь обо мне не беспокоиться, Равнар. Честное слово.
— Твое желание наконец-то исполнилось. И ты недовольна?
— Конечно, ты очень добр, но честное слово, я не хочу тебе мешать.
— Уверяю тебя, милая жена, я только рад.
— Жена?
— Навеки. Ты когда-то сомневалась в моей верности. Больше не сомневаешься?
— Нет, нет, но… Ты знаешь, произошли некоторые перемены. Тебя ведь так долго не было, Равнар. Много лет. Я хочу сказать: будь благоразумен…
— Разве любовь подчиняется благоразумию? Разве она не поглощает все, заставляя забыть о мелочных преградах? Разве не такой всепоглощающей, любви ты требовала от меня когда-то? Радуйтесь, миледи, вы ее получили.
Он протянул к ней руку. Ногти на пальцах были вырваны с корнем, сами пальцы страшно распухли. Эстина отшатнулась, но почувствовала, что будто прикована к кровати.
— Я твой! — жадные пальцы легли сзади ей на шею. Их прикосновение было холодным, как равнодушие.
Он привлек женщину к себе, и тогда она разглядела, что его искалеченное тело испускает бледное зеленоватое сияние. Эстина истерически забилась и, к собственному удивлению, сумела вырваться.
— Я замужем! — по наитию она выпалила ему в лицо единственную истину, которая могла раз и навсегда оттолкнуть его. — У меня теперь другой муж! Живой!
— Живой — это некоторое преимущество, но только на первый взгляд. Но может ли его верность сравниться с моей, — спросил Равнар. — Устоит ли она, когда ты донесешь на него Белому Трибуналу?
— Я не понимаю, о чем ты говоришь!
— Подумай.
— Я никогда не стану доносить на Крейнца! Он ни в чем не виновен!
— Я тоже.
— Неправда, неправда! Ты мучил меня, ты сделал меня несчастной…
— И заслужил пытки и смерть?
— Я тут ни при чем! Ты не можешь обвинить меня в том, что случилось! Мне жаль тебя, но я тут ни при чем!
— Эстина, Эстина, — покачал головой Равнар. — Ты надеешься обмануть меня? Глупая куколка.
— Не называй меня так!
— Милая жена…
— И так не называй!
— Миледи, успокойтесь! Все ваши проступки прощены. Я явился к тебе, Эстина, желая загладить свою вину. Отныне тебе никогда не придется жаловаться на недостаток нежности и внимания. С этой минуты я всегда буду с тобой.
Он снова сжал ее в ледяных объятиях, и на этот раз ей не удалось вырваться. Эстина уловила исходящий от его светящейся плоти слабый запах, который мучительно напоминал аромат ее духов. Ее затошнило, она забилась в руках Равнара… Ее ужас перерос в слепую панику, когда ледяные пальцы взяли ее за подбородок и повернули лицом к покойному мужу. Холодный поцелуй коснулся ее губ.
На миг разум отказался служить ей. Она больше не понимала, где находится и что происходит. Кое-как вывернувшись и глотнув воздуха, Эстина излила свой ужас в крике, в душераздирающем вопле, который и разбудил ее.
Она села на постели, дрожа всем телом. В комнате было темно, хоть глаз выколи. Она все еще не понимала, где она, и не была уверена, что в постели рядом с ней не лежит Равнар ЛиМарчборг, но не посмела оглянуться. Она не могла даже шевельнуться, и только крик рвался наружу из ее горла.
Дверь распахнулась, и спальню залил свет. Появилась встревоженная горничная Беткин, со свечой и словами утешения. Равнара в комнате не было. Всего лишь сон, хоть и страшно правдоподобный.
Вопли Эстины сменились судорожными всхлипами. Служанка утешала женщину, сочувствовала, хлопотала над ней. Понемногу бешено стучавшее сердце затихло, и дрожь прошла. Эстина еще не совсем успокоилась, но ей уже было немного стыдно за свой испуг. Хорошо еще, что Крейнц не видел. Он бы выбранил ее за ребячество и был бы прав.
Эстина отослала служанку. В спальне снова стало темно и темнота казалась женщине тяжелым грузом. Она обливалась потом, несмотря на ночную прохладу, и никак не могла уснуть. Наконец она решилась позволить себе маленькую роскошь, на ощупь добралась до камина и опустилась на колени, чтобы раздуть потухшие угли. Оранжевые отсветы прогнали темноту, и леди зажгла масляную лампадку.
Наперекор Крейнцу ЛиХофбрунну, светильник горел всю ночь.
Рассвет принес с собой спокойствие и способность трезво мыслить. Такой дурной ночи у нее в жизни еще не было, но теперь все прошло.
Эстина встала и оделась. Лицо прислуживавшей ей Беткин выражало одну лишь почтительную заботу. Ни презрения, ни подозрений, ни понимания. Да ведь она и не могла проникнуть в разоблачительную суть кошмаров своей госпожи. Разумеется, круглолицая служанка ничего не знает. Горничная, успокаивала себя Эстина, доброе, кроткое, преданное и трудолюбивое создание. Мастерица, умеющая ткать тончайшее кружево, но вовсе не хороша собой. Бледная кожа, тусклые волосы, кривые желтые зубы, самая малость природного ума и еще меньше знаний. Нет в бедняжке Беткин ничего, что могло бы привлечь мужчину.
Разве что молодость?
Ей не больше семнадцати. Ее тело свежо и гибко. Маленькие глазки умеют ярко блестеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118