Будьте так добры вернуть…
— Глаза у тебя не слезятся, даже не покраснели, — хладнокровно заметила Гленниан. — Никаких признаков воспаления, не гноятся, не припухли. Думаю, Тред, с глазами у тебя все в порядке.
— Что за именем вы меня назвали?
— Твоим собственным именем, Тредэйн ЛиМарчборг. Прошло много лет, но я его не забыла.
— Вы забавляетесь за мой счет, миледи. Или заблуждаетесь, я думаю, но это легко разрешимо. Среди старших есть такие, кто служит в этом доме уже более двадцати лет Не позвать ли двоих-троих, чтобы спросить, кого напоминают им голубые глаза доктора Фламбески? — она дружелюбно улыбнулась.
— Не стоит, — продолжать играть было бесполезно, и Тредэйн мгновенно потерял стрелианский выговор. — Ты права. Я Тредэйн ЛиМарчборг, — он увидел, как округлились ее глаза. Может быть, девушка не ожидала такой легкой победы. Колдун с удивлением заметил, что не так встревожен, как следовало бы. Отчасти ему было даже приятно вернуться к собственному имени. К тому же он был в силах отразить любую угрозу со стороны Гленниан ЛиТарнграв. Так что Тредэйн с неким отстраненным любопытством ожидал, что она будет делать дальше. Гленниан обрела дар речи.
— Я думала, ты мертв.
— Был. Это состояние оказалось временным.
— Что с тобой случилось?
— Ничего. За много лет — ничего.
— Где ты был?
— Меня не было. Я вернулся к жизни на Солидной площади.
Каждый ответ заставлял ее вздрагивать, словно он захлопывал дверь за дверью перед ее лицом. Помолчав, Гленниан спросила:
— Что ты здесь делаешь?
— Меня вызвали исцелить страшную рану на лбу почтенного Квисельда.
— Ты и вправду врач?
— Мои пациенты считают меня таковым.
— Понятно. Когда я спросила, что ты здесь делаешь, я на самом деле имела в виду, что ты делаешь в Ли Фолезе.
— А куда еще направиться ЛиМарчборгу, как не на родину своих предков?
— Да, но тебе… твоя семья… приговор Трибунала… это очень опасно, — закончила она, немного смешавшись.
— Никакой опасности, пока меня не узнали, — возразил Тредэйн. — Но ты разоблачила меня, и теперь я в твоих руках. — Он не счел нужным упоминать, что малой доли колдовской силы довольно, чтобы при желании стереть из ее памяти все его тайны, да и все остальное, что хранилось там. — Что ты намерена делать?
Она продолжала смотреть на него. Удивительно красивые у нее глаза, холодно отметил Тредэйн.
— Кажется, ты не слишком испуган, — сказала наконец Гленниан.
— Мне нечего терять.
— Так ли? Свобода…
— Важна главным образом внутренняя свобода.
— Спорный вопрос. Кроме того, ты еще молод, и твоя жизнь…
— Мало что значит.
— Тем не менее, ты не потеряешь ее по моей вине. Я сохраню тайну доктора Фламбески.
Стало быть, нет нужды очищать ее память. Его охватило неожиданное чувство облегчения. Только теперь Тредэйн осознал, как не хотелось ему вторгаться в сознание этой девушки. Управление сознанием других людей обходится дорого , сказал Ксилиил, но его нежелание объяснялось не только соображениями бережливости.
— При одном условии, — добавила Гленниан. Тредэйн ждал.
Помолчав немного, она пояснила:
— При условии, что ты ответишь на все мои вопросы. Расскажешь, что случилось с тобой тринадцать лет назад. Расскажешь, где провел эти годы, которые, кажется, очень тебя изменили. Расскажешь, как превратился в «доктора Фламбеску» и почему вернулся в Ли Фолез под чужим именем. Расскажешь мне все это. Честно.
Тредэйн задумался. Всего он ей, разумеется, рассказывать не станет, но кое-чем поделиться вполне можно. Ему даже хотелось рассказать ей о себе. Учитывая его возможности, почему бы не рискнуть? Приятно хоть раз поговорить собственным голосом. Да, можно позволить себе такую роскошь.
— Согласен, — ответил он.
Они уселись под сводчатым окном на парчовый диванчик золоченной спинкой, и Тредэйн начал рассказ. Говорить оказалось легче, чем он ожидал. Она слушала с таким сочувствием и пониманием, что слова текли с опасной легкостью. Давно загнанные внутрь воспоминания вырывались на волю, но осторожность подсказывала следить за своими словами. Так он рассказал Гленниан о камере в Сердце Света, но умолчал о подземелье; рассказал, что видел казнь, но без лишних подробностей, вкратце описал Костяной Двор в крепости Нул, но не упомянул о сержанте Гульце; Клыкача назвал старым добрым другом, умолчав об уроках колдовства; вскользь коснулся одиночного заключения; довольно подробно пересказал события начиная с бунта заключенных до своего появления в доме Юруна, однако даже не намекнул на то, что обнаружил в мастерской колдуна.
Даже такое урезанное повествование вызвало у Гленниан слезы горя и ужаса. При виде этих слез с Тредэйном произошло что-то странное. Словно прорвалась какая-то плотина, и слишком многое рвалось теперь наружу. Он плотно сжал губы, чтобы не наговорить лишнего. Опасно. К тому же она начала задавать вопросы, подбираясь к самой границе его тайны. Где он приобрел такую ученость? Где учился врачебному искусству? Зачем вернулся в Ли Фолез? Надо было уходить, пока он не проговорился.
— Мне пора, — Тредэйн встал. — У меня еще больше дюжины пациентов.
— Обещай, что придешь в другой день.
Он замешкался всего на мгновение, и тут же услышал собственный голос:
— Обещаю.
Прошлое смешалось с настоящим, и Гленниан потребовала:
— Сплюнь два раза!
16
Верховный судья ЛиГарвол председательствовал за длинным столом. Ниже сидели прочие судьи Белого Трибунала. ЛиГарвол произносил длинную речь. Его коллеги рассеянно кивали. На заседании Трибунала царило полное единодушие.
Эта совершенная гармония не затронула ответной струны в сердце Дремпи Квисельда. Осклабившись, он вглядывался в глубины Железного Ока. Изображение внутри было предельно ясным, но никакое усилие не могло принести ему того, чего он страстно желал — возможности слышать голос верховного судьи.
Квисельд со вздохом отложил черный шар, склонил голову и принялся сосредоточенно тереть лоб. Опять разболится голова. Ничего такого, немного отдыха — и все пройдет, но все равно неприятно. Еще недавно он и знать не знал, что такое головная боль.
Первые две недели или около того Железное Око казалось панацеей от всех бед. Все, как обещал доктор Фламбеска. Никакие стены не были препятствием для его взора, и даже ночная мгла не скрывала от него запечатленного раз и навсегда облика. Почтенный Квисельд следил за верховным судьей дома и на службе, бодрствующим и спящим, одним и в обществе — и на какое-то время этого вполне хватало.
Бесспорно, Гнас ЛиГарвол представлял собой деятельного, неутомимого и преданного слугу общества. Его рвение было так велико, что он трудился практически без перерывов. Все его дни были заняты совещаниями, допросами и заседаниями суда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
— Глаза у тебя не слезятся, даже не покраснели, — хладнокровно заметила Гленниан. — Никаких признаков воспаления, не гноятся, не припухли. Думаю, Тред, с глазами у тебя все в порядке.
— Что за именем вы меня назвали?
— Твоим собственным именем, Тредэйн ЛиМарчборг. Прошло много лет, но я его не забыла.
— Вы забавляетесь за мой счет, миледи. Или заблуждаетесь, я думаю, но это легко разрешимо. Среди старших есть такие, кто служит в этом доме уже более двадцати лет Не позвать ли двоих-троих, чтобы спросить, кого напоминают им голубые глаза доктора Фламбески? — она дружелюбно улыбнулась.
— Не стоит, — продолжать играть было бесполезно, и Тредэйн мгновенно потерял стрелианский выговор. — Ты права. Я Тредэйн ЛиМарчборг, — он увидел, как округлились ее глаза. Может быть, девушка не ожидала такой легкой победы. Колдун с удивлением заметил, что не так встревожен, как следовало бы. Отчасти ему было даже приятно вернуться к собственному имени. К тому же он был в силах отразить любую угрозу со стороны Гленниан ЛиТарнграв. Так что Тредэйн с неким отстраненным любопытством ожидал, что она будет делать дальше. Гленниан обрела дар речи.
— Я думала, ты мертв.
— Был. Это состояние оказалось временным.
— Что с тобой случилось?
— Ничего. За много лет — ничего.
— Где ты был?
— Меня не было. Я вернулся к жизни на Солидной площади.
Каждый ответ заставлял ее вздрагивать, словно он захлопывал дверь за дверью перед ее лицом. Помолчав, Гленниан спросила:
— Что ты здесь делаешь?
— Меня вызвали исцелить страшную рану на лбу почтенного Квисельда.
— Ты и вправду врач?
— Мои пациенты считают меня таковым.
— Понятно. Когда я спросила, что ты здесь делаешь, я на самом деле имела в виду, что ты делаешь в Ли Фолезе.
— А куда еще направиться ЛиМарчборгу, как не на родину своих предков?
— Да, но тебе… твоя семья… приговор Трибунала… это очень опасно, — закончила она, немного смешавшись.
— Никакой опасности, пока меня не узнали, — возразил Тредэйн. — Но ты разоблачила меня, и теперь я в твоих руках. — Он не счел нужным упоминать, что малой доли колдовской силы довольно, чтобы при желании стереть из ее памяти все его тайны, да и все остальное, что хранилось там. — Что ты намерена делать?
Она продолжала смотреть на него. Удивительно красивые у нее глаза, холодно отметил Тредэйн.
— Кажется, ты не слишком испуган, — сказала наконец Гленниан.
— Мне нечего терять.
— Так ли? Свобода…
— Важна главным образом внутренняя свобода.
— Спорный вопрос. Кроме того, ты еще молод, и твоя жизнь…
— Мало что значит.
— Тем не менее, ты не потеряешь ее по моей вине. Я сохраню тайну доктора Фламбески.
Стало быть, нет нужды очищать ее память. Его охватило неожиданное чувство облегчения. Только теперь Тредэйн осознал, как не хотелось ему вторгаться в сознание этой девушки. Управление сознанием других людей обходится дорого , сказал Ксилиил, но его нежелание объяснялось не только соображениями бережливости.
— При одном условии, — добавила Гленниан. Тредэйн ждал.
Помолчав немного, она пояснила:
— При условии, что ты ответишь на все мои вопросы. Расскажешь, что случилось с тобой тринадцать лет назад. Расскажешь, где провел эти годы, которые, кажется, очень тебя изменили. Расскажешь, как превратился в «доктора Фламбеску» и почему вернулся в Ли Фолез под чужим именем. Расскажешь мне все это. Честно.
Тредэйн задумался. Всего он ей, разумеется, рассказывать не станет, но кое-чем поделиться вполне можно. Ему даже хотелось рассказать ей о себе. Учитывая его возможности, почему бы не рискнуть? Приятно хоть раз поговорить собственным голосом. Да, можно позволить себе такую роскошь.
— Согласен, — ответил он.
Они уселись под сводчатым окном на парчовый диванчик золоченной спинкой, и Тредэйн начал рассказ. Говорить оказалось легче, чем он ожидал. Она слушала с таким сочувствием и пониманием, что слова текли с опасной легкостью. Давно загнанные внутрь воспоминания вырывались на волю, но осторожность подсказывала следить за своими словами. Так он рассказал Гленниан о камере в Сердце Света, но умолчал о подземелье; рассказал, что видел казнь, но без лишних подробностей, вкратце описал Костяной Двор в крепости Нул, но не упомянул о сержанте Гульце; Клыкача назвал старым добрым другом, умолчав об уроках колдовства; вскользь коснулся одиночного заключения; довольно подробно пересказал события начиная с бунта заключенных до своего появления в доме Юруна, однако даже не намекнул на то, что обнаружил в мастерской колдуна.
Даже такое урезанное повествование вызвало у Гленниан слезы горя и ужаса. При виде этих слез с Тредэйном произошло что-то странное. Словно прорвалась какая-то плотина, и слишком многое рвалось теперь наружу. Он плотно сжал губы, чтобы не наговорить лишнего. Опасно. К тому же она начала задавать вопросы, подбираясь к самой границе его тайны. Где он приобрел такую ученость? Где учился врачебному искусству? Зачем вернулся в Ли Фолез? Надо было уходить, пока он не проговорился.
— Мне пора, — Тредэйн встал. — У меня еще больше дюжины пациентов.
— Обещай, что придешь в другой день.
Он замешкался всего на мгновение, и тут же услышал собственный голос:
— Обещаю.
Прошлое смешалось с настоящим, и Гленниан потребовала:
— Сплюнь два раза!
16
Верховный судья ЛиГарвол председательствовал за длинным столом. Ниже сидели прочие судьи Белого Трибунала. ЛиГарвол произносил длинную речь. Его коллеги рассеянно кивали. На заседании Трибунала царило полное единодушие.
Эта совершенная гармония не затронула ответной струны в сердце Дремпи Квисельда. Осклабившись, он вглядывался в глубины Железного Ока. Изображение внутри было предельно ясным, но никакое усилие не могло принести ему того, чего он страстно желал — возможности слышать голос верховного судьи.
Квисельд со вздохом отложил черный шар, склонил голову и принялся сосредоточенно тереть лоб. Опять разболится голова. Ничего такого, немного отдыха — и все пройдет, но все равно неприятно. Еще недавно он и знать не знал, что такое головная боль.
Первые две недели или около того Железное Око казалось панацеей от всех бед. Все, как обещал доктор Фламбеска. Никакие стены не были препятствием для его взора, и даже ночная мгла не скрывала от него запечатленного раз и навсегда облика. Почтенный Квисельд следил за верховным судьей дома и на службе, бодрствующим и спящим, одним и в обществе — и на какое-то время этого вполне хватало.
Бесспорно, Гнас ЛиГарвол представлял собой деятельного, неутомимого и преданного слугу общества. Его рвение было так велико, что он трудился практически без перерывов. Все его дни были заняты совещаниями, допросами и заседаниями суда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118