В то же время он осязал разум чужака, непостижимо древний и могучий, совершенно не сходный с его собственным. Невнятные образы, обрывки мыслей промелькнули перед Тредэйном. Он, казалось, чувствовал запах звезд и самого времени и слышал, как впивают в себя полночь черные лилии. Странные чувства оглушили его, чувства, которые было невозможно связать с чем-либо знакомым и понятным. Множество голосов звучали в его голове, сливаясь в единый хор, и он становился един с ними. Помимо этих бредовых фантазий, порожденных человеческим разумом, силившимся постигнуть непостижимое, Тредэйн получил хоть какое-то представление о беспредельном сиянии. Это существо, Ксилиил, кем бы оно ни было, явилось из мира света, было порождением света, из света же и состояло.
Ксилиилу человеческий мир представлялся темным, жалким и грязным.
Изгнание.
Эта мысль оказалась очень отчетливой, но Тредэйну этого было не достаточно. Он открылся еще шире, и в него хлынули новые образы: светлые, дразнящие, невнятные. Он не мог понять их значения. Он вступил со Злотворным в такую тесную связь, какой никогда не бывало у него с людьми, но взаимопонимание оставалось невозможным.
— Помоги мне, — Тред, повинуясь силе привычки, заговорил вслух. — Великий Ксилиил, к тебе взываю.
Никакого ответа. Нечто вроде ряби, разбившей заполняющий мысли Злотворного холод, показало, что слова услышаны. Но ни намека на понимание.
— За мной охотятся. Я в ловушке. Помоги мне укрыться. На этот раз не было даже ряби.
— Услышь меня, Ксилиил. Ничего.
— Услышь меня!
Снова легкое волнение тронуло разум Злотворного, но в нем не было ни признака понимания, ни малейшего интереса. Только образы, наполняющие мысли Треда, изменились, и он увидел бесконечные сияющие просторы под тройным ореолом атмосферы, колебавшимся и вздрагивавшем в нескончаемом танце. И там, где ореолы встречались и соприкасались, свечение разгоралось ярче, и цвета, не существующие в этом мире, становились почти осязаемо вещественными.
В другое время это видение разожгло бы любопытство Тредэйна, но сейчас ему было не до того. Злотворный, погруженный в размышления или воспоминания, словно не слышал мольбы смертного.
— Ксилиил! — в отчаянии выкрикнул Тред. Голос его сорвался, и он замолчал, переводя дыхание. Визгом тут не поможешь. Что бы сделал на его месте Юрун?
Сейчас разум чужака слит с его разумом. Значит, и обращать свои мольбы и мысли надо в себя.
Следующая попытка была безмолвной. Всю силу, собранную чтобы выдержать соприкосновение с пришельцем Тредэйн направил внутрь себя. Отказавшись от слов, он выразил мысли в образах, настолько ярких, что они, наконец, привлекли внимание.
?
Немой вопрос. В его сознании шевельнулось бесстрастное любопытство Злотворного.
Это, несомненно, был ответ, и пораженному Треду стоило немалого труда сохранить сосредоточенность. Овладев собой, он повторил просьбу.
Ксилиил понимал, но не отвечал.
Тред невыносимо долго ждал, пока разум чужака неторопливо просматривал его воспоминания о побеге из крепости Нул.
Почувствовав намек на понимание, смертный понял, что кое-чего добился. Так или иначе Ксилиил был готов иметь с ним дело.
В его силах было даровать все, что угодно — если бы он пожелал…
…убедить эти существа уделить малую толику своего невыразимого могущества…
Как его убедить? Тред задумался. Он уже пытался молить о даровании свободы или смерти. Безуспешно. Что, кроме собственного отчаяния, может он предложить в уплату?!
Себя.
Впервые мысль Ксилиила оформилась в слово. Глубокое молчание, наполнявшее зал, не было нарушено, а голос, прозвучавший в голове Тредэйна ЛиМарчборга, словно исходил из раскаленного солнечного ядра. В нем звучала вся сила и мудрость мира, и в то же время — некое колебание, выражавшее невозможность выразить в кратком слове все значение мысли.
Сердце Треда пропустило удар, сосредоточенность ускользнула, но это уже не имело значения. Ксилиил сам поддерживал связь, и его силы было довольно, чтобы общение продолжалось, пока не наскучит Злотворному. Должно быть, тот уловил замешательство собеседника, потому что голос прозвучал снова:
Предложи мне себя, по собственной воле. В обмен я дам тебе власть над материей этого мира.
Волосы на затылке встали дыбом, но вопрос Тредэйна прозвучал спокойно и ровно:
— Какую власть?
Власть, которой обладают те, кого называют колдунами.
Голос смолк, но образы ожили, и Тред увидел природу силы, которую люди называли волшебством, убедился в ее могуществе и впервые начал понимать, каким образом частицы энергии, привлеченной из других измерений, могут преобразовывать этот мир, производя тончайшие изменения, направляя мысли и желания людей. Настоящий колдун мог управлять своими ближними, как кукольник — марионетками, если только ему не мешала докучливая совесть.
Но сила колдуна была далеко не бесконечна. И она иссякала тем быстрее, чем активнее он ее тратил. Каждое чудо покупалось за свою цену, пока наконец сила не кончалась. А это происходило неизбежно, если только колдун не отказывался прибегать к ней, потому что единственным чудом, которое было совершенно невозможно, являлось обновление запаса колдовского могущества.
А когда сила иссякнет? Когда расточительство приведет к растрате волшебного богатства?
Тогда ты — мой.
Голос, гулкий, как старый колокол, прозвучал в голове Треда, пробравшись в самые заповедные уголки сознания, и тот содрогнулся, но сумел задать вертящийся на языке вопрос:
— А если я так и не использую всю силу?
Срок существования живущих в этом мире краток. Когда он истечет, ты — мой.
— И что тогда?
Нет ответа.
— Что тогда? — повторил Тред. — Что ждет тех, кто отдал себя Тебе?
Ему показалось, что Ксилиил каким-то образом не пустил этот вопрос в область своего сознания.
— Ты что, питаешься жизненной силой людей? Молчание.
— Говорят, ты живешь, поглощая наши жизни. Ксилиил безмолвствовал.
— Все знают, что ты — величайший враг рода человеческого, — настаивал на своем Тред. — Считается, что ты стремишься погубить всех нас. Чем мы навлекли на себя твою ненависть?
На этот вопрос он, к своему удивлению, получил ответ. Ответ, выраженный не в словах, не в образах, а в едва уловимом настроении, в котором не улавливалось ни ненависти, ни даже неприязни. Очевидно, Злотворный Ксилиил был почти равнодушен к человечеству. Если смертные и вызывали у него какие-то чувства, то ближе всего они были к жалости, какую питают к убогим калекам. Однако в его отношениях с людьми чувствовалась определенная цель.
— Не понимаю. Какая цель? — спросил Тред, но этот вопрос опять остался незамеченным.
Прошла минута, после чего в его голове снова возникли слова:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
Ксилиилу человеческий мир представлялся темным, жалким и грязным.
Изгнание.
Эта мысль оказалась очень отчетливой, но Тредэйну этого было не достаточно. Он открылся еще шире, и в него хлынули новые образы: светлые, дразнящие, невнятные. Он не мог понять их значения. Он вступил со Злотворным в такую тесную связь, какой никогда не бывало у него с людьми, но взаимопонимание оставалось невозможным.
— Помоги мне, — Тред, повинуясь силе привычки, заговорил вслух. — Великий Ксилиил, к тебе взываю.
Никакого ответа. Нечто вроде ряби, разбившей заполняющий мысли Злотворного холод, показало, что слова услышаны. Но ни намека на понимание.
— За мной охотятся. Я в ловушке. Помоги мне укрыться. На этот раз не было даже ряби.
— Услышь меня, Ксилиил. Ничего.
— Услышь меня!
Снова легкое волнение тронуло разум Злотворного, но в нем не было ни признака понимания, ни малейшего интереса. Только образы, наполняющие мысли Треда, изменились, и он увидел бесконечные сияющие просторы под тройным ореолом атмосферы, колебавшимся и вздрагивавшем в нескончаемом танце. И там, где ореолы встречались и соприкасались, свечение разгоралось ярче, и цвета, не существующие в этом мире, становились почти осязаемо вещественными.
В другое время это видение разожгло бы любопытство Тредэйна, но сейчас ему было не до того. Злотворный, погруженный в размышления или воспоминания, словно не слышал мольбы смертного.
— Ксилиил! — в отчаянии выкрикнул Тред. Голос его сорвался, и он замолчал, переводя дыхание. Визгом тут не поможешь. Что бы сделал на его месте Юрун?
Сейчас разум чужака слит с его разумом. Значит, и обращать свои мольбы и мысли надо в себя.
Следующая попытка была безмолвной. Всю силу, собранную чтобы выдержать соприкосновение с пришельцем Тредэйн направил внутрь себя. Отказавшись от слов, он выразил мысли в образах, настолько ярких, что они, наконец, привлекли внимание.
?
Немой вопрос. В его сознании шевельнулось бесстрастное любопытство Злотворного.
Это, несомненно, был ответ, и пораженному Треду стоило немалого труда сохранить сосредоточенность. Овладев собой, он повторил просьбу.
Ксилиил понимал, но не отвечал.
Тред невыносимо долго ждал, пока разум чужака неторопливо просматривал его воспоминания о побеге из крепости Нул.
Почувствовав намек на понимание, смертный понял, что кое-чего добился. Так или иначе Ксилиил был готов иметь с ним дело.
В его силах было даровать все, что угодно — если бы он пожелал…
…убедить эти существа уделить малую толику своего невыразимого могущества…
Как его убедить? Тред задумался. Он уже пытался молить о даровании свободы или смерти. Безуспешно. Что, кроме собственного отчаяния, может он предложить в уплату?!
Себя.
Впервые мысль Ксилиила оформилась в слово. Глубокое молчание, наполнявшее зал, не было нарушено, а голос, прозвучавший в голове Тредэйна ЛиМарчборга, словно исходил из раскаленного солнечного ядра. В нем звучала вся сила и мудрость мира, и в то же время — некое колебание, выражавшее невозможность выразить в кратком слове все значение мысли.
Сердце Треда пропустило удар, сосредоточенность ускользнула, но это уже не имело значения. Ксилиил сам поддерживал связь, и его силы было довольно, чтобы общение продолжалось, пока не наскучит Злотворному. Должно быть, тот уловил замешательство собеседника, потому что голос прозвучал снова:
Предложи мне себя, по собственной воле. В обмен я дам тебе власть над материей этого мира.
Волосы на затылке встали дыбом, но вопрос Тредэйна прозвучал спокойно и ровно:
— Какую власть?
Власть, которой обладают те, кого называют колдунами.
Голос смолк, но образы ожили, и Тред увидел природу силы, которую люди называли волшебством, убедился в ее могуществе и впервые начал понимать, каким образом частицы энергии, привлеченной из других измерений, могут преобразовывать этот мир, производя тончайшие изменения, направляя мысли и желания людей. Настоящий колдун мог управлять своими ближними, как кукольник — марионетками, если только ему не мешала докучливая совесть.
Но сила колдуна была далеко не бесконечна. И она иссякала тем быстрее, чем активнее он ее тратил. Каждое чудо покупалось за свою цену, пока наконец сила не кончалась. А это происходило неизбежно, если только колдун не отказывался прибегать к ней, потому что единственным чудом, которое было совершенно невозможно, являлось обновление запаса колдовского могущества.
А когда сила иссякнет? Когда расточительство приведет к растрате волшебного богатства?
Тогда ты — мой.
Голос, гулкий, как старый колокол, прозвучал в голове Треда, пробравшись в самые заповедные уголки сознания, и тот содрогнулся, но сумел задать вертящийся на языке вопрос:
— А если я так и не использую всю силу?
Срок существования живущих в этом мире краток. Когда он истечет, ты — мой.
— И что тогда?
Нет ответа.
— Что тогда? — повторил Тред. — Что ждет тех, кто отдал себя Тебе?
Ему показалось, что Ксилиил каким-то образом не пустил этот вопрос в область своего сознания.
— Ты что, питаешься жизненной силой людей? Молчание.
— Говорят, ты живешь, поглощая наши жизни. Ксилиил безмолвствовал.
— Все знают, что ты — величайший враг рода человеческого, — настаивал на своем Тред. — Считается, что ты стремишься погубить всех нас. Чем мы навлекли на себя твою ненависть?
На этот вопрос он, к своему удивлению, получил ответ. Ответ, выраженный не в словах, не в образах, а в едва уловимом настроении, в котором не улавливалось ни ненависти, ни даже неприязни. Очевидно, Злотворный Ксилиил был почти равнодушен к человечеству. Если смертные и вызывали у него какие-то чувства, то ближе всего они были к жалости, какую питают к убогим калекам. Однако в его отношениях с людьми чувствовалась определенная цель.
— Не понимаю. Какая цель? — спросил Тред, но этот вопрос опять остался незамеченным.
Прошла минута, после чего в его голове снова возникли слова:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118