Я, знаешь ли, иногда опасаюсь за твое душевное здоровье, честное слово! А теперь, извини, мне надо идти. Нет смысла продолжать этот утомительный разговор.
Дверь открылась, из комнаты показался раздосадованный Пфиссиг. Губы его кривились в ленивой усмешке, однако покрасневшее лицо выдавало действительное состояние юноши, а маленький носик был еще краснее, чем обычно. За его спиной, гневно сложив руки на груди, стояла Гленниан ЛиТарнграв.
— И обратно не возвращайся, — посоветовала она.
— В чем дело? — вмешался Дремпи Квисельд. При виде отца Пфиссиг застыл как вкопанный.
— Пустяки, отец, — отозвался он. — Маленькое недоразумение. Наша Гленниан горячится из-за ломаного гроша.
— Ломаный грош! Какое красочное выражение! — глубоко вздохнув, Гленниан вышла из комнаты навстречу опекуну. — Почтенный Дремпи, я не хотела вас беспокоить, но раз уж вы все равно услышали, я должна просить вас о помощи. Прошу вас, запретите своему сыну входить в мою комнату. Я вернулась и застала его копающимся в ящиках собственного стола.
Почтенный Квисельд почувствовал волну жара, окатившую щеки и понял, что лицо его покраснело не хуже, чем у сына. Это было смешно, но он ничего не мог с этим поделать. Дремпи всегда робел перед Гленниан ЛиТарнграв, несмотря на ее молодость и положение воспитанницы. А ведь девушка вовсе не стремилась к этому, она даже не осознавала своей власти. Квисельд сам толком не мог понять причину этой робости, хотя предполагал, что дело в сходстве девушки с отцом, его бывшем господином, благородным ландграфом ЛиТарнгравом. Правда, сходство было не так уж и велико. Девически стройная фигура Гленниан мало напоминала коренастое сильное тело Джекса ЛиТарнграва, ее нежная бледность разительно отличалась от здорового румянца на щеках благородного ландграфа. Его морковно-рыжая шевелюра перешла в темно-каштановые локоны дочери, а от россыпи веснушек у нее осталось только несколько темных пятнышек у переносицы. И, прежде всего, блестящие глаза принадлежали одной только Гленниан — ясные, серо-зеленые глаза с карими искорками, миндалевидные глаза, прикрытые густыми темными ресницами. «Ведьмины глазки» — называл их про себя Квисельд. Ему было легко, судить — эти глаза приходились как раз вровень с его собственными, хотя девушка не была высокой. Но при всем при том девушка необычайно напоминала отца: тысячей мельчайших деталей, движений и интонаций.
— Почтенный Дремпи… — окликнула его Гленниан. Квисельд опомнился.
— Ты можешь это объяснить? — с надеждой обратился он к сыну.
— Разумеется, — без запинки отозвался Пфиссиг. С его губ не сходила все та же улыбочка. — Я просто искал одну книгу. Всем известна страсть Гленниан к чтению. В ее комнате целые горы книг. Я подумал, что та, которую я искал, могла случайно попасть к ней, и хотел попросить ее посмотреть у себя на полках. Постучался, но никто не ответил, и я решил зайти и посмотреть. Прошу прощения за свою дерзость, но право же, я никого не хотел обидеть.
— Вот видишь, он ничего дурного… — начал Квисельд.
— Зачем же ему понадобилось рыться у меня в столе? — возразила Гленниан. — И в платяном шкафу?
— Я не делал ничего подобного, — застывшая улыбка и немигающие голубые глазки делали круглое личико Пфиссига совсем кукольным. — Ты просто не поняла. Тебе показалось. Может, выпила за обедом лишний стаканчик?
— Я видела, что он делает, и не в первый раз, — Гленниан, не замечая Пфиссига, обращалась напрямую к опекуну. — Почтенный Дремпи, с этим делом легко покончить. Просто разрешите мне поставить замок на дверь, и чтобы ключ был только у меня.
— Кажется, моя приемная сестричка над нами смеется, — фыркнул Пфиссиг. — Не думает же она, в самом деле, что мы будем перестраивать дом ради ее капризов!
— Один замок — не такая уж большая перестройка, а для меня это очень важно, — даже возражая Пфиссигу, Гленниан словно не замечала его присутствия.
— У нашей Гленниан добрые намерения, однако она слишком чувствительна и порой упускает кое-что из виду, — снисходительно усмехнулся Пфиссиг. — Например, что дом Квисельдов — не ее дом .
— Как я могу забыть то, о чем мне постоянно напоминают, — огрызнулась Гленниан, по-отцовски стиснув зубы. — Почтенный Дремпи…
— Хватит. — У Квисельда закружилась голова. — Не ссорьтесь, дети. Гленниан, я обдумаю твою просьбу и скажу тебе о своем решении. — Мысль, что кто-то из рода ЛиТарнгравов зависит от него, опьяняла, но Квисельд не позволил этому чувству отразиться на лице. — Пфиссиг, я прощу тебя не заходить в ее комнату. И ты мог бы извиниться.
— Разумеется, отец. — Улыбочка Пфиссига была словно гвоздями прибита. — Я готов на все, чтобы восстановить мир в доме, так что охотно признаю, что мне очень жаль. Жаль, что Гленниан так плохо обо мне думает. И жаль, что она расстроена своими несправедливыми подозрениями. Мне очень жаль ее. Тяжелая ноша — такое пылкое сердце, не знающее покоя и доверия …
— Хватит! — Почтенный Квисельд дернул сына за руку. — Пойдем.
Отец и сын двинулись прочь. За их спинами громко захлопнулась дверь в комнату Гленниан ЛиТарнграв.
— Зачем ты все время ее изводишь? — сердито спросил Квисельд.
— Но, отец… — Пфиссиг избавился, наконец, от своей улыбочки. Его невинные голубые глазки округлились от обиды. — Я ничего такого не делал. Это она на меня за что-то взъелась.
— Не надо было давать ей повод. Ты мужчина и сам должен управлять событиями. Постарайся быть с ней помягче.
— Чего ради? Злоязыкая, заносчивая, строптивая ведьма! Чего ради мне подлаживаться под нее?
— Мой мальчик, постарайся понять. Гленниан ЛиТарнграв перенесла тяжелую потерю…
— Ну так пусть скажет спасибо своему папочке-колдуну.
И еще кое-кому…
— Она осталась сиротой, без наследства…
— Тем более девчонка должна ценить твою доброту. Ты ведь позволил ей остаться здесь — а мог бы выгнать на все четыре стороны.
— Ты не прав. Ей, конечно, нелегко оставаться в зависимости от бывшего слуги в доме, принадлежавшем прежде ее семье… А каково будет, если она когда-нибудь узнает правду?
— Могло быть и хуже. Она должна быть тебе благодарна.
Дело закрыто. Она никогда не узнает, как все было на самом деле.
— Ты мог бы постараться помочь ей, сыпок. Постараться сблизиться с ней. — Квисельд взглянул в глаза сыну. — Должен признаться, все эти тринадцать лет я не переставал надеяться, что когда-нибудь ты привнесешь в род Квисельдов благородную кровь — через брак.
— Ты что, говоришь о Гленниан?
Квисельд кивнул.
— Нет уж, спасибо! Надеюсь, я найду себе жену получше, чем нищее отродье казненного колдуна. Я хочу жену из почтенной семьи. Как-никак мы сами теперь благородные.
— Ты уверен?.. «Свежеприобретенное дворянство может считаться в лучшем случае сомнительным…» — промелькнуло в памяти ехидное замечание Эстины ЛиХофбрунн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
Дверь открылась, из комнаты показался раздосадованный Пфиссиг. Губы его кривились в ленивой усмешке, однако покрасневшее лицо выдавало действительное состояние юноши, а маленький носик был еще краснее, чем обычно. За его спиной, гневно сложив руки на груди, стояла Гленниан ЛиТарнграв.
— И обратно не возвращайся, — посоветовала она.
— В чем дело? — вмешался Дремпи Квисельд. При виде отца Пфиссиг застыл как вкопанный.
— Пустяки, отец, — отозвался он. — Маленькое недоразумение. Наша Гленниан горячится из-за ломаного гроша.
— Ломаный грош! Какое красочное выражение! — глубоко вздохнув, Гленниан вышла из комнаты навстречу опекуну. — Почтенный Дремпи, я не хотела вас беспокоить, но раз уж вы все равно услышали, я должна просить вас о помощи. Прошу вас, запретите своему сыну входить в мою комнату. Я вернулась и застала его копающимся в ящиках собственного стола.
Почтенный Квисельд почувствовал волну жара, окатившую щеки и понял, что лицо его покраснело не хуже, чем у сына. Это было смешно, но он ничего не мог с этим поделать. Дремпи всегда робел перед Гленниан ЛиТарнграв, несмотря на ее молодость и положение воспитанницы. А ведь девушка вовсе не стремилась к этому, она даже не осознавала своей власти. Квисельд сам толком не мог понять причину этой робости, хотя предполагал, что дело в сходстве девушки с отцом, его бывшем господином, благородным ландграфом ЛиТарнгравом. Правда, сходство было не так уж и велико. Девически стройная фигура Гленниан мало напоминала коренастое сильное тело Джекса ЛиТарнграва, ее нежная бледность разительно отличалась от здорового румянца на щеках благородного ландграфа. Его морковно-рыжая шевелюра перешла в темно-каштановые локоны дочери, а от россыпи веснушек у нее осталось только несколько темных пятнышек у переносицы. И, прежде всего, блестящие глаза принадлежали одной только Гленниан — ясные, серо-зеленые глаза с карими искорками, миндалевидные глаза, прикрытые густыми темными ресницами. «Ведьмины глазки» — называл их про себя Квисельд. Ему было легко, судить — эти глаза приходились как раз вровень с его собственными, хотя девушка не была высокой. Но при всем при том девушка необычайно напоминала отца: тысячей мельчайших деталей, движений и интонаций.
— Почтенный Дремпи… — окликнула его Гленниан. Квисельд опомнился.
— Ты можешь это объяснить? — с надеждой обратился он к сыну.
— Разумеется, — без запинки отозвался Пфиссиг. С его губ не сходила все та же улыбочка. — Я просто искал одну книгу. Всем известна страсть Гленниан к чтению. В ее комнате целые горы книг. Я подумал, что та, которую я искал, могла случайно попасть к ней, и хотел попросить ее посмотреть у себя на полках. Постучался, но никто не ответил, и я решил зайти и посмотреть. Прошу прощения за свою дерзость, но право же, я никого не хотел обидеть.
— Вот видишь, он ничего дурного… — начал Квисельд.
— Зачем же ему понадобилось рыться у меня в столе? — возразила Гленниан. — И в платяном шкафу?
— Я не делал ничего подобного, — застывшая улыбка и немигающие голубые глазки делали круглое личико Пфиссига совсем кукольным. — Ты просто не поняла. Тебе показалось. Может, выпила за обедом лишний стаканчик?
— Я видела, что он делает, и не в первый раз, — Гленниан, не замечая Пфиссига, обращалась напрямую к опекуну. — Почтенный Дремпи, с этим делом легко покончить. Просто разрешите мне поставить замок на дверь, и чтобы ключ был только у меня.
— Кажется, моя приемная сестричка над нами смеется, — фыркнул Пфиссиг. — Не думает же она, в самом деле, что мы будем перестраивать дом ради ее капризов!
— Один замок — не такая уж большая перестройка, а для меня это очень важно, — даже возражая Пфиссигу, Гленниан словно не замечала его присутствия.
— У нашей Гленниан добрые намерения, однако она слишком чувствительна и порой упускает кое-что из виду, — снисходительно усмехнулся Пфиссиг. — Например, что дом Квисельдов — не ее дом .
— Как я могу забыть то, о чем мне постоянно напоминают, — огрызнулась Гленниан, по-отцовски стиснув зубы. — Почтенный Дремпи…
— Хватит. — У Квисельда закружилась голова. — Не ссорьтесь, дети. Гленниан, я обдумаю твою просьбу и скажу тебе о своем решении. — Мысль, что кто-то из рода ЛиТарнгравов зависит от него, опьяняла, но Квисельд не позволил этому чувству отразиться на лице. — Пфиссиг, я прощу тебя не заходить в ее комнату. И ты мог бы извиниться.
— Разумеется, отец. — Улыбочка Пфиссига была словно гвоздями прибита. — Я готов на все, чтобы восстановить мир в доме, так что охотно признаю, что мне очень жаль. Жаль, что Гленниан так плохо обо мне думает. И жаль, что она расстроена своими несправедливыми подозрениями. Мне очень жаль ее. Тяжелая ноша — такое пылкое сердце, не знающее покоя и доверия …
— Хватит! — Почтенный Квисельд дернул сына за руку. — Пойдем.
Отец и сын двинулись прочь. За их спинами громко захлопнулась дверь в комнату Гленниан ЛиТарнграв.
— Зачем ты все время ее изводишь? — сердито спросил Квисельд.
— Но, отец… — Пфиссиг избавился, наконец, от своей улыбочки. Его невинные голубые глазки округлились от обиды. — Я ничего такого не делал. Это она на меня за что-то взъелась.
— Не надо было давать ей повод. Ты мужчина и сам должен управлять событиями. Постарайся быть с ней помягче.
— Чего ради? Злоязыкая, заносчивая, строптивая ведьма! Чего ради мне подлаживаться под нее?
— Мой мальчик, постарайся понять. Гленниан ЛиТарнграв перенесла тяжелую потерю…
— Ну так пусть скажет спасибо своему папочке-колдуну.
И еще кое-кому…
— Она осталась сиротой, без наследства…
— Тем более девчонка должна ценить твою доброту. Ты ведь позволил ей остаться здесь — а мог бы выгнать на все четыре стороны.
— Ты не прав. Ей, конечно, нелегко оставаться в зависимости от бывшего слуги в доме, принадлежавшем прежде ее семье… А каково будет, если она когда-нибудь узнает правду?
— Могло быть и хуже. Она должна быть тебе благодарна.
Дело закрыто. Она никогда не узнает, как все было на самом деле.
— Ты мог бы постараться помочь ей, сыпок. Постараться сблизиться с ней. — Квисельд взглянул в глаза сыну. — Должен признаться, все эти тринадцать лет я не переставал надеяться, что когда-нибудь ты привнесешь в род Квисельдов благородную кровь — через брак.
— Ты что, говоришь о Гленниан?
Квисельд кивнул.
— Нет уж, спасибо! Надеюсь, я найду себе жену получше, чем нищее отродье казненного колдуна. Я хочу жену из почтенной семьи. Как-никак мы сами теперь благородные.
— Ты уверен?.. «Свежеприобретенное дворянство может считаться в лучшем случае сомнительным…» — промелькнуло в памяти ехидное замечание Эстины ЛиХофбрунн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118