Пален вышел из его кабинета с озабоченным видом и, спустившись с лестницы в сени, сказал поджидавшему его там адъютанту:
– Поезжай сейчас к графу Литте и доложи его сиятельству… – Пален несколько призамялся, как будто соображая что-то, – доложи его сиятельству, что я имею безотлагательную надобность его видеть, да, чтобы не встревожилась графиня, добавь, как будто от себя, что нужно мне свидеться с его сиятельством не по чему иному, как только по мальтийским делам. Понимаешь?..
– Понимаю, ваше сиятельство! – отрапортовал вытянувшийся в струнку адъютант и, вскочив на лошадь, поскакал к «поручику» или наместнику великого магистра мальтийского ордена, графу Литте.
Спустя несколько времени Литта, совершенно спокойный, входил в кабинет генерал-губернатора.
– Вы, ваше сиятельство, – сказал ему после взаимных приветствий по-французски Пален, – не получали ещё от графа Ростопчина никакой бумаги?
– Нет ещё, – отвечал Литта.
При этом ответе по губам Палена пробежала какая-то странная улыбка.
– А не позволите ли, любезный граф, попотчевать вас стаканом лафита, я на этих днях получил превосходное вино, – проговорил скороговоркой генерал-губернатор, направляясь к двери, как будто для того чтобы сделать распоряжение об угощении Литы.
Услышав это предложение, Литта вздрогнул, нервная дрожь подёрнула мускулы его лица.
– Неужели дело дошло до этого? – проговорил он взволнованным голосом, с изумлением глядя на Палена.
– К сожалению!.. – отозвался Пален, с выражением безнадёжности пожав плечами.
– А сколько сроку? – спросил оправившийся Лита.
– Четыре часа, – коротко отрезал Пален.
– Бедная моя жена!.. – в отчаянии воскликнул Литта, закрыв глаза руками. – Такое неожиданное несчастье поразит её!
– Поэтому-то я, – сказал с большой любезностью Пален, – и постарался выманить вас поскорее к себе, то есть сделать так, чтобы графиня не знала ничего. Я не приехал к вашему сиятельству, потому что очень хорошо знаю, какую тревогу производит появление моё в чьём-нибудь доме: мне известно, что я не считаюсь отрадным вестником…
– Благодарю вас за внимание, – проговорил Литта. – Но неужели нельзя изменить этого решения? Неужели нельзя выпросить хоть какой-нибудь отсрочки?..
– Не думаю, – холодно ответил Пален и, взяв за руку Литту, подвёл его к окну кабинета, выходившему во двор. – Вот видите, граф, – сказал Пален, указывая Литте на стоявшие во дворе по случаю распутицы и зимние кибитки, и летние тележки, – здесь шесть тележек и столько же кибиток, и я сам не знаю, переменятся ли запряжённые в них лошади до того времени, когда мне самому придётся прокатиться на одной из них. Теперь я высылаю на них других, а, быть может, через несколько часов и сам усядусь в одну из них. У каждого из нас есть никому не ведомый роковой черёд.
– Это, однако, нисколько не утешительно, – с заметным раздражением проговорил Литта.
– Разумеется, – отвечал хладнокровно Пален и, уперев в Литту свои умные и проницательные глаза, насмешливо добавил: – Впрочем, не сами ли вы, граф, всегда повторяли, что безусловное повиновение – первая добродетель мальтийского рыцаря; вот теперь вам и предстоит случай выказать на деле эту добродетель, исполнив безотлагательно волю великого магистра и императора и не ставя меня в печальную необходимость…
– О, будьте уверены, ваше сиятельство, что я не доведу вас ни до малейшей неприятности, – сказал твёрдым и громким голосом Литта и, дружески простившись с генерал-губернатором, вышел из его кабинета.
Чем спокойнее входил туда Литта, тем сильнее должно было его озадачить приглашение Палена – выпить лафиту. Всему Петербургу был известен настоящий смысл такого потчевания, так как оно во избежание подготовительных объяснений делалось со стороны генерал-губернатора тем, кому он должен был объявить высочайшее повеление о выезде из столицы.
Возвратясь домой от Палена, Литта нашёл у себя письмо, присланное от графа Ростопчина. В письме этом великий канцлер мальтийского ордена сообщал Литте, что его величество, имея в виду, что он, граф Литта, получил за своею супругою весьма значительные имения, находит, что для успешного управления этими имениями графу Литте следовало бы жить в них, выехав поскорее из Петербурга, тем более что пребывание в деревне может быть полезно и для его здоровья. К этому Ростопчин прибавлял, что на место его, Литты, на должность «поручика» великого магистра назначен государем граф Николай Иванович Салтыков.
Разумеется, что Литте, поражённому происшедшей неизвестно по какой именно причине опалою государя, не оставалось ничего более, как приготовиться к отъезду в тот короткий срок, который был объявлен ему генерал-губернатором. В доме графа началась суета и сборы в дорогу, когда получено было от Ростопчина другое письмо, в котором он сообщал, что хотя его величество и не отменяет своего распоряжения о выезде графа Литты из Петербурга в имение его супруги, но что тем не менее дозволяет ему пробыть в столице столько времени, сколько потребуется для устройства его городских дел. Литта знал, однако, что на первых порах всякая попытка об отмене сделанного разгневанным государем распоряжения будет совершенно бесполезна, а промедление, хотя бы и дозволенное, может усилить неудовольствие и подозрительность императора, а потому он поспешил поскорее выбраться из Петербурга и уехать с графиней в принадлежавшее ей богатое село Кимру.
С отъездом из Петербурга Литты деятельность его по делам мальтийского ордена прекратилась до воцарения императора Александра Павловича.
XXVI
– Я на беду мою связался с этими вероломными союзниками, с этими макиавеллистами; в них нет никакой прямоты; они в личных своих интересах заставили меня жертвовать моими войсками, – повторял с негодованием Павел Петрович, когда заходила речь об Англии или об Австрии, из которых первая так двоедушно поступала при отнятии у французов острова Мальты, а другая так вероломно держала себя во время похода русских в Италии и в Швейцарии.
Всё сумрачнее, всё подозрительнее и всё грознее становился император, и были у него для этого причины. Дела мальтийского ордена беспрестанно раздражали его. Часто переносился он в воспоминания своего детства и своей юности, когда благочестивая и воинственная Мальта так сильно увлекала его пылкое воображение и когда ему, как будто в забытьи, то чудился победный клич рыцарей-монахов на полях битв, то слышалось их молитвенное пение под сводами древнего храма. Но тогда была пора восторженных мечтаний, а теперь действительность развёртывала перед ним совершенно иную картину. Из-за мальтийских рыцарей ему приходилось горячиться, ссориться, хлопотать и вести уклончивую дипломатическую переписку, вовсе не подходившую к его прямодушию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233
– Поезжай сейчас к графу Литте и доложи его сиятельству… – Пален несколько призамялся, как будто соображая что-то, – доложи его сиятельству, что я имею безотлагательную надобность его видеть, да, чтобы не встревожилась графиня, добавь, как будто от себя, что нужно мне свидеться с его сиятельством не по чему иному, как только по мальтийским делам. Понимаешь?..
– Понимаю, ваше сиятельство! – отрапортовал вытянувшийся в струнку адъютант и, вскочив на лошадь, поскакал к «поручику» или наместнику великого магистра мальтийского ордена, графу Литте.
Спустя несколько времени Литта, совершенно спокойный, входил в кабинет генерал-губернатора.
– Вы, ваше сиятельство, – сказал ему после взаимных приветствий по-французски Пален, – не получали ещё от графа Ростопчина никакой бумаги?
– Нет ещё, – отвечал Литта.
При этом ответе по губам Палена пробежала какая-то странная улыбка.
– А не позволите ли, любезный граф, попотчевать вас стаканом лафита, я на этих днях получил превосходное вино, – проговорил скороговоркой генерал-губернатор, направляясь к двери, как будто для того чтобы сделать распоряжение об угощении Литы.
Услышав это предложение, Литта вздрогнул, нервная дрожь подёрнула мускулы его лица.
– Неужели дело дошло до этого? – проговорил он взволнованным голосом, с изумлением глядя на Палена.
– К сожалению!.. – отозвался Пален, с выражением безнадёжности пожав плечами.
– А сколько сроку? – спросил оправившийся Лита.
– Четыре часа, – коротко отрезал Пален.
– Бедная моя жена!.. – в отчаянии воскликнул Литта, закрыв глаза руками. – Такое неожиданное несчастье поразит её!
– Поэтому-то я, – сказал с большой любезностью Пален, – и постарался выманить вас поскорее к себе, то есть сделать так, чтобы графиня не знала ничего. Я не приехал к вашему сиятельству, потому что очень хорошо знаю, какую тревогу производит появление моё в чьём-нибудь доме: мне известно, что я не считаюсь отрадным вестником…
– Благодарю вас за внимание, – проговорил Литта. – Но неужели нельзя изменить этого решения? Неужели нельзя выпросить хоть какой-нибудь отсрочки?..
– Не думаю, – холодно ответил Пален и, взяв за руку Литту, подвёл его к окну кабинета, выходившему во двор. – Вот видите, граф, – сказал Пален, указывая Литте на стоявшие во дворе по случаю распутицы и зимние кибитки, и летние тележки, – здесь шесть тележек и столько же кибиток, и я сам не знаю, переменятся ли запряжённые в них лошади до того времени, когда мне самому придётся прокатиться на одной из них. Теперь я высылаю на них других, а, быть может, через несколько часов и сам усядусь в одну из них. У каждого из нас есть никому не ведомый роковой черёд.
– Это, однако, нисколько не утешительно, – с заметным раздражением проговорил Литта.
– Разумеется, – отвечал хладнокровно Пален и, уперев в Литту свои умные и проницательные глаза, насмешливо добавил: – Впрочем, не сами ли вы, граф, всегда повторяли, что безусловное повиновение – первая добродетель мальтийского рыцаря; вот теперь вам и предстоит случай выказать на деле эту добродетель, исполнив безотлагательно волю великого магистра и императора и не ставя меня в печальную необходимость…
– О, будьте уверены, ваше сиятельство, что я не доведу вас ни до малейшей неприятности, – сказал твёрдым и громким голосом Литта и, дружески простившись с генерал-губернатором, вышел из его кабинета.
Чем спокойнее входил туда Литта, тем сильнее должно было его озадачить приглашение Палена – выпить лафиту. Всему Петербургу был известен настоящий смысл такого потчевания, так как оно во избежание подготовительных объяснений делалось со стороны генерал-губернатора тем, кому он должен был объявить высочайшее повеление о выезде из столицы.
Возвратясь домой от Палена, Литта нашёл у себя письмо, присланное от графа Ростопчина. В письме этом великий канцлер мальтийского ордена сообщал Литте, что его величество, имея в виду, что он, граф Литта, получил за своею супругою весьма значительные имения, находит, что для успешного управления этими имениями графу Литте следовало бы жить в них, выехав поскорее из Петербурга, тем более что пребывание в деревне может быть полезно и для его здоровья. К этому Ростопчин прибавлял, что на место его, Литты, на должность «поручика» великого магистра назначен государем граф Николай Иванович Салтыков.
Разумеется, что Литте, поражённому происшедшей неизвестно по какой именно причине опалою государя, не оставалось ничего более, как приготовиться к отъезду в тот короткий срок, который был объявлен ему генерал-губернатором. В доме графа началась суета и сборы в дорогу, когда получено было от Ростопчина другое письмо, в котором он сообщал, что хотя его величество и не отменяет своего распоряжения о выезде графа Литты из Петербурга в имение его супруги, но что тем не менее дозволяет ему пробыть в столице столько времени, сколько потребуется для устройства его городских дел. Литта знал, однако, что на первых порах всякая попытка об отмене сделанного разгневанным государем распоряжения будет совершенно бесполезна, а промедление, хотя бы и дозволенное, может усилить неудовольствие и подозрительность императора, а потому он поспешил поскорее выбраться из Петербурга и уехать с графиней в принадлежавшее ей богатое село Кимру.
С отъездом из Петербурга Литты деятельность его по делам мальтийского ордена прекратилась до воцарения императора Александра Павловича.
XXVI
– Я на беду мою связался с этими вероломными союзниками, с этими макиавеллистами; в них нет никакой прямоты; они в личных своих интересах заставили меня жертвовать моими войсками, – повторял с негодованием Павел Петрович, когда заходила речь об Англии или об Австрии, из которых первая так двоедушно поступала при отнятии у французов острова Мальты, а другая так вероломно держала себя во время похода русских в Италии и в Швейцарии.
Всё сумрачнее, всё подозрительнее и всё грознее становился император, и были у него для этого причины. Дела мальтийского ордена беспрестанно раздражали его. Часто переносился он в воспоминания своего детства и своей юности, когда благочестивая и воинственная Мальта так сильно увлекала его пылкое воображение и когда ему, как будто в забытьи, то чудился победный клич рыцарей-монахов на полях битв, то слышалось их молитвенное пение под сводами древнего храма. Но тогда была пора восторженных мечтаний, а теперь действительность развёртывала перед ним совершенно иную картину. Из-за мальтийских рыцарей ему приходилось горячиться, ссориться, хлопотать и вести уклончивую дипломатическую переписку, вовсе не подходившую к его прямодушию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233