– спрашивал он себя. – Или за должность канцлера?.. Право, нет, ей-богу…» Он был совершенно растроган и счастлив. При всей своей природной чёрствости Иванчук ещё был слишком молод для свободной, спокойной и скучной жизни никого не любящего человека.
На придворный маскарад Настенька, после долгих совещаний с мужем, решила нарядиться индейской ворожеей. За час до бала, одетая, нарумяненная и разукрашенная, Настенька при зажжённых свечах стояла перед зеркалом с большим букетом цветов в левой руке и повторяла позы ворожеи. В небольшой комнате всё было блестящее и недорогое. Иванчук остался жить в своей прежней холостой квартире. Одна из четырёх комнат, не имевшая прежде никакого назначения, была отделана под будуар Настеньки, а в спальную поставили новую постель. Гостей принимали в столовой и гостиной, но хозяин никогда не забывал ввернуть, что они временно живут на б и в а к а х, в тесноте (на что гости обычно с игривой улыбкой отвечали: «да не в обиде»). Иванчук говорил также, что ищет хорошую квартиру где-нибудь за Фонтанкой, – там ещё так просторно и дёшево. В действительности он приторговывал двухэтажный дом на Невском и подумывал о хороших жильцах для нижнего этажа, – чтоб платили, как следует, и чтоб знакомство было приятное. Но с покупкой Иванчук не торопился. Хоть он ни во что не был посвящён Паленом, он, как все, смутно чего-то ждал.
Иванчук, в розовом домино и в маске, на цыпочках бесшумно вошёл в комнату, таинственно вытянув вперёд руки. Настенька увидела его в зеркале, вскрикнула и засмеялась. Из опустившегося букета роз выпала кожаная змея. Иванчук, неуверенно различая предметы сквозь прорези в чёрной бархатной маске, скользнул на пол, распахнув снизу домино, поднял змею и зашипел, тыча Настеньку в плечо жалом. Она замахала руками. Кожаная змея решительно ей не нравилась, но Иванчук говорил, что в Индии у ворожей змеи – первое дело, и Настенька уступила – только поглубже спрятала змею в букет. Иванчук через маску нежно поцеловал жену.
– У меня с машуармувантом, – сказал он, снимая маску и мигая. – Ты очаровательна, мабель, лучше ворожеи в Индиях не найти.
Он поцеловал её снова.
– И краска вкусная…
– Вечно шутите.
– Ты обожаешь мои поцелуи.
– Вот ещё!
– Обожаешь, – уверенно и кратко подтвердил с наслаждением Иванчук. – Видно, во мне есть что-то такое-этакое…
– Ещё что выдумаете…
– А я только что твоего осла видел. Тоже на бал собирается…
– Кого это? – небрежно спросила Настенька, как бы не догадываясь.
– Твоего Родомонта, Штааля, – с презрительной интонацией произнёс Иванчук. Он называл Штааля почему-то Родомонтом-забиякой. У Иванчука был небольшой запас одних и тех же продолжительно державшихся шуток. Сначала это было неприятно Настеньке, но потом она привыкла, и они стали ей нравиться, как привычные серенькие обои в её комнате. Настенька даже огорчилась бы, если бы её муж переменил какую-нибудь старую шуточку. Но он не мог ничего переменить, – он механически произносил эти свои шутки, способствовавшие уюту его жизни.
– И вовсе он не осёл, – обиженным тоном сказала Настенька. Она была человек справедливый и не считала Штааля глупым. Кроме того, ей было приятно возбуждать ревность Иванчука. Настенька находила это и полезным. Иванчук смутно чувствовал, что упоминание о Штаале, на первый взгляд вполне бестактное, не так уж неприятно Настеньке, – и потому упоминал о нём часто. В действительности он не очень ревновал Настеньку; но незнакомое чувство ревности (для которой, как он знал, больше не было никаких оснований) доставляло ему удовольствие. Он себе не отказывал в недорогих удовольствиях.
– Как же не осёл? И капюшончик на домино этакой востренький. Ну да, осёл, совсем Родомонт-забияка, храбрый дурак…
XII
Маски были обязательны только в Тронном зале, в котором находился государь. Там должно было состояться и маскарадное шествие. Держа в левой руке чёрную бархатную маску, Талызин поднялся по лестнице в бельэтаж. Издали слышалась печальная музыка. По ступеням между балюстрадами серого мрамора поднимались люди в домино. Большинство, как Талызин, держали маски в руках. Лица разобрать было нелегко. В сенях и на лестнице ещё стоял довольно густой туман, сквозь который прорезывались обведённые дрожащим круглым сиянием бледные огоньки свечей. Наверху в залах было светлее; там сырость была выведена лучше. Талызин остановился и спросил себя, идти ли в Тронный зал. Хотя Пален, которого он искал, скорее всего, мог находиться именно там, Талызин почему-то пошёл в противоположном направлении. Звуки музыки удалялись и слабели. «Всё равно в Тронном зале не разговоришься», – подумал он. По огромным, холодным, не одинаково ярко освещённым залам Михайловского замка неуверенно, двумя вереницами, тянулись в обе стороны, лишь изредка отражаясь в зеркалах, большей частью потускневших от влаги, странные розовые фигуры с высокими капюшонами на головах. Несмотря на огромное число приглашённых, оживления не было никакого. Почти не слышно было и гула разговоров. Талызин здесь, как везде, знал множество людей, но никто к нему не подходил. Знакомые с принуждённой улыбкой обменивались неловкими поклонами, – очень непривычно и неудобно было кланяться в маскарадном костюме. Иные военные подносили руку к капюшону и тотчас её отдёргивали. «Не весьма приятный бал», – подумал Талызин. Вдруг впереди себя он услышал другую, весёленькую музыку. Оркестр играл что-то старое, давно знакомое. Талызин вошёл в белый зал, где собралось купечество. Здесь танцевали, было шумно и как будто весело. В ту минуту, когда вошёл Талызин, маленький духовой оркестр, расположенный не на хорах, а в самой зале, в углу, на мгновение перестал играть. Распорядитель, молодой человек в красном, расшитом золотом домино, закричал диким голосом, всё росшим к концу фразы (так, что Талызин вздрогнул): «Штейнбасс! чудный весёлостью контратанец, с превычурными балансеями!..»
В дверях зала Талызин столкнулся с Иванчуком, который, обмахиваясь маской (хоть вовсе не было жарко), разговаривал с хорошенькой, сиявшей весельем женщиной в костюме ворожеи. Иванчук, видимо, был недоволен тем, что Талызин застал его в зале, отведённом для купечества (Настеньке здесь было гораздо приятнее и легче). Он вступил в разговор и с жаром стал описывать роскошь внутренних апартаментов её величества.
– Мервейе, мервейе, женераль, – говорил он. – А тут забавно, правда, грасы какие! Веселятся толстосумы…
– Разве пускают во внутренние апартаменты?
– Нас пустили, – небрежно сказал Иванчук. – Разрешите, генерал, познакомить вас с моей супругой, – добавил он и, взяв Настеньку за руку, сказал ей значительным тоном: – Настенька, генерал Пётр Александрович Талызин, командир Преображенского полка… Рефюзе, – шёпотом добавил он, показывая глазами на распорядителя, который, очень бойко улыбаясь, на цыпочках скользил к ним, очевидно с тем, чтобы пригласить Настеньку танцевать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233
На придворный маскарад Настенька, после долгих совещаний с мужем, решила нарядиться индейской ворожеей. За час до бала, одетая, нарумяненная и разукрашенная, Настенька при зажжённых свечах стояла перед зеркалом с большим букетом цветов в левой руке и повторяла позы ворожеи. В небольшой комнате всё было блестящее и недорогое. Иванчук остался жить в своей прежней холостой квартире. Одна из четырёх комнат, не имевшая прежде никакого назначения, была отделана под будуар Настеньки, а в спальную поставили новую постель. Гостей принимали в столовой и гостиной, но хозяин никогда не забывал ввернуть, что они временно живут на б и в а к а х, в тесноте (на что гости обычно с игривой улыбкой отвечали: «да не в обиде»). Иванчук говорил также, что ищет хорошую квартиру где-нибудь за Фонтанкой, – там ещё так просторно и дёшево. В действительности он приторговывал двухэтажный дом на Невском и подумывал о хороших жильцах для нижнего этажа, – чтоб платили, как следует, и чтоб знакомство было приятное. Но с покупкой Иванчук не торопился. Хоть он ни во что не был посвящён Паленом, он, как все, смутно чего-то ждал.
Иванчук, в розовом домино и в маске, на цыпочках бесшумно вошёл в комнату, таинственно вытянув вперёд руки. Настенька увидела его в зеркале, вскрикнула и засмеялась. Из опустившегося букета роз выпала кожаная змея. Иванчук, неуверенно различая предметы сквозь прорези в чёрной бархатной маске, скользнул на пол, распахнув снизу домино, поднял змею и зашипел, тыча Настеньку в плечо жалом. Она замахала руками. Кожаная змея решительно ей не нравилась, но Иванчук говорил, что в Индии у ворожей змеи – первое дело, и Настенька уступила – только поглубже спрятала змею в букет. Иванчук через маску нежно поцеловал жену.
– У меня с машуармувантом, – сказал он, снимая маску и мигая. – Ты очаровательна, мабель, лучше ворожеи в Индиях не найти.
Он поцеловал её снова.
– И краска вкусная…
– Вечно шутите.
– Ты обожаешь мои поцелуи.
– Вот ещё!
– Обожаешь, – уверенно и кратко подтвердил с наслаждением Иванчук. – Видно, во мне есть что-то такое-этакое…
– Ещё что выдумаете…
– А я только что твоего осла видел. Тоже на бал собирается…
– Кого это? – небрежно спросила Настенька, как бы не догадываясь.
– Твоего Родомонта, Штааля, – с презрительной интонацией произнёс Иванчук. Он называл Штааля почему-то Родомонтом-забиякой. У Иванчука был небольшой запас одних и тех же продолжительно державшихся шуток. Сначала это было неприятно Настеньке, но потом она привыкла, и они стали ей нравиться, как привычные серенькие обои в её комнате. Настенька даже огорчилась бы, если бы её муж переменил какую-нибудь старую шуточку. Но он не мог ничего переменить, – он механически произносил эти свои шутки, способствовавшие уюту его жизни.
– И вовсе он не осёл, – обиженным тоном сказала Настенька. Она была человек справедливый и не считала Штааля глупым. Кроме того, ей было приятно возбуждать ревность Иванчука. Настенька находила это и полезным. Иванчук смутно чувствовал, что упоминание о Штаале, на первый взгляд вполне бестактное, не так уж неприятно Настеньке, – и потому упоминал о нём часто. В действительности он не очень ревновал Настеньку; но незнакомое чувство ревности (для которой, как он знал, больше не было никаких оснований) доставляло ему удовольствие. Он себе не отказывал в недорогих удовольствиях.
– Как же не осёл? И капюшончик на домино этакой востренький. Ну да, осёл, совсем Родомонт-забияка, храбрый дурак…
XII
Маски были обязательны только в Тронном зале, в котором находился государь. Там должно было состояться и маскарадное шествие. Держа в левой руке чёрную бархатную маску, Талызин поднялся по лестнице в бельэтаж. Издали слышалась печальная музыка. По ступеням между балюстрадами серого мрамора поднимались люди в домино. Большинство, как Талызин, держали маски в руках. Лица разобрать было нелегко. В сенях и на лестнице ещё стоял довольно густой туман, сквозь который прорезывались обведённые дрожащим круглым сиянием бледные огоньки свечей. Наверху в залах было светлее; там сырость была выведена лучше. Талызин остановился и спросил себя, идти ли в Тронный зал. Хотя Пален, которого он искал, скорее всего, мог находиться именно там, Талызин почему-то пошёл в противоположном направлении. Звуки музыки удалялись и слабели. «Всё равно в Тронном зале не разговоришься», – подумал он. По огромным, холодным, не одинаково ярко освещённым залам Михайловского замка неуверенно, двумя вереницами, тянулись в обе стороны, лишь изредка отражаясь в зеркалах, большей частью потускневших от влаги, странные розовые фигуры с высокими капюшонами на головах. Несмотря на огромное число приглашённых, оживления не было никакого. Почти не слышно было и гула разговоров. Талызин здесь, как везде, знал множество людей, но никто к нему не подходил. Знакомые с принуждённой улыбкой обменивались неловкими поклонами, – очень непривычно и неудобно было кланяться в маскарадном костюме. Иные военные подносили руку к капюшону и тотчас её отдёргивали. «Не весьма приятный бал», – подумал Талызин. Вдруг впереди себя он услышал другую, весёленькую музыку. Оркестр играл что-то старое, давно знакомое. Талызин вошёл в белый зал, где собралось купечество. Здесь танцевали, было шумно и как будто весело. В ту минуту, когда вошёл Талызин, маленький духовой оркестр, расположенный не на хорах, а в самой зале, в углу, на мгновение перестал играть. Распорядитель, молодой человек в красном, расшитом золотом домино, закричал диким голосом, всё росшим к концу фразы (так, что Талызин вздрогнул): «Штейнбасс! чудный весёлостью контратанец, с превычурными балансеями!..»
В дверях зала Талызин столкнулся с Иванчуком, который, обмахиваясь маской (хоть вовсе не было жарко), разговаривал с хорошенькой, сиявшей весельем женщиной в костюме ворожеи. Иванчук, видимо, был недоволен тем, что Талызин застал его в зале, отведённом для купечества (Настеньке здесь было гораздо приятнее и легче). Он вступил в разговор и с жаром стал описывать роскошь внутренних апартаментов её величества.
– Мервейе, мервейе, женераль, – говорил он. – А тут забавно, правда, грасы какие! Веселятся толстосумы…
– Разве пускают во внутренние апартаменты?
– Нас пустили, – небрежно сказал Иванчук. – Разрешите, генерал, познакомить вас с моей супругой, – добавил он и, взяв Настеньку за руку, сказал ей значительным тоном: – Настенька, генерал Пётр Александрович Талызин, командир Преображенского полка… Рефюзе, – шёпотом добавил он, показывая глазами на распорядителя, который, очень бойко улыбаясь, на цыпочках скользил к ним, очевидно с тем, чтобы пригласить Настеньку танцевать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233