Так что сейчас у меня попросту не было денег, чтобы рассчитаться с телефонной компанией.
Тем не менее, молчание телефона стало последней каплей, переполнившей чашу моего терпения. У меня был трудный, крайне неудачный день; потом я сдуру решил посмотреть на аварию, что явно не улучшило моего настроения; и, наконец, гробовая тишина в телефонной трубке, ехидно шепчущая мне, что я по-прежнему лишён доступа к Интернет… Я поймал себя на том, что примеряюсь швырнуть кейс в окно, и понял, что дело плохо. Посему я торопливо подошёл к письменному столу, выдвинул средний ящик, где на крайний случай у меня хранилась упаковка валиума, и проглотил одну таблетку, предварительно разжевав её, чтобы быстрее усвоилась. Потом сходил в кухню и запил кока-колой неприятный привкус лекарства.
Вернувшись в комнату, я снял куртку и свитер, небрежно бросил их в угол и сразу завалился на диван. Про кота я и думать забыл, а он, надо отдать ему должное, всё то время, пока я лежал с закрытыми глазами и успокаивался, не напоминал о своем присутствии.
Валиум подействовал на удивление быстро. В скором времени мои нервы угомонились, и с непривычки меня начала одолевать сонливость. Но тут, приоткрыв глаза, я увидел кота, который сидел посреди комнаты на задних лапах, устремив на меня свой умный взгляд. Даже слишком умный для животного…
– Дружок, – произнёс я, зевая. – Устраивайся, где тебе удобно, чувствуй себя, как дома. Утром мы займёмся твоими проблемами, а сейчас… – Я с трудом поднялся, снова зевнул и посмотрел на часы. – Вот это да! Ещё нет девяти, а я уже засыпаю. И самое обидное, что завтра встану ни свет, ни заря, и выбьюсь из привычного графика… Понимаешь, котик, – принялся объяснять я, расстилая на диване постель, – мне лучше работается по ночам, тут мы с тобой похожи. А из-за этих автопижонов, черти б их взяли… Гм. И действительно – берут.
Кот понял, что я собираюсь ложиться. Его взгляд сделался умоляющим.
– Не переживай, – сказал я, по-своему истолковав этот взгляд. – Найдётся твой хозяин. Спи спокойно.
В ответ кот жалобно замяукал и демонстративно выбежал из комнаты. Я решил, что он привык спать в передней, и спокойно продолжил готовиться ко сну. Когда я уже собирался выключить свет, кот снова появился.
– Владислав, – произнёс он приятным мурчащим тенорком. – Ты, случайно, не забыл поужинать?
Я почесал затылок и кивнул:
– Твоя правда, котик, перекусить нам не помешает. Проклятая авария совсем задурила голову.
– Это лекарство задурило тебе голову, – сделал уточнение кот. – Разве можно так обращаться с гостями? Ни поесть не предложил, ни попить. А я, к твоему сведению, с самого утра маковой соломки в рот не брал.
– Не «соломки», а «росинки», – машинально поправил я. – И, скорее, «во рту не было». «В рот не брал» звучит как-то… двусмысленно, что ли.
Слегка пошатываясь от действия снотворного, я поплёлся в кухню. Где-то в глубине моего естества возникло какое-то дразнящее чувство неладного. Я смутно подозревал, что со мной происходит что-то ненормальное, чего быть никак не должно. Но причины моего беспокойства оставались неясными…
– Должен тебя огорчить, – сказал я. – «Вискаса» у меня нет.
– И слава Богу, терпеть не могу «Вискас»! – с отвращением произнёс кот.
– Я тоже. А как по поводу сосисок?
– Каких.
– Франкфуртских.
Он облизнулся:
– Давай две. Варить не надо.
Я достал из холодильника пакет с франкфуртскими сосисками, разорвал полиэтиленовую упаковку… и тут обалдело замер. Бессознательное ощущение чего-то неладного наконец (и, должен признать, с большим опозданием) оформилось в понимание, что именно не так. Кот разговаривал! По-человечески…
Не помню, как долго я простоял без единого движения, вытаращив от удивления глаза, пока кот не вывел меня из оцепенения.
– Чего уставился? – нетерпеливо проговорил он. – Сосиски давай!
Я тяжело опустился на стул, вынул из разорванного пакета две сосиски и бросил их на пол перед котом.
– Не очень вежливо, – заметил он. – Кроме того, без посуды негигиенично.
– Извини, – растерянно промямлил я и потянулся за тарелкой.
Но было уже поздно – кот принялся есть прямо с пола.
А у меня в одночасье пропал весь аппетит. Я сидел, тоскливо глядя на кота, и безуспешно пытался собрать разбегавшиеся во все стороны мысли. Наконец я задал самый, пожалуй, глупый из возможных в этой ситуации вопросов:
– Так ты хочешь убедить меня, что умеешь разговаривать?
Кот ненадолго прервал ужин.
– Вовсе нет, – спокойно ответил он. – Я ни в чём не собираюсь тебя убеждать. Сам решай: действительно ли я разговариваю, или тебе только кажется. – С этими словами он снова вцепился в сосиску.
Пока кот ел, я лихорадочно искал разумное объяснение происходящему. В итоге, все мои размышления сводились к четырём версиям:
1) гипноз или чревовещание;
2) галлюцинации, вызванные валиумом;
3) мама, я сошёл с ума!
4) кот в самом деле разговаривает.
Первое предположение я тут же отбросил, поскольку кроме меня единственной живой душой в квартире был кот. А что он использовал для общения со мной – артикуляционный аппарат, чрево или гипноз – было не суть важно. Главное, что он разговаривал.
Что же до второго пункта, то валиум лишь условно относится к группе наркотических препаратов. Он не является галлюциногеном и даже в больших количествах не способен вызвать такое устойчивое и реалистичное видение, как говорящий кот. К тому же, я принял лишь одну таблетку – вполне безопасную терапевтическую дозу. Если это и галлюцинации, то валиум к ним непричастен. Такой вывод отсылал меня сразу к третьему пункту.
С сумасшествием было немного сложнее, но, в конце концов, и от этого предположения мне пришлось отказаться. Ведь если бы я в самом деле сошёл с ума, и говорящий кот оказался бы порождением моего больного воображения, то я ни на мгновение не усомнился бы в его реальности. А я сомневался – притом так глубоко и основательно, что даже заподозрил у себя психоз.
Таким образом, оставалось последнее: кот действительно разговаривал – в том смысле, что общался со мной независимо от моего психического состояния.
К тому времени, когда кот завершил трапезу, я уже окончательно утвердился в этой мысли.
«Послушай-ка, Владислав, – обратился я к самому себе. – Говорящий кот – это, конечно, невидаль. Но кто сказал, что это невозможно? Умному и самостоятельно мыслящему человеку не пристало отрицать очевидный факт только на том основании, что он не укладывается в рамки повседневного опыта».
«Верно, – согласился я. – Долой стереотипы и косное мышление! Аргументы типа: „этого не может быть, потому что этого быть не может“ не для меня».
– А знаешь, дружок, – обратился я к коту. – Я тут хорошо подумал и…
– И что?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
Тем не менее, молчание телефона стало последней каплей, переполнившей чашу моего терпения. У меня был трудный, крайне неудачный день; потом я сдуру решил посмотреть на аварию, что явно не улучшило моего настроения; и, наконец, гробовая тишина в телефонной трубке, ехидно шепчущая мне, что я по-прежнему лишён доступа к Интернет… Я поймал себя на том, что примеряюсь швырнуть кейс в окно, и понял, что дело плохо. Посему я торопливо подошёл к письменному столу, выдвинул средний ящик, где на крайний случай у меня хранилась упаковка валиума, и проглотил одну таблетку, предварительно разжевав её, чтобы быстрее усвоилась. Потом сходил в кухню и запил кока-колой неприятный привкус лекарства.
Вернувшись в комнату, я снял куртку и свитер, небрежно бросил их в угол и сразу завалился на диван. Про кота я и думать забыл, а он, надо отдать ему должное, всё то время, пока я лежал с закрытыми глазами и успокаивался, не напоминал о своем присутствии.
Валиум подействовал на удивление быстро. В скором времени мои нервы угомонились, и с непривычки меня начала одолевать сонливость. Но тут, приоткрыв глаза, я увидел кота, который сидел посреди комнаты на задних лапах, устремив на меня свой умный взгляд. Даже слишком умный для животного…
– Дружок, – произнёс я, зевая. – Устраивайся, где тебе удобно, чувствуй себя, как дома. Утром мы займёмся твоими проблемами, а сейчас… – Я с трудом поднялся, снова зевнул и посмотрел на часы. – Вот это да! Ещё нет девяти, а я уже засыпаю. И самое обидное, что завтра встану ни свет, ни заря, и выбьюсь из привычного графика… Понимаешь, котик, – принялся объяснять я, расстилая на диване постель, – мне лучше работается по ночам, тут мы с тобой похожи. А из-за этих автопижонов, черти б их взяли… Гм. И действительно – берут.
Кот понял, что я собираюсь ложиться. Его взгляд сделался умоляющим.
– Не переживай, – сказал я, по-своему истолковав этот взгляд. – Найдётся твой хозяин. Спи спокойно.
В ответ кот жалобно замяукал и демонстративно выбежал из комнаты. Я решил, что он привык спать в передней, и спокойно продолжил готовиться ко сну. Когда я уже собирался выключить свет, кот снова появился.
– Владислав, – произнёс он приятным мурчащим тенорком. – Ты, случайно, не забыл поужинать?
Я почесал затылок и кивнул:
– Твоя правда, котик, перекусить нам не помешает. Проклятая авария совсем задурила голову.
– Это лекарство задурило тебе голову, – сделал уточнение кот. – Разве можно так обращаться с гостями? Ни поесть не предложил, ни попить. А я, к твоему сведению, с самого утра маковой соломки в рот не брал.
– Не «соломки», а «росинки», – машинально поправил я. – И, скорее, «во рту не было». «В рот не брал» звучит как-то… двусмысленно, что ли.
Слегка пошатываясь от действия снотворного, я поплёлся в кухню. Где-то в глубине моего естества возникло какое-то дразнящее чувство неладного. Я смутно подозревал, что со мной происходит что-то ненормальное, чего быть никак не должно. Но причины моего беспокойства оставались неясными…
– Должен тебя огорчить, – сказал я. – «Вискаса» у меня нет.
– И слава Богу, терпеть не могу «Вискас»! – с отвращением произнёс кот.
– Я тоже. А как по поводу сосисок?
– Каких.
– Франкфуртских.
Он облизнулся:
– Давай две. Варить не надо.
Я достал из холодильника пакет с франкфуртскими сосисками, разорвал полиэтиленовую упаковку… и тут обалдело замер. Бессознательное ощущение чего-то неладного наконец (и, должен признать, с большим опозданием) оформилось в понимание, что именно не так. Кот разговаривал! По-человечески…
Не помню, как долго я простоял без единого движения, вытаращив от удивления глаза, пока кот не вывел меня из оцепенения.
– Чего уставился? – нетерпеливо проговорил он. – Сосиски давай!
Я тяжело опустился на стул, вынул из разорванного пакета две сосиски и бросил их на пол перед котом.
– Не очень вежливо, – заметил он. – Кроме того, без посуды негигиенично.
– Извини, – растерянно промямлил я и потянулся за тарелкой.
Но было уже поздно – кот принялся есть прямо с пола.
А у меня в одночасье пропал весь аппетит. Я сидел, тоскливо глядя на кота, и безуспешно пытался собрать разбегавшиеся во все стороны мысли. Наконец я задал самый, пожалуй, глупый из возможных в этой ситуации вопросов:
– Так ты хочешь убедить меня, что умеешь разговаривать?
Кот ненадолго прервал ужин.
– Вовсе нет, – спокойно ответил он. – Я ни в чём не собираюсь тебя убеждать. Сам решай: действительно ли я разговариваю, или тебе только кажется. – С этими словами он снова вцепился в сосиску.
Пока кот ел, я лихорадочно искал разумное объяснение происходящему. В итоге, все мои размышления сводились к четырём версиям:
1) гипноз или чревовещание;
2) галлюцинации, вызванные валиумом;
3) мама, я сошёл с ума!
4) кот в самом деле разговаривает.
Первое предположение я тут же отбросил, поскольку кроме меня единственной живой душой в квартире был кот. А что он использовал для общения со мной – артикуляционный аппарат, чрево или гипноз – было не суть важно. Главное, что он разговаривал.
Что же до второго пункта, то валиум лишь условно относится к группе наркотических препаратов. Он не является галлюциногеном и даже в больших количествах не способен вызвать такое устойчивое и реалистичное видение, как говорящий кот. К тому же, я принял лишь одну таблетку – вполне безопасную терапевтическую дозу. Если это и галлюцинации, то валиум к ним непричастен. Такой вывод отсылал меня сразу к третьему пункту.
С сумасшествием было немного сложнее, но, в конце концов, и от этого предположения мне пришлось отказаться. Ведь если бы я в самом деле сошёл с ума, и говорящий кот оказался бы порождением моего больного воображения, то я ни на мгновение не усомнился бы в его реальности. А я сомневался – притом так глубоко и основательно, что даже заподозрил у себя психоз.
Таким образом, оставалось последнее: кот действительно разговаривал – в том смысле, что общался со мной независимо от моего психического состояния.
К тому времени, когда кот завершил трапезу, я уже окончательно утвердился в этой мысли.
«Послушай-ка, Владислав, – обратился я к самому себе. – Говорящий кот – это, конечно, невидаль. Но кто сказал, что это невозможно? Умному и самостоятельно мыслящему человеку не пристало отрицать очевидный факт только на том основании, что он не укладывается в рамки повседневного опыта».
«Верно, – согласился я. – Долой стереотипы и косное мышление! Аргументы типа: „этого не может быть, потому что этого быть не может“ не для меня».
– А знаешь, дружок, – обратился я к коту. – Я тут хорошо подумал и…
– И что?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111