Затем мы били направо и налево по тянувшимся к нам когтям и щупальцам, по окружавших нас со всех сторон адским ликам. Их глаза горели исступлённой злобой, а кривые зубы обнажились в диком оскале на фоне чёрной пустоты рта. От этих лиц несло могильным холодом и болью неприкаянных душ, не нашедших покоя после смерти своих тел. Мы били по ним, сокрушали их, и они с облегчением уходили в небытие…
Секунды для нас растянулись в вечность, а вечность стала подобна мгновению. Впервые в жизни мы смотрели в бездну, а бездна смотрела в нас. Всё, что было внутри вышло наружу, а что было сверху, опустилось на дно. Причина и следствие поменялись местами и, кружа в безумном хороводе, унеслись туда, где дракон пожирает собственный хвост. Время перестало диктовать свои условия и остановилось в ожидании лучших времён. Добро и зло сшиблись лбами и забыли, кто из них есть кто. Они прекратили свой извечный спор, ибо не могли вспомнить о его предмете, и тихонько отошли в сторону, предоставив нам отделять зёрна от плевел…
От смрадных запахов стало невыносимо дышать; серные испарения ударяли нам в ноздри, вызывая тошноту. То, что вначале мы считали мерзким и отвратительным, теперь казалось чуть ли не прекрасным по сравнению с тем, что устремилось к нам по инфернальному тракту. Это был авангард Прорыва. Первые из тех существ, которых сотворили недра ада. Существ, жаждущих крови и плоти человеческой. Существ, идущих на смерть ради того, чтобы упиться единым мигом людских страданий…
Но они опоздали – мы опередили их. Может, на одно мгновение, а может, на целую вечность. Мы уже стояли у прохода, когда они лишь подходили к нему. Небесная лазурь пульсировала вокруг нас, преграждая им путь. Увидев это, существа взвыли в ярости и бросились в атаку.
Это был конец. Последнее напряжение сил и последний крик боли. Последний всплеск энергии и последняя вспышка взрыва. Последний натиск и последний отпор. И хлопок сомкнувшегося пространства, последний стон раненного континуума…
Потом была пустота. Я парил в ней, ничего не видя, не слыша, не чувствуя… А потом пришла боль. Боль душевная и физическая. Боль, которая должна приходить первой, немного запоздала, но взяла своё, нещадно истязая каждую клетку моего тела, каждый мой нерв, каждый нейрон моего мозга…
Я открыл глаза. Я повернул голову. Я что-то увидел. Я снова стал человеком…
И, будучи просто человеком, я не выдержал этого нечеловеческого напряжения.
Я потерял сознание.

Taken: , 1Глава 5.
ПОСЛЕ БУРИ
: , 11
Следующие три дня мы провели во мраке забытья, а ещё сутки прошли для нас словно в тумане.
Когда я очнулся в первый раз, за окном едва занимался рассвет. Рядом со мной в постели лежала Инна, а у её ног свернулся калачиком Леопольд.
Инна крепко спала, кот только дремал. Увидев, что я бодрствую, он с радостным мяуканьем бросился мне на грудь. Именно от него я узнал, что после нашей схватки с нечистью прошло не несколько часов, как мне показалось вначале, а свыше трёх суток. Всё это время Леопольд не отходил от нас ни на шаг, очень переживал и не верил бодрым рапортам доктора о постепенном улучшении нашего состояния. В своём привычном стиле кот принялся распекать меня за то, что я вечно лезу в неприятности и втягиваю в них Инну, подвергая наши жизни опасности. Он продолжал бы ныть до бесконечности, но меня выручил Штепан, который дежурил в соседней комнате и, услышав причитания Леопольда, вошёл к нам в спальню. За ним по пятам следовал доктор, как мы позже узнали – известный специалист, которого герцог спешно вызвал из Хасседота ещё в ту ночь, когда мы с Инной остановили Прорыв.
Штепан тут же отправил кота будить служанку, чтобы она принесла мне поесть, а доктор без промедления приступил к медосмотру. Его методы были вполне современными: он сунул мне подмышку термометр, измерил пульс и давление, с помощью стетоскопа прослушал сердце, постучал там и сям своим молоточком, посветил мне в глаза, осмотрел полость рта и, наконец, заявил, что я в полном порядке, только сильно истощён.
Инна никак не реагировала на происходящее в комнате. Я поначалу встревожился, но доктор заверил меня, что она просто спит. Он рассказал мне о том, чего не успел сообщить Леопольд: часа три назад Инна ненадолго пришла в сознание, поела, а потом снова отключилась. При её пробуждении присутствовал и Гарен де Бреси, который по очереди со Штепаном и Никораном дежурил в наших покоях, нетерпеливо дожидаясь, когда мы очнёмся. Совсем недавно он ушёл отдыхать.
Едва доктор закончил осмотр, как в комнату вошла заспанная служанка с огромным подносом со всяческой снедью. Без лишних разговоров я набросился на еду со зверским аппетитом человека, у которого последние три дня не было крошки во рту. Тем временем Штепан поведал мне о том, что происходило в замке и в его окрестностях в ночь Прорыва.
Когда на верхней площадке башни были замечены красные и голубые вспышки, а затем в безоблачном небе засверкали молнии, воины гарнизона во главе с Гареном де Бреси бросились нам на помощь. Но уже на первом пролёте лестницы их ноги начали увязать в размякших ступенях, и чем дальше, тем труднее было им продвигаться. Герцог, Штепан и Никоран преодолели целых четыре пролёта, после чего увязли окончательно и не могли сдвинуться с места – ни вперёд, ни назад. Они уже решили, что пришёл их смертный час и стали молиться, как вдруг сумасшествие стихий в одночасье прекратилось, стены перестали пульсировать рубиново-красным светом, каменные ступени обрели прежнюю твёрдость, а люди снаружи закричали, что больше не видно ни вспышек, ни молний.
Несколько человек не успели вовремя вытащить ноги из быстро застывающего камня, однако никто из них не пострадал. Все они отделались лишь лёгким испугом, а остальным воинам пришлось изрядно потрудиться, освобождая своих нерасторопных товарищей из каменного плена.
Впрочем, герцог, Штепан и Никоран, хоть и увязли глубже всех, избежали этой участи. Они первыми оказались наверху и там увидели нас с Инной, неподвижно лежащих посреди площадки. Наш верный Леопольд сгоряча решил, что мы погибли, и горько оплакивал нас. Когда Штепан сообщил ему, что мы живы, просто потеряли сознание, кот от облегчения и сам грохнулся в обморок.
А между тем, герцог с Никораном осмотрели всю площадку и обнаружили в конической воронке труп существа, явно порождённого недрами ада. Существо было настолько уродливым, что Штепан не решился даже описывать его, а сказал лишь, что оно отдалённо напоминало помесь козла со скорпионом. Это было единственное адское создание, которому удалось выбраться на свет Божий в эпицентре Прорыва, да и то лишь частично. Задняя часть его туловища отсутствовала – видимо, мы закрыли проход в тот самый момент, когда оно выбиралось оттуда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111