Марфа осталась с ней. Иисус вышел за ворота и направился в поля. Он задыхался. Сзади послышались шаги. Иисус обернулся и увидел арапчонка.
– Что тебе нужно? – рассердился он.
– Я боюсь оставлять тебя одного, Иисус Назорей. – Глаза арапчонка блеснули. – Ты можешь потерять разум, дать волю чувствам.
– Ну и пусть. Я хочу этого.
Арапчонок рассмеялся:
– Разве ты женщина, чтобы доверять снам. Это женшины плачут от всего, даже от счастья.
– Ты прав, а теперь помолчи.
Они поднялись на зеленый холм. Всюду в траве пестрели алые цветы ветрениц и желтые маргаритки. Воздух был напоен запахом чабреца. Внизу, среди маслин, Иисус увидел свой дом. Над крышей поднимался дымок. Иисус вздохнул с облегчением. Значит, женщины успокоились и снова хлопочут у очага.
– Пойдем обратно, – сказал он арапчонку. – И не будем им ничего говорить. Женщины слабы и нуждаются в сочувствии.
Прошло несколько дней. Как-то субботним вечером Иисус сидел на крыльце, держа на коленях самых младших сына и дочь. С утра шел дождь, но к полудню распогодилось, и теперь ветер гнал на запад легкие вишневые облака. В просветах между ними проглядывало небо, изумрудно-зеленое, как тучный луг. На крыше ворковали два голубя. Мария сидела подле Иисуса. Ее налитые груди вздымались.
На дороге показался путник. Он был навеселе и слегка покачивался. Увидев Иисуса, путник остановился и рассмеялся.
– А, мастер Лазарь! – Язык его заплетался. – На тебя любо-дорого поглядеть. Счастливчик! Годы бегут мимо твоих ворот, а ты восседаешь, точно патриарх Иаков в окружении своих жен, Лии и Рахили. Не так ли и у тебя две жены – Мария и Марфа? Одна, говорят, хлопочет по хозяйству, другая заботится о тебе. Ну а ты занят заботами о дереве, земле, женах и Боге. Может, хоть раз выглянешь за порог, посмотришь, что делается в мире… Ты слышал о Пилате? О Понтии Пилате? Чтоб ему на том свете кипеть в горящей смоле!
Иисус узнал подвыпившего путника и улыбнулся:
– Симон Кирениянин, верный Богу и вину. Ну здравствуй! Садись. Марфа, чарку вина моему старому другу.
Путник опустился на скамью и обеими руками взял кубок.
– Все меня знают, – сказал он гордо. – Никто не обходит стороной мою харчевню. Видно, и ты заходил ко мне, мастер Лазарь. Но не сбивай меня. Мы говорили о другом. Я спрашивал, не слышал ли ты о Пилате. О Понтии Пилате. Видел его когда-нибудь?
Арапчонок вышел во двор и, прислонившись к двери, прислушивался к разговору. Иисус напряг память.
– Серые ястребиные глаза, презрительный смех, золотой перстень… Больше я ничего не помню. Ах да, еще серебряный таз. Он омывал над ним руки. Вот и все. Наверное, мне это приснилось. Ты напомнил мне сон, Кирениянин, давний мучительный сон.
– Говорят, сны значат для Господа больше, чем реальность. Так вот, Господь наказал Пилата, – будь он проклят! – его распяли!
Иисус ахнул:
– Распяли?!
– Поделом ему! Вчера на рассвете Пилата нашли распятым на кресте. Видать, умом повредился.
Мария, увидев, что Иисус побледнел, прижалась к нему и погладила колени.
– Милый, ты устал. Поди приляг.
Солнце село. Потянуло прохладой. Кирениянин осовел и с трудом ворочал языком. Арапчонок подхватил его под руки, поднял и вывел за селение.
– Ступай откуда пришел, старый пропойца, – буркнул арапчонок сердито и указал на дорогу в Иерусалим.
Встревоженный, он вернулся обратно. Иисус лежал в мастерской и глядел в оконце. Марфа готовила ужин. Мария кормила грудью малыша и с беспокойством поглядывала на мужа. Арапчонок приблизился к Иисусу, глаза его горели.
– Ушел. Пустобрех. Наплел невесть что.
Иисус кусал губы. Он посмотрел на мальчика, хотел спросить что-то, но тот прижал палец к губам и улыбнулся:
– Спи.
Веки Иисуса опустились, морщины на лбу разгладились – он уснул.
На следующее утро, открыв глаза, Иисус почувствовал радость и облегчение, словно избежал какой-то опасности. Арапчонок уже встал и убирал мастерскую. На губах у него играла улыбка.
– Отчего ты смеешься? – спросил Иисус, подмигнув ему.
– Я смеюсь над вами, людьми, Иисус Назорей, – ответил арапчонок, приглушив голос, чтобы не слышали женщины. – Вся ваша жизнь – сплошной страх. Вы словно идете по канату, протянутому над пропастью.
Иисус улыбнулся:
– Вчера я споткнулся на этом канате, но спасся!
В комнату вошли Марфа и Мария, и разговор переменился. Женщины затопили очаг; день начался; со двора доносился веселый гомон – дети играли в жмурки.
– Марфа, Мария, неужели у нас столько детей? – улыбнулся Иисус. – Двор стал слишком тесен. Пора или расширять дом, или перестать рожать.
– Ну что ж, значит, расширим дом, – ответила Марфа.
– Вы только посмотрите на них! Точно белки, карабкаются на стены и деревья во дворе. Благословенно чрево женщины. Оно, как у рыбы, полно икры, и в каждой икринке – человек. Мы победили смерть.
– Смерть не страшна нам, любимый. Ты только береги себя, – сказала Мария.
Иисус улыбнулся. Этим утром Мария была особенно хороша. Она еще не отошла от сна и, стоя перед мужем, расчесывала волосы. Иисусу захотелось подзадорить ее.
– Мария, разве ты не боишься смерти? Не тревожишься о том, что ждет тебя в ином мире? Не молишь Господа?
Мария встряхнула длинными волосами и рассмеялась:
– Пусть думают о смерти мужчины. Я не молю Господа, не стучусь в Его врата, выпрашивая, как нищенка, вечного блаженства. У меня есть муж, которого я люблю. Мне хорошо в его объятиях, и не нужно другого Рая. Заботы о вечном – удел мужчин.
– Милая, но земля всего лишь маленькая лачуга. Неужели ты хочешь запереть себя в ее стенах?
– Женщине нужны границы. Она вместилище, а не источник.
Вбежала встревоженная Марфа:
– Равви, в селении появился какой-то горбун, маленький, толстый, кривоногий. Он спрашивает о тебе и будет здесь с минуты на минуту.
Влетел запыхавшийся арапчонок:
– Еще один пришел сотрясать мир. Я запер ворота от греха подальше.
Иисус недовольно посмотрел на мальчика:
– Чего ты испугался? Почему его надо бояться? Отопри ворота.
Арапчонок подмигнул ему:
– Прогони его.
– Почему? Кто он?
– Прогони, – повторил арапчонок, – и не спрашивай.
Иисус вспыхнул:
– Разве я не волен поступать как хочу? Отопри ворота.
На улице послышались шаги. В ворота постучали. Иисус вышел во двор.
– Кто там?
– Откройте посланцу Господа, – ответил высокий резкий голос.
Ворота распахнулись. На пороге стоял маленький толстый горбун, еще не старый, но совершенно лысый. Глаза его горели. Женщины, выбежавшие из дома, в ужасе отпрянули.
– Возрадуйтесь и возликуйте, братья! – закричал горбун, широко раскинув руки. – Я принес вам Благую Весть!
Иисус напряженно вглядывался в лицо незнакомца, пытаясь вспомнить, где уже видел его. Холодок пробежал у него по спине.
– Кто ты?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141
– Что тебе нужно? – рассердился он.
– Я боюсь оставлять тебя одного, Иисус Назорей. – Глаза арапчонка блеснули. – Ты можешь потерять разум, дать волю чувствам.
– Ну и пусть. Я хочу этого.
Арапчонок рассмеялся:
– Разве ты женщина, чтобы доверять снам. Это женшины плачут от всего, даже от счастья.
– Ты прав, а теперь помолчи.
Они поднялись на зеленый холм. Всюду в траве пестрели алые цветы ветрениц и желтые маргаритки. Воздух был напоен запахом чабреца. Внизу, среди маслин, Иисус увидел свой дом. Над крышей поднимался дымок. Иисус вздохнул с облегчением. Значит, женщины успокоились и снова хлопочут у очага.
– Пойдем обратно, – сказал он арапчонку. – И не будем им ничего говорить. Женщины слабы и нуждаются в сочувствии.
Прошло несколько дней. Как-то субботним вечером Иисус сидел на крыльце, держа на коленях самых младших сына и дочь. С утра шел дождь, но к полудню распогодилось, и теперь ветер гнал на запад легкие вишневые облака. В просветах между ними проглядывало небо, изумрудно-зеленое, как тучный луг. На крыше ворковали два голубя. Мария сидела подле Иисуса. Ее налитые груди вздымались.
На дороге показался путник. Он был навеселе и слегка покачивался. Увидев Иисуса, путник остановился и рассмеялся.
– А, мастер Лазарь! – Язык его заплетался. – На тебя любо-дорого поглядеть. Счастливчик! Годы бегут мимо твоих ворот, а ты восседаешь, точно патриарх Иаков в окружении своих жен, Лии и Рахили. Не так ли и у тебя две жены – Мария и Марфа? Одна, говорят, хлопочет по хозяйству, другая заботится о тебе. Ну а ты занят заботами о дереве, земле, женах и Боге. Может, хоть раз выглянешь за порог, посмотришь, что делается в мире… Ты слышал о Пилате? О Понтии Пилате? Чтоб ему на том свете кипеть в горящей смоле!
Иисус узнал подвыпившего путника и улыбнулся:
– Симон Кирениянин, верный Богу и вину. Ну здравствуй! Садись. Марфа, чарку вина моему старому другу.
Путник опустился на скамью и обеими руками взял кубок.
– Все меня знают, – сказал он гордо. – Никто не обходит стороной мою харчевню. Видно, и ты заходил ко мне, мастер Лазарь. Но не сбивай меня. Мы говорили о другом. Я спрашивал, не слышал ли ты о Пилате. О Понтии Пилате. Видел его когда-нибудь?
Арапчонок вышел во двор и, прислонившись к двери, прислушивался к разговору. Иисус напряг память.
– Серые ястребиные глаза, презрительный смех, золотой перстень… Больше я ничего не помню. Ах да, еще серебряный таз. Он омывал над ним руки. Вот и все. Наверное, мне это приснилось. Ты напомнил мне сон, Кирениянин, давний мучительный сон.
– Говорят, сны значат для Господа больше, чем реальность. Так вот, Господь наказал Пилата, – будь он проклят! – его распяли!
Иисус ахнул:
– Распяли?!
– Поделом ему! Вчера на рассвете Пилата нашли распятым на кресте. Видать, умом повредился.
Мария, увидев, что Иисус побледнел, прижалась к нему и погладила колени.
– Милый, ты устал. Поди приляг.
Солнце село. Потянуло прохладой. Кирениянин осовел и с трудом ворочал языком. Арапчонок подхватил его под руки, поднял и вывел за селение.
– Ступай откуда пришел, старый пропойца, – буркнул арапчонок сердито и указал на дорогу в Иерусалим.
Встревоженный, он вернулся обратно. Иисус лежал в мастерской и глядел в оконце. Марфа готовила ужин. Мария кормила грудью малыша и с беспокойством поглядывала на мужа. Арапчонок приблизился к Иисусу, глаза его горели.
– Ушел. Пустобрех. Наплел невесть что.
Иисус кусал губы. Он посмотрел на мальчика, хотел спросить что-то, но тот прижал палец к губам и улыбнулся:
– Спи.
Веки Иисуса опустились, морщины на лбу разгладились – он уснул.
На следующее утро, открыв глаза, Иисус почувствовал радость и облегчение, словно избежал какой-то опасности. Арапчонок уже встал и убирал мастерскую. На губах у него играла улыбка.
– Отчего ты смеешься? – спросил Иисус, подмигнув ему.
– Я смеюсь над вами, людьми, Иисус Назорей, – ответил арапчонок, приглушив голос, чтобы не слышали женщины. – Вся ваша жизнь – сплошной страх. Вы словно идете по канату, протянутому над пропастью.
Иисус улыбнулся:
– Вчера я споткнулся на этом канате, но спасся!
В комнату вошли Марфа и Мария, и разговор переменился. Женщины затопили очаг; день начался; со двора доносился веселый гомон – дети играли в жмурки.
– Марфа, Мария, неужели у нас столько детей? – улыбнулся Иисус. – Двор стал слишком тесен. Пора или расширять дом, или перестать рожать.
– Ну что ж, значит, расширим дом, – ответила Марфа.
– Вы только посмотрите на них! Точно белки, карабкаются на стены и деревья во дворе. Благословенно чрево женщины. Оно, как у рыбы, полно икры, и в каждой икринке – человек. Мы победили смерть.
– Смерть не страшна нам, любимый. Ты только береги себя, – сказала Мария.
Иисус улыбнулся. Этим утром Мария была особенно хороша. Она еще не отошла от сна и, стоя перед мужем, расчесывала волосы. Иисусу захотелось подзадорить ее.
– Мария, разве ты не боишься смерти? Не тревожишься о том, что ждет тебя в ином мире? Не молишь Господа?
Мария встряхнула длинными волосами и рассмеялась:
– Пусть думают о смерти мужчины. Я не молю Господа, не стучусь в Его врата, выпрашивая, как нищенка, вечного блаженства. У меня есть муж, которого я люблю. Мне хорошо в его объятиях, и не нужно другого Рая. Заботы о вечном – удел мужчин.
– Милая, но земля всего лишь маленькая лачуга. Неужели ты хочешь запереть себя в ее стенах?
– Женщине нужны границы. Она вместилище, а не источник.
Вбежала встревоженная Марфа:
– Равви, в селении появился какой-то горбун, маленький, толстый, кривоногий. Он спрашивает о тебе и будет здесь с минуты на минуту.
Влетел запыхавшийся арапчонок:
– Еще один пришел сотрясать мир. Я запер ворота от греха подальше.
Иисус недовольно посмотрел на мальчика:
– Чего ты испугался? Почему его надо бояться? Отопри ворота.
Арапчонок подмигнул ему:
– Прогони его.
– Почему? Кто он?
– Прогони, – повторил арапчонок, – и не спрашивай.
Иисус вспыхнул:
– Разве я не волен поступать как хочу? Отопри ворота.
На улице послышались шаги. В ворота постучали. Иисус вышел во двор.
– Кто там?
– Откройте посланцу Господа, – ответил высокий резкий голос.
Ворота распахнулись. На пороге стоял маленький толстый горбун, еще не старый, но совершенно лысый. Глаза его горели. Женщины, выбежавшие из дома, в ужасе отпрянули.
– Возрадуйтесь и возликуйте, братья! – закричал горбун, широко раскинув руки. – Я принес вам Благую Весть!
Иисус напряженно вглядывался в лицо незнакомца, пытаясь вспомнить, где уже видел его. Холодок пробежал у него по спине.
– Кто ты?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141