Иногда мне хочется выть, подобно вдове, и биться головой о землю. Будь проклят день, когда я встретил тебя и ты наполнил мое сердце надеждой. Ты вел нас за собой и проповедовал о Царстве Небесном. Мы были бедны, но свободны и счастливы. Нам хватало и маковой росинки, чтобы насытиться. Однажды у нас было с собой пять хлебов. Мы накормили ими тысячную толпу, и оставалось еще двенадцать полных корзин. А звезды… Как они сияли нам! Нет, то были не звезды, то были ангелы. Нет, не ангелы, мы сами, мы – твои ученики. И ты был в центре, как северная звезда, а мы танцевали вокруг!.. Помнишь, ты взял меня за руку и попросил: «Предай меня, я должен быть распят, чтобы воскреснуть и спасти мир!»
Иуда замолчал, чтобы перевести дыхание. Раны его открылись и начали кровоточить. Ученики слушали, склонив головы, пытаясь воскресить в памяти давние времена.
Слезы блеснули в глазах Иуды. Смахнув их сердито, он продолжил:
– «Я агнец Божий, – блеял ты, – иду на заклание, чтобы спасти мир. Иуда, брат мой, не бойся. Смерть – это врата бессмертия. Я должен войти в них. Помоги мне!» Я любил и верил в тебя столь сильно, что согласился донести на тебя. Но ты… ты… – На губах Иуды выступила пена. Он схватил Иисуса за плечо, тряхнул яростно и прижал к стене. – Почему ты здесь? Почему не распят? Трус! Изменник! Предатель! Где твой стыд?
– Не кричи, – взмолился Иисус. Пять ран на его теле, затянувшихся много лет назад, вновь открылись…
– Иуда Искариот, – вмешался Петр, – у тебя нет жалости! Или не видишь ран на его ступнях и ладонях, не видишь крови? Приложи руку к ране, которая у него под сердцем, если не веришь собственным глазам.
Иуда рассмеялся, плюнул и закричал:
– Нет, сын плотника, меня так просто не проведешь. Все это проделки твоего Ангела-хранителя.
Иисус вздрогнул:
– Моего Ангела-хранителя?
– Да. Это твой Ангел-хранитель, Сатана, оставил у тебя на ладонях, на ступнях и на боку красные пятна, чтобы обмануть всех, и тебя тоже. Что ты молчишь? Трус! Предатель!
Иисус закрыл глаза. Голова у него кружилась. Он собрал все силы, чтобы удержаться на ногах.
– Иуда, – голос его дрожал, – ты всегда был непокорным и неистовым, считал, что человеку под силу все. Ты забыл, что душа человеческая – это стрела. Она устремляется в Небеса, но все равно падает на землю. Жить на земле – значит терять свои крылья.
Иуда взорвался от ярости:
– И это говоришь ты, сын Давидов, Сын Божий, Мессия! Постыдись! Жить на земле – значит есть хлеб и обращать его в крылья; пить воду – и обращать ее в крылья. Жить на земле – значит постоянно отращивать крылья. Это не мои слова, а твои собственные, предатель! Или ты уже забыл их?
Где ты, Матфей-писец? Иди сюда. Раскрой свои свитки, ведь ты никогда не расстаешься с ними, как я с моим ножом. Время, жучки и пот порядком подпортили их, но, думаю, несколько слов еще можно прочесть. Пусть этот человек послушает и вспомнит. Однажды ночью к нему тайно пришел знатный сановник из Иерусалима по имени Никодим и спросил: «Кто ты, чем занимаешься? Откройся». Помнишь, что ты ответил ему, сын плотника? «Я тот, кто помогает обрести крылья!» И когда ты сказал это, мы все почувствовали, как у нас вырастают крылья. А теперь ты скулишь: «Жить на земле – значит терять свои крылья». Прочь с глаз моих! Трус! Если жизнь не знает грома и молний, зачем она нужна? Не приближайтесь ко мне, Петр и Андрей. Не кричите, Марфа и Мария. Я не трону его. К чему? Разве вы не видите? Это труп. Ваш учитель давно уже умер. Он стоит, разговаривает, ноет, но это лишь труп. Может, Господь и простит его, но только не я. Пусть кровь, слезы и пепел Израиля падут на его голову.
Ученики повалились на землю. Силы оставили их. Воспоминания о Царстве Небесном, престолах и величии обожгли память, и они разрыдались.
Иисус тоже не мог сдержать слез.
– Иуда, брат мой, прости меня! – Он бросился, чтобы обнять рыжебородого, но Иуда с отвращением отстранился:
– Не прикасайся ко мне. Я больше никому и ни во что не верю. Ты опустошил мою душу!
Иисус обернулся, ища поддержки. Женщины, распустив волосы, лежали на земле и рыдали. Ученики глядели на него с гневом и ненавистью. Арапчонок исчез.
– Ты прав, Иуда. Я предатель, отступник, трус. Теперь я понял это. Ничто меня не спасет. Да, я должен был взойти на крест, но испугался и бежал. Простите меня, братья. Я обманул вас. О, если бы я мог все переменить! – Он бросился на землю рыдая и стал биться головой о камни. – Друзья мои, старые верные товарищи! Я погиб, пропал! Я протягиваю вам руку. Неужели никто из вас не пожмет ее? Не скажет мне ни слова утешения? Никто? Никто? Даже ты, Иоанн, возлюбленный? Даже ты, Петр?
– Что я могу сказать? – всхлипнул Иоанн. – Какими чарами ты одурманил нас, сын Марии?
– Ты обманул нас, – сказал Петр, утирая слезы. – Иуда прав. Ты не сдержал слова. Вся наша жизнь пошла прахом.
– Трус! Отступник! Предатель! – в один голос закричали ученики.
Матфей недовольно ворчал:
– Вся моя работа впустую, впустую, впустую… С каким старанием я согласовывал твои слова и поступки с пророчествами. Это давалось нелегко. Но я говорил себе, что в будущем в синагогах верующие будут открывать толстые украшенные золотом книги и говорить: «Сегодня мы прочтем отрывок из Святого Евангелия от Матфея». Эта мысль окрыляла меня, и я трудился. Но мечты мои не сбылись. Будь проклят ты, неблагодарный, невежда, предатель! Тебя следует распять хотя бы для того, чтобы спасти эту рукопись!
Снова послышались визгливые голоса:
– Трус! Отступник! Предатель!
– Трус! Отступник! Предатель!
И тут Фома бросился к учителю:
– Я не покину тебя, равви. Пускай все отвернулись от тебя и называют предателем! Колесо оборачивается, и я дождусь, когда оно обернется снова.
Петр встал:
– Пойдемте! Веди нас, Иуда!
Иисус лежал ничком, раскинув руки. Старики, тяжело дыша, поднимались с земли и один за другим покидали двор, грозя кулаками и крича:
– Трус! Отступник! Предатель!
Иисус с усилием открыл глаза и огляделся. Он был один. Дом, двор, деревья, ворота, селение – все исчезло. Не осталось ничего, кроме забрызганных кровью камней под ногами и смутно черневшей в отдалении огромной толпы, окутанной мглой.
Иисус напряг все силы, пытаясь вспомнить: где он, почему чувствует такую боль? Хотел закричать… Но не смог разжать губы. В глазах потемнело, он начал терять сознание.
Внезапно перед его лицом закачалась пика, и влажная губка мазнула по губам и ноздрям. Иисус почувствовал терпкий запах уксуса. Он глубоко вдохнул, поднял глаза к Небесам и громко, что было сил, крикнул: «ЛАМА САВАХФАНИ!» – и тут же в изнеможении уронил голову.
Его мучила боль в ладонях, ступнях и сердце. Постепенно туман перед глазами рассеялся, и он увидел терновый венец, кровь и крест. Впереди во мгле сверкнули золотые серьги и ослепительно белый оскал зубов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141
Иуда замолчал, чтобы перевести дыхание. Раны его открылись и начали кровоточить. Ученики слушали, склонив головы, пытаясь воскресить в памяти давние времена.
Слезы блеснули в глазах Иуды. Смахнув их сердито, он продолжил:
– «Я агнец Божий, – блеял ты, – иду на заклание, чтобы спасти мир. Иуда, брат мой, не бойся. Смерть – это врата бессмертия. Я должен войти в них. Помоги мне!» Я любил и верил в тебя столь сильно, что согласился донести на тебя. Но ты… ты… – На губах Иуды выступила пена. Он схватил Иисуса за плечо, тряхнул яростно и прижал к стене. – Почему ты здесь? Почему не распят? Трус! Изменник! Предатель! Где твой стыд?
– Не кричи, – взмолился Иисус. Пять ран на его теле, затянувшихся много лет назад, вновь открылись…
– Иуда Искариот, – вмешался Петр, – у тебя нет жалости! Или не видишь ран на его ступнях и ладонях, не видишь крови? Приложи руку к ране, которая у него под сердцем, если не веришь собственным глазам.
Иуда рассмеялся, плюнул и закричал:
– Нет, сын плотника, меня так просто не проведешь. Все это проделки твоего Ангела-хранителя.
Иисус вздрогнул:
– Моего Ангела-хранителя?
– Да. Это твой Ангел-хранитель, Сатана, оставил у тебя на ладонях, на ступнях и на боку красные пятна, чтобы обмануть всех, и тебя тоже. Что ты молчишь? Трус! Предатель!
Иисус закрыл глаза. Голова у него кружилась. Он собрал все силы, чтобы удержаться на ногах.
– Иуда, – голос его дрожал, – ты всегда был непокорным и неистовым, считал, что человеку под силу все. Ты забыл, что душа человеческая – это стрела. Она устремляется в Небеса, но все равно падает на землю. Жить на земле – значит терять свои крылья.
Иуда взорвался от ярости:
– И это говоришь ты, сын Давидов, Сын Божий, Мессия! Постыдись! Жить на земле – значит есть хлеб и обращать его в крылья; пить воду – и обращать ее в крылья. Жить на земле – значит постоянно отращивать крылья. Это не мои слова, а твои собственные, предатель! Или ты уже забыл их?
Где ты, Матфей-писец? Иди сюда. Раскрой свои свитки, ведь ты никогда не расстаешься с ними, как я с моим ножом. Время, жучки и пот порядком подпортили их, но, думаю, несколько слов еще можно прочесть. Пусть этот человек послушает и вспомнит. Однажды ночью к нему тайно пришел знатный сановник из Иерусалима по имени Никодим и спросил: «Кто ты, чем занимаешься? Откройся». Помнишь, что ты ответил ему, сын плотника? «Я тот, кто помогает обрести крылья!» И когда ты сказал это, мы все почувствовали, как у нас вырастают крылья. А теперь ты скулишь: «Жить на земле – значит терять свои крылья». Прочь с глаз моих! Трус! Если жизнь не знает грома и молний, зачем она нужна? Не приближайтесь ко мне, Петр и Андрей. Не кричите, Марфа и Мария. Я не трону его. К чему? Разве вы не видите? Это труп. Ваш учитель давно уже умер. Он стоит, разговаривает, ноет, но это лишь труп. Может, Господь и простит его, но только не я. Пусть кровь, слезы и пепел Израиля падут на его голову.
Ученики повалились на землю. Силы оставили их. Воспоминания о Царстве Небесном, престолах и величии обожгли память, и они разрыдались.
Иисус тоже не мог сдержать слез.
– Иуда, брат мой, прости меня! – Он бросился, чтобы обнять рыжебородого, но Иуда с отвращением отстранился:
– Не прикасайся ко мне. Я больше никому и ни во что не верю. Ты опустошил мою душу!
Иисус обернулся, ища поддержки. Женщины, распустив волосы, лежали на земле и рыдали. Ученики глядели на него с гневом и ненавистью. Арапчонок исчез.
– Ты прав, Иуда. Я предатель, отступник, трус. Теперь я понял это. Ничто меня не спасет. Да, я должен был взойти на крест, но испугался и бежал. Простите меня, братья. Я обманул вас. О, если бы я мог все переменить! – Он бросился на землю рыдая и стал биться головой о камни. – Друзья мои, старые верные товарищи! Я погиб, пропал! Я протягиваю вам руку. Неужели никто из вас не пожмет ее? Не скажет мне ни слова утешения? Никто? Никто? Даже ты, Иоанн, возлюбленный? Даже ты, Петр?
– Что я могу сказать? – всхлипнул Иоанн. – Какими чарами ты одурманил нас, сын Марии?
– Ты обманул нас, – сказал Петр, утирая слезы. – Иуда прав. Ты не сдержал слова. Вся наша жизнь пошла прахом.
– Трус! Отступник! Предатель! – в один голос закричали ученики.
Матфей недовольно ворчал:
– Вся моя работа впустую, впустую, впустую… С каким старанием я согласовывал твои слова и поступки с пророчествами. Это давалось нелегко. Но я говорил себе, что в будущем в синагогах верующие будут открывать толстые украшенные золотом книги и говорить: «Сегодня мы прочтем отрывок из Святого Евангелия от Матфея». Эта мысль окрыляла меня, и я трудился. Но мечты мои не сбылись. Будь проклят ты, неблагодарный, невежда, предатель! Тебя следует распять хотя бы для того, чтобы спасти эту рукопись!
Снова послышались визгливые голоса:
– Трус! Отступник! Предатель!
– Трус! Отступник! Предатель!
И тут Фома бросился к учителю:
– Я не покину тебя, равви. Пускай все отвернулись от тебя и называют предателем! Колесо оборачивается, и я дождусь, когда оно обернется снова.
Петр встал:
– Пойдемте! Веди нас, Иуда!
Иисус лежал ничком, раскинув руки. Старики, тяжело дыша, поднимались с земли и один за другим покидали двор, грозя кулаками и крича:
– Трус! Отступник! Предатель!
Иисус с усилием открыл глаза и огляделся. Он был один. Дом, двор, деревья, ворота, селение – все исчезло. Не осталось ничего, кроме забрызганных кровью камней под ногами и смутно черневшей в отдалении огромной толпы, окутанной мглой.
Иисус напряг все силы, пытаясь вспомнить: где он, почему чувствует такую боль? Хотел закричать… Но не смог разжать губы. В глазах потемнело, он начал терять сознание.
Внезапно перед его лицом закачалась пика, и влажная губка мазнула по губам и ноздрям. Иисус почувствовал терпкий запах уксуса. Он глубоко вдохнул, поднял глаза к Небесам и громко, что было сил, крикнул: «ЛАМА САВАХФАНИ!» – и тут же в изнеможении уронил голову.
Его мучила боль в ладонях, ступнях и сердце. Постепенно туман перед глазами рассеялся, и он увидел терновый венец, кровь и крест. Впереди во мгле сверкнули золотые серьги и ослепительно белый оскал зубов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141