Силин увидел второго, тяжелого и мрачного, сидевшего у окна на стуле.
— Эк как вас скрутило-то, — сказал высокий и покачал головой.
Силина трясло, он ухватился за край стула, и тот пополз по паркету.
Фомин встал, подошел ближе, посмотрел внимательно и с сожалением.
— От него толку не будет сегодня, Вадим Николаевич.
— Время, Павел Степанович, время. Ну надо же так нажраться до безумия.
— Время, оно, конечно, — Фомин достал сигарету, разломил, всунул в мундштук. — Время. Конечно…
— Что? — перебил его Орлов.
— Конечно, метод есть, его в порядок привести…
— Врача вызвать? — насмешливо спросил Вадим. — Врача похметолога. Я что-то такого направления в медицине не знаю.
— Зачем, — Фомин затянулся, — проще все сделать можно. Если вы, конечно, не возражаете.
— Дорогой Павел Степанович, как я могу возражать.
— Как?
— Ну тогда не сердитесь. Это наш старый метод. Мы им в пятьдесят первом Витю Утюга в порядок приводили.
Фомин вышел, а Вадим посмотрел на Силина.
На стуле сидел трясущийся, небритый человек в грязной рубашке, мятом костюме.
И Вадим подумал о том, что сколько сил и средств затрачено было для того, чтобы это подобие человека оказалось в его кабинете. Странно как-то, он, подполковник милиции, здоровый мужик, вместо того чтобы работать где-нибудь на стройке или в геологии, должен из-за таких, как Силин, растрачивать свою энергию и душевные силы. А сколько таких офицеров в милиции, во всей стране? Обидно тратить себя на всякую сволочь, когда можно было бы так много сделать прекрасного.
Вошел Фомин, неся нечто, прикрытое газетой.
— Что это? — спросил Вадим.
— Лекарство.
Фомин подошел к Силину, подтянул стул и сел рядом.
— Ну, Петя, давай. Прими. А то совсем Богу душу отдашь.
Фомин снял газету, и Вадим увидел у него в руке тонкий стакан, наполненный до половины.
Силин дернулся и даже трястись перестал.
— На, Петя, пей.
Силин трясущимися руками взял стакан. И со стоном в два глотка выпил его.
Вадим впервые так близко видел настоящего алкоголика. Силин был даже не алкоголик, он уже переступил эту грань. На стуле сидел человек, больной какой-то страшной болезнью. Она разрушала не только здоровье, но и уничтожала его как личность. Человека не было. Было нечто, имеющее привычный человеческий облик. И вот это нечто откашлялось и посмотрело на Вадима вполне осмысленными глазами.
— Гражданин Силин, вы понимаете, где находитесь?
— Нет, — выдавил, выдохнул Силин хрипло и придушенно. Он помолчал, огляделся. — В милиции вроде.
— Вы находитесь в Управлении Московского уголовного розыска.
— На Петровке, что ль?
— Именно, гражданин Силин, именно на Петровке.
— Значит, не за драку? — Голос Силина позвучнел, обрел некоторую твердость.
— Позвольте, Вадим Николаевич? — Фомин подвинул стул, сел рядом с Силиным.
— Не за драку, Петя. Здесь МУР, мы хулиганами не занимаемся. Усек?
Силин молчал.
— Я тебе, Петя Силин, вот что скажу, — Фомин достал сигарету, переломил, вставил в мундштук. — Я тебе, Петя Силин, помочь хочу, так как жизнь свою ты — и до этого нашего разговора — на бормотуху променял. А теперь ты, Петя Силик, до самого края дошел. Ты видишь, мы никаких протоколов не ведем, просто беседуем с тобой.
Силин молчал, перебирая пальцами петли на пиджаке.
— Мы, — Фомин погасил сигарету, — по закону тебя в таком состоянии допрашивать не можем. Но ты же видишь что мы к тебе по-людски относимся. Так что и ты, Петя Силин, так же к нам отнесись. А разговор наш короткий будет. В Зачатьевском что взял, Петя Силин?
Силин молчал, кадык на горле его дернулся, пальцы перестали перебирать петли пиджака. Он весь напрягся, а глаза смотрели уже осмысленно и затравленно,
— Так что, Силин, — Вадим встал из-за стола, — мы можем предъявить вам доказательства…
— Не надо, — прохрипел Силин, — не надо. Товарищ начальник. Сам все скажу.
— Вот и хорошо, Петя, — Фомин выбил сигарету из мундштука, — так оно легче будет. Чистосердечно.
— Чистосердечное признание облегчает душу, но удлиняет срок, — Силин усмехнулся.
— Ты не глупи, Петя, не твои это слова. Ты же не урка ушлая. Ты человек оступившийся.
— Я сам хотел прийти, да загулял, — в голосе Силина послышалась тоска. — Получу-то сколько?
— Мы ж с тобой мужики. Врать я тебе не буду. Вот, — Фомин хлопнул по лежащему на столе УК РСФСР, — здесь все написано.
Фомин взял кодекс, полистал.
— Читай вот, статья 89. Лишение свободы на срок до трех лет или исправительные работы до года. Вот и думай, Петя Силин, что тебе выгоднее, на нарах припухать или из зарплаты отчислять государству.
— Я что, — Силин привстал, — я разве чего… Начальник… Со всей душой я… Попутало меня.
— Силин, — твердо сказал Вадим, — вы сами понимаете, что для вас лучше. Так вот, рассказывайте все по порядку.
— Как рассказывать? — Силин заерзал.
— А как было, Петя, все, как в тот вечер произошло. Откуда вы с Киреевым, покойным…
— Это как?! — Силин вскочил. — Как это?! А?.. Покойным… Погоди… Что говоришь, начальник… Витька Киреев живой был, когда я ушел… Вы что…
Силин вскочил, что-то бормоча невнятное, выкрикивая какие-то слова, но Вадим видел, как постепенно, буквально на глазах он начал трезветь.
Страх, поселившийся в нем после слов Фомина о смерти Киреева, выгнал из него алкогольный туман. Стал своеобразным допингом, заставившим работать мозг. Силин менялся на глазах.
— Хватит, Силин! — Вадим стукнул ладонью по столу. — Хватит. Здесь дело не о пьянке и воровстве, мы говорим сейчас о мертвом Кирееве. Вы последний, кто его видел живым.
Силин с ужасом смотрел на высокого человека, так несовместимого с его представлениями о милиционерах. Он разглядывал Вадима, и эта несовместимость пугала его еще больше. Силин знал, как разговаривать с участковыми, с дежурными отделений милиции и вытрезвителей, но не мог найти нужных слов для этого холодновежливого человека. И страх, заполнивший его всего, страх перед чем-то страшным, неведомым ему, становился материальным, обретал облик. В этом человеке Силин видел неотвратимость расплаты за все сразу: за пропитую жизнь, за слезы жены, за кражу. Он собрался, вдохнул глубоко воздух, задержал его.
— Нет, — сказал он, — нет. Не брал я грех на душу. Жив был Витька, жив.
— Все по порядку, — сказал Вадим, садясь.
— Я утром ручки искать пошел…
— Какие ручки?
— Дом, значит, у нас ломали… Дом, значит, три…
Старинный дом… Там добра всякого много было… Ручки со звериными мордами… Значит, бронзовые накладки всякие… Добру-то чего пропадать… Я по городу езжу, в старых домах это добро собираю.
— Зачем? — спросил Вадим.
— Так клиенты есть. Раньше это добро даром никто не брал, все помойки завалены были. А теперь люди покупают, значит… Им красота нужна… Чтоб если ручка, так с мордой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67