Он был в новых пронзительно-синих джинсах, роскошных черных мокасинах и в рубашке, напоминающей форму латиноамериканских генералов. Она была затейливо украшена нашивками, погонами, карманами и эмблемами.
— Ты словно в Дом кино собрался, — уязвил его Вадим.
— Ты грубый человек, я пришел произвести впечатление на даму. Меня зовут Валерий Смагин, я разведен.
— Вы считаете это достоинством? — спросила Марина.
— Нынче спрос на одиноких мужчин. Разве я не прав?
— Правы.
— Валера, у нас есть чего закусить?
— Конечно. Ты утром дал мне десятку, и я как проворный фуражир кое-чего достал. У меня даже есть коньяк.
— Я, к сожалению, за рулем — развела руками Марина.
— Святое. Зато я организую замечательный кофе.
— Ты развлеки Марину, а я пойду приведу себя в порядок.
— Меня не надо развлекать, Вадим, я лучше помогу Валере.
— Марина, помогите мне снять повязку.
— Зачем?
— У нас есть пластырь, и ссадину на лбу лучше заклеить им.
— У нас есть все, — усмехнулся Валера, — все, что надо для оказания первой медицинской помощи. Вадим был чемпионам по прикладным видам спорта.
— А такое часто бывает? — прищурилась Марина.
— Бывает. Один раз его собирали по кускам.
— Пойдемте в ванную, Вадим, — Марина повернулась к Орлову.
— Сейчас, я только возьму во что переодеться.
— Да, — со знанием дела констатировал Смагин, — костюм можно выкинуть, а жаль.
— Жаль, — усмехнулся Вадим, — я за ним аж в какое-то Орехово-Кокосово ездил и еще в очереди промаялся полдня.
— А разве офицеры милиции не пользуются преимущественным правом захода через задние двери? — усмехнулась Марина.
— Возможно, и есть такие, — жестко ответил Вадим, — но их надо гнать из милиции и судить.
Марина внимательно посмотрела на него.
— Пойдемте, — сказала она.
Ванная комната удивила ее ухоженностью и чистотой.
— Садитесь, — сказала она, — на край ванны.
Она намочила повязку, умело разбинтовала, протерла рану перекисью. Крови почти не было, но шрам наверняка останется.
— У вас останется шрам, но ничего, это украшает мужчину, — пошутила она.
— А вам нравятся мужчины со шрамами? — Вадим следил за ее пальцами, ловко режущими пластырь.
— Я врач, мой милый сыщик. Врач. Я предпочитаю, чтобы их не было. Я три года работала в Афганистане, там я насмотрелась на шрамы. Вадим совершенно иными глазами посмотрел на эту тонкую и красивую женщину. Вот откуда у нее почти мужское спокойствие и решительность. Странная штука жизнь. Ведь случайная пуля душмана могла попасть именно в нее, и тогда не было бы этого вечера, наполненного предчувствием счастья.
Они ели тосты с сыром и колбасой и пили кофе. Никогда еще Вадиму кофе не казался таким вкусным. Они с Валерой налили по рюмке коньяку, и ему стало тепло и хорошо.
И вдруг зазвонил телефон.
Вадим автоматически взглянул на часы было ноль тридцать.
Телефонный звонок, словно плетка, стеганул Марину. Неужели опять он уедет в свой непонятный мир, где, как в кино, стреляют из пистолета, режут ножами, бьются на машинах. Мир, в котором в любой момент может погибнуть этот красивый, умный, отважный человек.
— Орлов, — Вадим поднял трубку.
— Слушай, Орлов, — услышал он бойкую скороговорку сестры. — Что ты там творишь? Ко мне приехала вся в слезах Ларочка Лесоковская, тебе знакома эта фамилия?
— Знакома.
— Ты сошел с ума. Врываешься в дом, оскорбляешь известного композитора…
— Лауреата.
— Да, представь себе и лауреата тоже. Твоя ирония неуместна. Устраиваешь погром, грозишь, хамишь. Ты позоришь семью. Меня, Славу, Нинку. Тебе закроют двери в приличные дома.
— Если ты считаешь приличными домами те, где скупают краденое, то пускай закрывают. Вот что, Алла, ты не звони мне больше по поводу своих светских знакомых.
— Ты идиот, у них связи, я умоляла ее не писать на тебя телегу…
— Пусть пишет, — Вадим бросил трубку.
— Дорогая сестра? — спросил Валера.
— Именно.
— Пытается влиять на ход следствия?
— Что-то в этом роде.
Марина, сидя в кресле, курила, наблюдая за этими людьми, которые внезапно стали для нее понятными и близкими. Она вслушивалась в веселую пикировку мужчин, чувствуя по-женски, что эти два человека за веселой иронией скрывают глубокую нежность друг к другу.
Ей было хорошо в этой комнате, так не похожей на квартиры многих ее знакомых. И так не похожей на квартиру Бориса. Он жил в вылизанном, обставленном дорогой мебелью музее. Из каждой командировки за рубеж он привозил веши, придававшие его жилищу респектабельность и подчеркивающие положение хозяина.
— Что делать, — говорил Борис, — я работаю в МИДе. — И это звучало так, будто он имел в виду свою принадлежность к некоему элитарному обществу. Он все делал лучите других: вола" машину, игра." в теннис, катался на горных и водных лыжах. И любил он немножко устало и снисходительно.
После своей поездки в Афганистан Марина невольно попала в круг «выездных». На некоторое время эти люди привлекли ее. Они казались много знающими и поэтому интересными. Но потом только она поняла, что большинство из них рвутся за границу не из-за интересной работы, не из-за желания узнать страну, а из-за стереофоники, тряпок, украшений. Вещи стали подлинной и единственной ценностью для них.
Конечно, Марине не повезло, она попала именно в такую компанию. Она знала и других людей. Но год, проведенный с Борисом, открыл для нее только этих. С их устоявшимися привычками — по субботам и воскресеньям теннис и баня, потом ресторан «Узбекистан», обязательное посещение загородного ресторана «Сосновый бор». И, конечно, ежевечерники, встречи и разговоры о дачах, собаках, машинах и должностях.
И этот странный день, когда ей позвонила Ира и потащила ее к их школьному товарищу Лене Гринину. Его мастерская, веселые истории, которые он рассказывал, потом появился Вадим. И она почувствовала сразу, что все это не кончится просто. Потом Вадим ушел, и позвонил Борис. Он властно, такая уж у него была манера разговаривать с людьми, сказал, что он едет к Луковниковым и ждет ее там. И она еще под гипнотической силой этой властности вышла от Гринина, села в машину и тут увидела Вадима.
Ах, как ей не хотелось уходить из этой комнаты, но уходить все-таки было надо, и она встала.
— Пора, — сказала Марина.
И мужчины поняли ее.
Они спустились к машине, Марина села в кабину, повернула ключ зажигания. Тишина. Она поворачивала его еще и еще. Зажигание не работало.
— Что случилось? — спросил Вадим.
— Не знаю. Вы что-нибудь понимаете в машинах?
— Нет.
— Так что делать?
— Вы где живете?
— На Чистопрудном бульваре.
— Двадцать минут пешком. Оставьте машину до утра, а я попрошу шофера ее посмотреть. Пойдемте, я вас провожу.
Они шли по пустой Москве. По Петровским линиям, потом по Неглинке, потом по тихим настороженным бульварам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
— Ты словно в Дом кино собрался, — уязвил его Вадим.
— Ты грубый человек, я пришел произвести впечатление на даму. Меня зовут Валерий Смагин, я разведен.
— Вы считаете это достоинством? — спросила Марина.
— Нынче спрос на одиноких мужчин. Разве я не прав?
— Правы.
— Валера, у нас есть чего закусить?
— Конечно. Ты утром дал мне десятку, и я как проворный фуражир кое-чего достал. У меня даже есть коньяк.
— Я, к сожалению, за рулем — развела руками Марина.
— Святое. Зато я организую замечательный кофе.
— Ты развлеки Марину, а я пойду приведу себя в порядок.
— Меня не надо развлекать, Вадим, я лучше помогу Валере.
— Марина, помогите мне снять повязку.
— Зачем?
— У нас есть пластырь, и ссадину на лбу лучше заклеить им.
— У нас есть все, — усмехнулся Валера, — все, что надо для оказания первой медицинской помощи. Вадим был чемпионам по прикладным видам спорта.
— А такое часто бывает? — прищурилась Марина.
— Бывает. Один раз его собирали по кускам.
— Пойдемте в ванную, Вадим, — Марина повернулась к Орлову.
— Сейчас, я только возьму во что переодеться.
— Да, — со знанием дела констатировал Смагин, — костюм можно выкинуть, а жаль.
— Жаль, — усмехнулся Вадим, — я за ним аж в какое-то Орехово-Кокосово ездил и еще в очереди промаялся полдня.
— А разве офицеры милиции не пользуются преимущественным правом захода через задние двери? — усмехнулась Марина.
— Возможно, и есть такие, — жестко ответил Вадим, — но их надо гнать из милиции и судить.
Марина внимательно посмотрела на него.
— Пойдемте, — сказала она.
Ванная комната удивила ее ухоженностью и чистотой.
— Садитесь, — сказала она, — на край ванны.
Она намочила повязку, умело разбинтовала, протерла рану перекисью. Крови почти не было, но шрам наверняка останется.
— У вас останется шрам, но ничего, это украшает мужчину, — пошутила она.
— А вам нравятся мужчины со шрамами? — Вадим следил за ее пальцами, ловко режущими пластырь.
— Я врач, мой милый сыщик. Врач. Я предпочитаю, чтобы их не было. Я три года работала в Афганистане, там я насмотрелась на шрамы. Вадим совершенно иными глазами посмотрел на эту тонкую и красивую женщину. Вот откуда у нее почти мужское спокойствие и решительность. Странная штука жизнь. Ведь случайная пуля душмана могла попасть именно в нее, и тогда не было бы этого вечера, наполненного предчувствием счастья.
Они ели тосты с сыром и колбасой и пили кофе. Никогда еще Вадиму кофе не казался таким вкусным. Они с Валерой налили по рюмке коньяку, и ему стало тепло и хорошо.
И вдруг зазвонил телефон.
Вадим автоматически взглянул на часы было ноль тридцать.
Телефонный звонок, словно плетка, стеганул Марину. Неужели опять он уедет в свой непонятный мир, где, как в кино, стреляют из пистолета, режут ножами, бьются на машинах. Мир, в котором в любой момент может погибнуть этот красивый, умный, отважный человек.
— Орлов, — Вадим поднял трубку.
— Слушай, Орлов, — услышал он бойкую скороговорку сестры. — Что ты там творишь? Ко мне приехала вся в слезах Ларочка Лесоковская, тебе знакома эта фамилия?
— Знакома.
— Ты сошел с ума. Врываешься в дом, оскорбляешь известного композитора…
— Лауреата.
— Да, представь себе и лауреата тоже. Твоя ирония неуместна. Устраиваешь погром, грозишь, хамишь. Ты позоришь семью. Меня, Славу, Нинку. Тебе закроют двери в приличные дома.
— Если ты считаешь приличными домами те, где скупают краденое, то пускай закрывают. Вот что, Алла, ты не звони мне больше по поводу своих светских знакомых.
— Ты идиот, у них связи, я умоляла ее не писать на тебя телегу…
— Пусть пишет, — Вадим бросил трубку.
— Дорогая сестра? — спросил Валера.
— Именно.
— Пытается влиять на ход следствия?
— Что-то в этом роде.
Марина, сидя в кресле, курила, наблюдая за этими людьми, которые внезапно стали для нее понятными и близкими. Она вслушивалась в веселую пикировку мужчин, чувствуя по-женски, что эти два человека за веселой иронией скрывают глубокую нежность друг к другу.
Ей было хорошо в этой комнате, так не похожей на квартиры многих ее знакомых. И так не похожей на квартиру Бориса. Он жил в вылизанном, обставленном дорогой мебелью музее. Из каждой командировки за рубеж он привозил веши, придававшие его жилищу респектабельность и подчеркивающие положение хозяина.
— Что делать, — говорил Борис, — я работаю в МИДе. — И это звучало так, будто он имел в виду свою принадлежность к некоему элитарному обществу. Он все делал лучите других: вола" машину, игра." в теннис, катался на горных и водных лыжах. И любил он немножко устало и снисходительно.
После своей поездки в Афганистан Марина невольно попала в круг «выездных». На некоторое время эти люди привлекли ее. Они казались много знающими и поэтому интересными. Но потом только она поняла, что большинство из них рвутся за границу не из-за интересной работы, не из-за желания узнать страну, а из-за стереофоники, тряпок, украшений. Вещи стали подлинной и единственной ценностью для них.
Конечно, Марине не повезло, она попала именно в такую компанию. Она знала и других людей. Но год, проведенный с Борисом, открыл для нее только этих. С их устоявшимися привычками — по субботам и воскресеньям теннис и баня, потом ресторан «Узбекистан», обязательное посещение загородного ресторана «Сосновый бор». И, конечно, ежевечерники, встречи и разговоры о дачах, собаках, машинах и должностях.
И этот странный день, когда ей позвонила Ира и потащила ее к их школьному товарищу Лене Гринину. Его мастерская, веселые истории, которые он рассказывал, потом появился Вадим. И она почувствовала сразу, что все это не кончится просто. Потом Вадим ушел, и позвонил Борис. Он властно, такая уж у него была манера разговаривать с людьми, сказал, что он едет к Луковниковым и ждет ее там. И она еще под гипнотической силой этой властности вышла от Гринина, села в машину и тут увидела Вадима.
Ах, как ей не хотелось уходить из этой комнаты, но уходить все-таки было надо, и она встала.
— Пора, — сказала Марина.
И мужчины поняли ее.
Они спустились к машине, Марина села в кабину, повернула ключ зажигания. Тишина. Она поворачивала его еще и еще. Зажигание не работало.
— Что случилось? — спросил Вадим.
— Не знаю. Вы что-нибудь понимаете в машинах?
— Нет.
— Так что делать?
— Вы где живете?
— На Чистопрудном бульваре.
— Двадцать минут пешком. Оставьте машину до утра, а я попрошу шофера ее посмотреть. Пойдемте, я вас провожу.
Они шли по пустой Москве. По Петровским линиям, потом по Неглинке, потом по тихим настороженным бульварам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67