Никогда, ни в одной из его комбинаций не совершалось убийство или просто избиение потерпевшего.
— Я противник любого насилия, — любил говорить он.
Крупные мошенничества и аферы, легендарные, вошедшие в историю криминалистики ограбления были совершены по его указанию. Он был своеобразной энциклопедией уголовного мира. Знал всех «королей» подпольного бизнеса, к ним-то и направлял своих людей Филин.
Несколько лет назад Вадиму пришлось серьезно повозиться с крайне запутанным делом, концы которого уходили в Ош, Ташкент, Сухуми, Ригу. Лосинского он арестовывал в Таллинне, вечером в варьете. Филин сидел с дамой, пил шампанское и смотрел программу. Взять его не составляло труда, но кто знает, каким стал этот гроссмейстер комбинаций. Вполне возможно, что у него могло оказаться оружие, а терять ему нечего. Была пятница. Зал ресторана был набит плотно. Прекрасно одетые, серьезные эстонцы пришли провести свой еженедельный вечер в любимом месте. Вадим уже давно отвык от ресторанной чопорности. В Москве все было более демократично. Там приходили в ресторан в джинсах и куртках. Вообще люди потеряли чувство меры. Когда-то в Москве прийти в ресторан вечером без галстука считалось не то что неприличным, а просто диким.
А теперь даже во МХАТ на премьеру являются в куртках с надписью «Адидас».
Но в Прибалтике все осталось по-прежнему. Итак, оркестр играет, милые девочки, артистки варьете, обнаженные почти полностью, танцуют что-то озорное, меняются краски прожекторов, а Вадим и таллиннский коллега Валера Данилевский не знают, что предпринять. Наконец Данилевский, хитро усмехнувшись, подозвал метра. Тот выслушал его и, серьезно кивнув, отошел.
— Что ты придумал? — спросил Вадим.
— Сейчас увидишь.
Номер варьете закончился, и к Филину заскользил официант с подносом. Он споткнулся у самого стола, и мороженое, перевернувшись, потекло по прекрасно сшитому пиджаку. К столу бежал метр, официант пытался салфеткой вытереть лацканы костюма. Вадим не слышал, что говорил Филин. Он только увидел, как Лосинский поднялся, развел руками, видимо, извиняясь перед дамой, и заспешил к выходу.
— Он в номер идет, переодеваться, — сказал Данилевский, — пошли.
Они встретили Филина на этаже. Коридор был пуст, слабо освещен. Лосинский подошел к двери, достал ключ.
— Руки, — тихо сказал Вадим, толкнув его стволом пистолета в бок.
— Неплохо, — усмехнулся Филин, — поздравляю вас.
Потом были долгие допросы и долгие беседы. И Орлов понял, что его собеседник человек незаурядный. Займись Лосинский настоящим делом, он мог бы достигнуть многого.
Итак, они пили чай и говорили о книгах. Наконец Лосинский, хитро прищурившись, спросил:
— Так что же вас занесло в такую даль?
— Долг, Александр Петрович, дело.
— И вы хотите, чтобы я помог вам?
— Хочу.
— Но вы же знаете мой принцип — я никого не продаю.
— Но я знаю и другое.
— Что именно?
— Вы единственный человек, который как никто осведомлен о моих клиентах.
— Дорогой Вадим Николаевич, еще Екклезиаст сказал, что знания увеличивают скорбь.
— Александр Петрович, расскажите мне о Суханове.
— Это другое дело. Я очень привязан к нему. Он добрый, смелый и честный парень.
— Так почему же он бежал?
— Вы верите, что он мог ограбить кого-нибудь?
— Думаю, что нет.
— Думаете или нет?
— Скорее нет.
— Тогда знайте, он даже мне мало говорил об этом.
— Он любил женщину, а она попросила спасти ее дядю, который вырастил ее. Этот дядя, с ее слов, был жестоко обманут, и если эти вещи найдут у него, то осудят и ее и дядю.
— И их привезли к Суханову?
— Да.
— Поэтому он не подавал кассацию?
— Да.
— Неужели вы, Александр Петрович, с вашим опытом так и не узнали, кто эта женщина?
— Я знаю только ее имя — Наташа. Валентин открывался мне не сразу. Видимо, мое прошлое мешало ему стать откровенным. Но у нас оказалось общее увлечение.
Вадим поставил стакан с чаем и с недоумением посмотрел на Лосинского.
— Вас это удивляет, но тем не менее это так, мы оба любим одного писателя.
— Кафку?
— Ну зачем же столько иронии? Алексея Николаевича Толстого. Да, дорогой Вадим Николаевич, именно его. И именно от бесед о его познании людей и мира мы перешли к нашим беседам.
— Но все же, почему Суханов бежал?
— Знаю лишь одно; как-то он выяснил, что дядя Наташи — не дядя, а любовник, и понял — она растоптала его чувства и жизнь. Он бежал, чтобы мстить.
— Вы знали о подготовке к побегу?
— Даже если бы я знал, неужели я повесил бы на себя лишнюю статью, которая формулируется как недонесение о преступлении? А потом, я не посоветовал бы ему это делать.
— А что бы вы посоветовали?
— Я бы посоветовал написать вам письмо.
— Мне лично?
— Нет. Вашей службе вообще.
— Александр Петрович, кто такой Каин?
— Подручный этой сволочи Хомутова.
— Что вы знаете о нем?
— Ничего. Только имя — Юрий. И знаете, почему я вам об этом говорю? Узнав, кем был Хомутов, я через третье лицо сообщил о нем.
— Вы?!
— Да, представьте себе. Конечно, я преступник, это понятно. Но война застала меня в Смоленске, и я насмотрелся на таких, как Хомутов. Немцы были всякие. Злые, добрые, снисходительные. А эти… Они выслуживались, соревнуясь в жестокости и подлости. Но это я говорю только вам.
— Спасибо, Александр Петрович. Скажите, вы освободитесь через два года и что дальше?
— А что я умею, Вадим Николаевич? Только то, что умею.
— Неужели все по новой?
— Знаете, если вы опять будете брать меня, обойдитесь без мороженого. Я не носил и никогда не буду носить оружия.
Вадим поднялся, протянул Лосинскому руку.
— До свидания, Александр Петрович. Помните, вернетесь, я помогу вам. С вашей головой можно принести много добра.
Лосинский усмехнулся. Он поглядел вслед уходящему Орлову, думая, что слишком поздно ему менять профессию.
Корп ждал внизу.
— Ну как, поговорили?
— Да.
— Удачно?
И внезапно Вадим понял, что этот мастер комбинаций, сам того не желая, подсказал ему единственный правильный ход.
— Ермаков у себя?
— Конечно.
— Он мне срочно нужен. Мне необходимо связаться с Москвой.
Ермаков колдовал над картой, расставляя на ней понятные одному ему флажки.
— Анатолий Кириллович, нашли Суханова?
— Да, видите эти флажки, завтра он будет задержан.
— Анатолий Кириллович, а он не сможет уйти из под контроля?
— Исключено.
— Тогда слушайте.
И Вадим изложил Ермакову суть дела.
— Я это не решаю, Вадим Николаевич, мне нужно распоряжение.
— У вас есть ВЧ?
— Конечно.
— Я позвоню в Москву.
— Пойдемте на узел связи.
Полковник Губин служил в МУРе давно. Он помнил Осипова, Тыльнера, Ляадреса, Данилова. Да вообще он многих помнил и со многими работал. Ему давно уже пора было на покой. Он и сам понимал это и даже два рапорта подавал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
— Я противник любого насилия, — любил говорить он.
Крупные мошенничества и аферы, легендарные, вошедшие в историю криминалистики ограбления были совершены по его указанию. Он был своеобразной энциклопедией уголовного мира. Знал всех «королей» подпольного бизнеса, к ним-то и направлял своих людей Филин.
Несколько лет назад Вадиму пришлось серьезно повозиться с крайне запутанным делом, концы которого уходили в Ош, Ташкент, Сухуми, Ригу. Лосинского он арестовывал в Таллинне, вечером в варьете. Филин сидел с дамой, пил шампанское и смотрел программу. Взять его не составляло труда, но кто знает, каким стал этот гроссмейстер комбинаций. Вполне возможно, что у него могло оказаться оружие, а терять ему нечего. Была пятница. Зал ресторана был набит плотно. Прекрасно одетые, серьезные эстонцы пришли провести свой еженедельный вечер в любимом месте. Вадим уже давно отвык от ресторанной чопорности. В Москве все было более демократично. Там приходили в ресторан в джинсах и куртках. Вообще люди потеряли чувство меры. Когда-то в Москве прийти в ресторан вечером без галстука считалось не то что неприличным, а просто диким.
А теперь даже во МХАТ на премьеру являются в куртках с надписью «Адидас».
Но в Прибалтике все осталось по-прежнему. Итак, оркестр играет, милые девочки, артистки варьете, обнаженные почти полностью, танцуют что-то озорное, меняются краски прожекторов, а Вадим и таллиннский коллега Валера Данилевский не знают, что предпринять. Наконец Данилевский, хитро усмехнувшись, подозвал метра. Тот выслушал его и, серьезно кивнув, отошел.
— Что ты придумал? — спросил Вадим.
— Сейчас увидишь.
Номер варьете закончился, и к Филину заскользил официант с подносом. Он споткнулся у самого стола, и мороженое, перевернувшись, потекло по прекрасно сшитому пиджаку. К столу бежал метр, официант пытался салфеткой вытереть лацканы костюма. Вадим не слышал, что говорил Филин. Он только увидел, как Лосинский поднялся, развел руками, видимо, извиняясь перед дамой, и заспешил к выходу.
— Он в номер идет, переодеваться, — сказал Данилевский, — пошли.
Они встретили Филина на этаже. Коридор был пуст, слабо освещен. Лосинский подошел к двери, достал ключ.
— Руки, — тихо сказал Вадим, толкнув его стволом пистолета в бок.
— Неплохо, — усмехнулся Филин, — поздравляю вас.
Потом были долгие допросы и долгие беседы. И Орлов понял, что его собеседник человек незаурядный. Займись Лосинский настоящим делом, он мог бы достигнуть многого.
Итак, они пили чай и говорили о книгах. Наконец Лосинский, хитро прищурившись, спросил:
— Так что же вас занесло в такую даль?
— Долг, Александр Петрович, дело.
— И вы хотите, чтобы я помог вам?
— Хочу.
— Но вы же знаете мой принцип — я никого не продаю.
— Но я знаю и другое.
— Что именно?
— Вы единственный человек, который как никто осведомлен о моих клиентах.
— Дорогой Вадим Николаевич, еще Екклезиаст сказал, что знания увеличивают скорбь.
— Александр Петрович, расскажите мне о Суханове.
— Это другое дело. Я очень привязан к нему. Он добрый, смелый и честный парень.
— Так почему же он бежал?
— Вы верите, что он мог ограбить кого-нибудь?
— Думаю, что нет.
— Думаете или нет?
— Скорее нет.
— Тогда знайте, он даже мне мало говорил об этом.
— Он любил женщину, а она попросила спасти ее дядю, который вырастил ее. Этот дядя, с ее слов, был жестоко обманут, и если эти вещи найдут у него, то осудят и ее и дядю.
— И их привезли к Суханову?
— Да.
— Поэтому он не подавал кассацию?
— Да.
— Неужели вы, Александр Петрович, с вашим опытом так и не узнали, кто эта женщина?
— Я знаю только ее имя — Наташа. Валентин открывался мне не сразу. Видимо, мое прошлое мешало ему стать откровенным. Но у нас оказалось общее увлечение.
Вадим поставил стакан с чаем и с недоумением посмотрел на Лосинского.
— Вас это удивляет, но тем не менее это так, мы оба любим одного писателя.
— Кафку?
— Ну зачем же столько иронии? Алексея Николаевича Толстого. Да, дорогой Вадим Николаевич, именно его. И именно от бесед о его познании людей и мира мы перешли к нашим беседам.
— Но все же, почему Суханов бежал?
— Знаю лишь одно; как-то он выяснил, что дядя Наташи — не дядя, а любовник, и понял — она растоптала его чувства и жизнь. Он бежал, чтобы мстить.
— Вы знали о подготовке к побегу?
— Даже если бы я знал, неужели я повесил бы на себя лишнюю статью, которая формулируется как недонесение о преступлении? А потом, я не посоветовал бы ему это делать.
— А что бы вы посоветовали?
— Я бы посоветовал написать вам письмо.
— Мне лично?
— Нет. Вашей службе вообще.
— Александр Петрович, кто такой Каин?
— Подручный этой сволочи Хомутова.
— Что вы знаете о нем?
— Ничего. Только имя — Юрий. И знаете, почему я вам об этом говорю? Узнав, кем был Хомутов, я через третье лицо сообщил о нем.
— Вы?!
— Да, представьте себе. Конечно, я преступник, это понятно. Но война застала меня в Смоленске, и я насмотрелся на таких, как Хомутов. Немцы были всякие. Злые, добрые, снисходительные. А эти… Они выслуживались, соревнуясь в жестокости и подлости. Но это я говорю только вам.
— Спасибо, Александр Петрович. Скажите, вы освободитесь через два года и что дальше?
— А что я умею, Вадим Николаевич? Только то, что умею.
— Неужели все по новой?
— Знаете, если вы опять будете брать меня, обойдитесь без мороженого. Я не носил и никогда не буду носить оружия.
Вадим поднялся, протянул Лосинскому руку.
— До свидания, Александр Петрович. Помните, вернетесь, я помогу вам. С вашей головой можно принести много добра.
Лосинский усмехнулся. Он поглядел вслед уходящему Орлову, думая, что слишком поздно ему менять профессию.
Корп ждал внизу.
— Ну как, поговорили?
— Да.
— Удачно?
И внезапно Вадим понял, что этот мастер комбинаций, сам того не желая, подсказал ему единственный правильный ход.
— Ермаков у себя?
— Конечно.
— Он мне срочно нужен. Мне необходимо связаться с Москвой.
Ермаков колдовал над картой, расставляя на ней понятные одному ему флажки.
— Анатолий Кириллович, нашли Суханова?
— Да, видите эти флажки, завтра он будет задержан.
— Анатолий Кириллович, а он не сможет уйти из под контроля?
— Исключено.
— Тогда слушайте.
И Вадим изложил Ермакову суть дела.
— Я это не решаю, Вадим Николаевич, мне нужно распоряжение.
— У вас есть ВЧ?
— Конечно.
— Я позвоню в Москву.
— Пойдемте на узел связи.
Полковник Губин служил в МУРе давно. Он помнил Осипова, Тыльнера, Ляадреса, Данилова. Да вообще он многих помнил и со многими работал. Ему давно уже пора было на покой. Он и сам понимал это и даже два рапорта подавал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67