А вдруг… Все-таки Лимарев.
— Хорошо.
— Позвоните мне домой в любое время.
Гринин жил на Сивцевом Вражке в двухэтажном деревянном доме, стиснутом со всех сторон элегантными башнями из светлого кирпича. О прошлом здесь напоминали всего три дома, ожидающие своей очереди на слом. Старый особнячок, в котором жил Гранин, пожалуй, первый познакомится с разрушительным ковшом экскаватора. Фундамент его осел, и окна первого этажа практически «лежали» на земле. Грустный был особнячок. Деревянный, выбеленный ветрами, покосившийся. Орлов поднялся на скрипучее крыльцо, толкнул дверь и очутился в тамбуре, перед ним была еще одна дверь. Но как она отличалась от входной! Умело реставрированная, покрытая лаком, украшенная затейливой резьбой, она резко контрастировала с покосившимся фасадом дома. Вадим нажал кнопку звонка. Искаженный домофоном голос спросил: «Кто там?»
— Орлов.
Щелкнул замок, и дверь открылась. Вадим вошел в обшитую светлыми досками прихожую. Они тоже были покрыты лаком, и фактура дерева темновато просвечивала сквозь него. На второй этаж вела затейливо изгибающаяся лестница, обшитая рогожей. Все это было недорого и красиво. Видимо, в этом доме жили рукастые люди. На втором этаже было две двери. В одну чьи-то умелые руки вмонтировали огромный медный объектив, а на второй прибили мольберт.
«Молодцы, — подумал Вадим, — красиво и просто».
Он толкнул дверь с объективом. В коридоре вместо стен были фотопанно. Лес. И Вадим пошел сквозь него к дверям комнаты.
Лица, лица, лица людей — вот что Вадим увидел в комнате. Фотопортреты женщин, стариков, детей. На него со всех сторон смотрели человеческие глаза. Они были как живые. Чувствовалось, что снимал их талантливый мастер.
За маленьким столиком у окна сидели трое. Две женщины и мужчина лет тридцати пяти. Он поднялся навстречу Вадиму.
— Я Гринин.
Высокий, плотный, но не полный, в вытертых джинсах и табачного цвета рубашке. Лицо Гринина покрывал темно-коричневый загар, светлые волосы выгорели до белизны, глаза казались особенно синими.
— Орлов, — Вадим пожал протянутую руку.
— Садитесь. Хотите кофе? — спросил Гринин.
— Хочу.
Фотограф налил в маленькую чашку коричневой густой массы. Его крупные руки были покрыты шрамами, ссадинами. Такие руки бывают у людей, занимающихся физическим трудом.
— Знакомьтесь, — Гринин придвинул Орлову тарелку с бутербродами. — Я уж не знаю, как представлять вас. Это Марина, а это Ира…
На Вадима с любопытством смотрели две пары женских глаз. Причем красивых, как отметил про себя Вадим.
— … Ну а это, милые дамы, товарищ Орлов. Он из милиции.
— Вы не похожи на участкового, — сказала Ира.
— Почему на участкового? — Вадим отхлебнул маленький глоток кофе.
— Ну, я видела только своего участкового.
— Вы счастливый человек, — усмехнулся Вадим.
— А вы не из ГАИ? — заинтересовалась Марина.
— Она автомобилист, — пояснил Гринин, — и хочет найти знакомого в этой службе.
— С вашей внешностью, — серьезно ответил Вадим, — вам нечего, бояться инспекторов. Я, к сожалению, служу по другому ведомству.
— Где же, если не секрет? — Ира повернулась в кресле.
— Товарищ Орлов работает в уголовном розыске, — пояснил Гринин.
— Вы не похожи на Томина, — сказала Ира. — А значит, вы не настоящий сыщик.
— На кого? — не понял Вадим.
— На актера Каневского, — засмеялся Гринин. — Ириша увлеченно смотрит "Знатоков. -
— Ах, да. Конечно. Но я постараюсь практиковаться.
Разговор завязывался легкий и тутлявый, и Вадим не прерывал его. Ему очень не хотелось, чтобы уходили эти две милые женщины. Он обратил внимание, причем сразу, что на руке Марины не было обручального кольца.
— Вы бы съели бутерброд. — заметил хозяин, — не обижайте наших дам. Это они готовили.
Вадим взял бутерброд, В комнате повисла тишина. Все молчали, выжидающе глядя на Вадима. И ему вдруг стало мучительно горько, что он пришел сюда не поухаживать за этими женщинами и провести вечер в приятной беседе, а для того, чтобы допросить Гринина. В такие минуты он начинал тяготиться службой, которую любил и без которой не мыслил своей жизни.
Гринин словно понял его состояние.
— Девочки, — улыбнулся он, — нам с товарищем Орловым надо пошептаться. Вот вам ключ, идите в мастерскую к Никите. Это мой сосед, художник, — пояснил он Вадиму.
И Орлов мысленно поблагодарил Гринина.
Хозяин обнял женщин за плечи, пошел провожать их в мастерскую к Никите. Вадим смотрел им вслед и думал о том, что он много знает об этом человеке. Он знал, что Гринин служил в армии на Дальнем Востоке. Служил хорошо. За мужество во время наводнения награжден медалью «За спасение утопающих». Потом работал на ЦСДФ съемщиком, ассистентом режиссера. Поступил в институт кинематографии на заочный, пошел работать фотокором в журнал. Институт бросил. Сейчас он фотохудожник Министерства культуры, по службе характеризуется отлично. Лауреат премии Союза журналистов СССР, лауреат многих отечественных и международных премий. Все узнавалось просто. В отделе кадров. Но Вадим знал и другое. Семь лет назад на Памире погибли муж и жена, кинооператоры, друзья Гринина. И он удочерил их девочку. Поэтому и не женился, боясь ее травмировать. Этот поступок говорил о нем значительно больше, чем любые даже самые лучшие отзывы кадровиков.
Как странно. В личном деле человека можно прочитать многое. Узнать, где, кем и как он работал. Чем награжден, а вот о его поступках кадровикам неизвестно.
А ведь это и есть главное.
Гринин вернулся минут через пять. Был он серьезен, от прежнего веселья не осталось и следа.
— Слушаю вас, товарищ Орлов.
— Меня зовут Вадим Николаевич.
— Слушаю, Вадим Николаевич.
— Леонид Витальевич, я многое знаю о вас. Много хорошего. Поэтому буду говорить с вами откровенно.
— Меня устраивает именно такая форма нашей беседы, — Гринин сел.
— Тогда ответьте мне на такой вопрос. Вы снимали экспозицию музея ремесел в селе Кержи?
— Да.
— Вы снимали иконы в церкви села Лотребино?
— Да.
— Вы снимали коллекцию академика Муравьева?
— Да.
— Вы снимали фрагменты экспозиции в особняке Сухотина?
— Да.
Гринин смотрел на Вадима, чуть прищурив светлые глаза. И во взгляде его не было страха и настороженности.
— Кому вы передавали фотографии?
— В отдел музеев Министерства культуры, Воловику.
— Слушайте меня, Леонид Витальевич, я не зря спросил именно об этих объектах. Подумайте.
— А что случилось?
— Я обещал вам откровенный разговор, поэтому скрывать ничего не буду. Все эти объекты ограблены.
— Как? — Гринин удивленно привстал.
— А вот так. По-разному. Но работали там, как мы считаем, одни и те же лица.
— Значит, вы считаете… — Голос Гринина стал глухим и ломким.
— Пока я ничего не считаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
— Хорошо.
— Позвоните мне домой в любое время.
Гринин жил на Сивцевом Вражке в двухэтажном деревянном доме, стиснутом со всех сторон элегантными башнями из светлого кирпича. О прошлом здесь напоминали всего три дома, ожидающие своей очереди на слом. Старый особнячок, в котором жил Гранин, пожалуй, первый познакомится с разрушительным ковшом экскаватора. Фундамент его осел, и окна первого этажа практически «лежали» на земле. Грустный был особнячок. Деревянный, выбеленный ветрами, покосившийся. Орлов поднялся на скрипучее крыльцо, толкнул дверь и очутился в тамбуре, перед ним была еще одна дверь. Но как она отличалась от входной! Умело реставрированная, покрытая лаком, украшенная затейливой резьбой, она резко контрастировала с покосившимся фасадом дома. Вадим нажал кнопку звонка. Искаженный домофоном голос спросил: «Кто там?»
— Орлов.
Щелкнул замок, и дверь открылась. Вадим вошел в обшитую светлыми досками прихожую. Они тоже были покрыты лаком, и фактура дерева темновато просвечивала сквозь него. На второй этаж вела затейливо изгибающаяся лестница, обшитая рогожей. Все это было недорого и красиво. Видимо, в этом доме жили рукастые люди. На втором этаже было две двери. В одну чьи-то умелые руки вмонтировали огромный медный объектив, а на второй прибили мольберт.
«Молодцы, — подумал Вадим, — красиво и просто».
Он толкнул дверь с объективом. В коридоре вместо стен были фотопанно. Лес. И Вадим пошел сквозь него к дверям комнаты.
Лица, лица, лица людей — вот что Вадим увидел в комнате. Фотопортреты женщин, стариков, детей. На него со всех сторон смотрели человеческие глаза. Они были как живые. Чувствовалось, что снимал их талантливый мастер.
За маленьким столиком у окна сидели трое. Две женщины и мужчина лет тридцати пяти. Он поднялся навстречу Вадиму.
— Я Гринин.
Высокий, плотный, но не полный, в вытертых джинсах и табачного цвета рубашке. Лицо Гринина покрывал темно-коричневый загар, светлые волосы выгорели до белизны, глаза казались особенно синими.
— Орлов, — Вадим пожал протянутую руку.
— Садитесь. Хотите кофе? — спросил Гринин.
— Хочу.
Фотограф налил в маленькую чашку коричневой густой массы. Его крупные руки были покрыты шрамами, ссадинами. Такие руки бывают у людей, занимающихся физическим трудом.
— Знакомьтесь, — Гринин придвинул Орлову тарелку с бутербродами. — Я уж не знаю, как представлять вас. Это Марина, а это Ира…
На Вадима с любопытством смотрели две пары женских глаз. Причем красивых, как отметил про себя Вадим.
— … Ну а это, милые дамы, товарищ Орлов. Он из милиции.
— Вы не похожи на участкового, — сказала Ира.
— Почему на участкового? — Вадим отхлебнул маленький глоток кофе.
— Ну, я видела только своего участкового.
— Вы счастливый человек, — усмехнулся Вадим.
— А вы не из ГАИ? — заинтересовалась Марина.
— Она автомобилист, — пояснил Гринин, — и хочет найти знакомого в этой службе.
— С вашей внешностью, — серьезно ответил Вадим, — вам нечего, бояться инспекторов. Я, к сожалению, служу по другому ведомству.
— Где же, если не секрет? — Ира повернулась в кресле.
— Товарищ Орлов работает в уголовном розыске, — пояснил Гринин.
— Вы не похожи на Томина, — сказала Ира. — А значит, вы не настоящий сыщик.
— На кого? — не понял Вадим.
— На актера Каневского, — засмеялся Гринин. — Ириша увлеченно смотрит "Знатоков. -
— Ах, да. Конечно. Но я постараюсь практиковаться.
Разговор завязывался легкий и тутлявый, и Вадим не прерывал его. Ему очень не хотелось, чтобы уходили эти две милые женщины. Он обратил внимание, причем сразу, что на руке Марины не было обручального кольца.
— Вы бы съели бутерброд. — заметил хозяин, — не обижайте наших дам. Это они готовили.
Вадим взял бутерброд, В комнате повисла тишина. Все молчали, выжидающе глядя на Вадима. И ему вдруг стало мучительно горько, что он пришел сюда не поухаживать за этими женщинами и провести вечер в приятной беседе, а для того, чтобы допросить Гринина. В такие минуты он начинал тяготиться службой, которую любил и без которой не мыслил своей жизни.
Гринин словно понял его состояние.
— Девочки, — улыбнулся он, — нам с товарищем Орловым надо пошептаться. Вот вам ключ, идите в мастерскую к Никите. Это мой сосед, художник, — пояснил он Вадиму.
И Орлов мысленно поблагодарил Гринина.
Хозяин обнял женщин за плечи, пошел провожать их в мастерскую к Никите. Вадим смотрел им вслед и думал о том, что он много знает об этом человеке. Он знал, что Гринин служил в армии на Дальнем Востоке. Служил хорошо. За мужество во время наводнения награжден медалью «За спасение утопающих». Потом работал на ЦСДФ съемщиком, ассистентом режиссера. Поступил в институт кинематографии на заочный, пошел работать фотокором в журнал. Институт бросил. Сейчас он фотохудожник Министерства культуры, по службе характеризуется отлично. Лауреат премии Союза журналистов СССР, лауреат многих отечественных и международных премий. Все узнавалось просто. В отделе кадров. Но Вадим знал и другое. Семь лет назад на Памире погибли муж и жена, кинооператоры, друзья Гринина. И он удочерил их девочку. Поэтому и не женился, боясь ее травмировать. Этот поступок говорил о нем значительно больше, чем любые даже самые лучшие отзывы кадровиков.
Как странно. В личном деле человека можно прочитать многое. Узнать, где, кем и как он работал. Чем награжден, а вот о его поступках кадровикам неизвестно.
А ведь это и есть главное.
Гринин вернулся минут через пять. Был он серьезен, от прежнего веселья не осталось и следа.
— Слушаю вас, товарищ Орлов.
— Меня зовут Вадим Николаевич.
— Слушаю, Вадим Николаевич.
— Леонид Витальевич, я многое знаю о вас. Много хорошего. Поэтому буду говорить с вами откровенно.
— Меня устраивает именно такая форма нашей беседы, — Гринин сел.
— Тогда ответьте мне на такой вопрос. Вы снимали экспозицию музея ремесел в селе Кержи?
— Да.
— Вы снимали иконы в церкви села Лотребино?
— Да.
— Вы снимали коллекцию академика Муравьева?
— Да.
— Вы снимали фрагменты экспозиции в особняке Сухотина?
— Да.
Гринин смотрел на Вадима, чуть прищурив светлые глаза. И во взгляде его не было страха и настороженности.
— Кому вы передавали фотографии?
— В отдел музеев Министерства культуры, Воловику.
— Слушайте меня, Леонид Витальевич, я не зря спросил именно об этих объектах. Подумайте.
— А что случилось?
— Я обещал вам откровенный разговор, поэтому скрывать ничего не буду. Все эти объекты ограблены.
— Как? — Гринин удивленно привстал.
— А вот так. По-разному. Но работали там, как мы считаем, одни и те же лица.
— Значит, вы считаете… — Голос Гринина стал глухим и ломким.
— Пока я ничего не считаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67