Только о работе они не говорили, но тем не менее помнили о ней. Малюков ушел, а Марина осталась убираться.
Вадим проснулся среди ночи. В комнату падал зыбкий свет фонаря. Марина спала, положив голову ему на руку, и он боялся пошевелиться, чтобы не разбудить ее. Лицо ее в этом ночном свете казалось особенно красивым, и впервые он подумал о том, что счастье его окажется недолгим. Ему захотелось курить, и Вадим начал осторожно освобождать руку. Наконец ему это удалось, и он, встав, подошел к столу и взял сигареты.
Телефон звякнул и подавился, Вадим успел снять трубку.
— Орлов.
— Это Калугин.
— Да, Игорь.
— Есть новость, я могу приехать?
Вадим взглянул на часы, фосфор стрелок застыл на двадцати минутах четвертого.
— Вы один?
— Да.
— Жду.
Когда он обернулся, то увидел Марину, сидящую на кровати.
— Ты уезжаешь?
— Нет, приедет мой помощник.
— Орлов, а так будет всегда?
— Иногда, да.
— Ты будешь стрелять, выпрыгивать из-под машин, улетать, а ночью к тебе будут приезжать сотрудники.
— Это издержки нашей профессии, — Вадим привычно быстро одевался.
— А на столе вместо цветов всегда будет лежать пистолет, — грустно сказала Марина.
— Нет, почему же, я буду покупать цветы,
— Значит, все это окажется вместе.
— К чему этот разговор, Марина? Ты же знаешь, что я работаю в угрозыске, а не в филармонии. Если бы я работал там, то на столе лежала бы скрипка.
— Это все очень грустно, Вадим, и особенно грустно потому, что я тебя люблю.
— Не вижу связи.
— Просто я уже вижу перспективу.
— Она пугает тебя?
— Во всяком случае, не радует.
— Я не уйду со своей работы.
— Я знаю.
В прихожей раздался короткий звонок. Вадим вышел и открыл дверь. На пороге стоял Калугин.
— Прошу простить за поздний визит, — улыбнулся он.
— Вернее — за ранний.
— Пусть так. Куда мне пройти?
— Пойдемте на кухню.
Калугин сел у стола, а Вадим поставил на огонь джезву.
— Сейчас попьем кофе.
— Ох, хорошо бы. А выпить нет ничего?
— А вы разве не за рулем?
— На этот раз нет.
Вадим пошел в комнату, открыл шкаф, взял бутылку. Он старался не смотреть на Марину, слишком знаком ему подобный разговор.
— Ты скоро? — спросила она.
— Не знаю.
— Твой друг хочет есть?
— Мы попьем кофе.
Вадим вышел, плотно прикрыв дверь. Кофе уже был готов, и Калугин разливал его по чашкам. Вадим налил коньяк в бокал Калугину, подумал и плеснул немного себе. Калугин выпил коричневую жидкость залпом, сделал маленький глоток кофе.
— Вроде я пришел в себя. Теперь о деле. Каин — это Долгушин.
— Не понял.
— Каин — Долгушин.
Вадим засмеялся.
— Вы что веселитесь?
— Я-то больше всего боялся этого таинственного Каина.
— Мы установили, — Калугин отхлебнул еще кофе, — что настоящая его фамилия Хомутов.
— Вы шутите?
— Нет. Хомутов его старший брат. Родители их развелись в тридцатом году. Отец забрал старшего себе, младший остался у матери. Потом она вышла замуж за инженера Долгушина и переехала в Москву. Так Юрий Степанович Хомутов стал Юрием Петровичем Долгушиным.
— Но кличка! Откуда?
— Это работа Хомутова. Пока мы ничего не знаем, как братья нашли друг друга. Знаем только одно — Каина придумал Хомутов, чтобы пугать им своих сообщников. Так родился миф.
— И его боялись?
— Во всяком случае, им пугали коллекционеров.
— Да, действительно говорят «наука умеет много гитик».
— Теперь о Долгушине. Вам известно, что Хомутов ушел к стенке молчком, более того, у него ничего не нашли. Мы со Смолиным предполагаем, что все деньги и ценности переданы Долгушину.
— Странный у нас клиент. Искусствовед, книги…
— Я навел справки. Сам Юрий Петрович может написать только заявление в баню. За него работали негры.
— Как это? Почему тогда они не писали для себя?
— Долгушин отдавал им весь гонорар плюс оказывал массу услуг. Книги и статьи были его общественным лицом.
— Но премия, звание?
— Это действительно было. Но в те страшные годы подобные вещи делались очень легко.
— Мне, Игорь, кажется, что я вижу многоцветный сон.
— А вы пейте, шеф, и проснетесь.
— Любопытно, как вы узнали о неграх?
— Случайно. Наружное наблюдение сообщило, что нынче Долгушин встретился с неким Григорием Мазиным, дальше дело техники.
— Постойте. Я же приказал…
— Его никто не допрашивал, просто мы со Смолиным в кафе сели с ним за один стол. Он-то и, находясь в средней степени опьянения, как любят писать в наших протоколах, поведал нам эту трагическую историю.
— Но почему вам?
— Во-первых, он был пьян. Во-вторых, мы угостили его. В-третьих, и это самое основное, я вместе с ним учился.
— Он знает, где вы работаете?
— Конечно, нет. Он и подумать не мог, что я искусствовед в штатском. Сначала Долгушин писал в соавторстве с Андреем Мининым. Я уверен, что он писал, а Долгушин пробивал. Потом Минин защитился, стал известным искусствоведом, а у Долгушина образовались разные соавторы. Десять лет назад начали появляться статьи, подписанные только его фамилией, потом пришло время книг.
— Вы проверяли это в Ленинке?
— Да. У меня есть список всех его публикаций. Десять лет назад в Москве появился Хомутов, приблизительно в это же время и начался творческий расцвет Долгушина…
Калугин не договорил, в прихожей хлопнула дверь.
— Простите, — Вадим встал.
Дверь комнаты была открыта. Вадим вошел, зажег свет. Марины не было. Он вернулся на кухню, налил себе в бокал коньяк, выпил. Калугин внимательно, с сочувствием глядел на него.
— Простите, Вадим Николаевич, видимо, мой приход был не совсем ко времени. Но вы сами несколько дней назад сказали — о новостях сообщать в любое время.
— Все правильно, Игорь. Все правильно.
— Тогда, если вы позволите, я пойду. Все новости вам известны.
Вадим проводил Калугина, вошел в комнату и погасил свет. Он лег в остель. Наволочка пахла Мариниными духами. Вадим взял сигарету, закурил. Затянулся пару раз и погасил. "Спать, — скомандовал он себе, — спать. Впереди тяжелый день.
Этот день начался для Долгушина с хлопот приятных. Сегодня он получал паспорт и валюту. И хотя об этом он знал еще вчера, он, Юрий Петрович, как человек осторожный, встретился с Гришей. По привычке отругав его за пьянку, он дал ему деньги и забрал почти готовую рукопись. Мало ли что! Он слишком много повидал в жизни, а она приучила его к осторожности. Если быть честным перед собой самим, многие его начинания заканчивались крахом. Получив премию, он начал усиленно ухаживать за дочкой академика, руководителя их монографии, она работала в их институте. Про нее говорили: «Некрасивая — зато стерва». В 1952 году он женился на ней, переехал в огромную квартиру на улице Горького, начал судорожно готовить кандидатскую диссертацию. Тема работы по тем временам была весьма актуальна и проходима.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Вадим проснулся среди ночи. В комнату падал зыбкий свет фонаря. Марина спала, положив голову ему на руку, и он боялся пошевелиться, чтобы не разбудить ее. Лицо ее в этом ночном свете казалось особенно красивым, и впервые он подумал о том, что счастье его окажется недолгим. Ему захотелось курить, и Вадим начал осторожно освобождать руку. Наконец ему это удалось, и он, встав, подошел к столу и взял сигареты.
Телефон звякнул и подавился, Вадим успел снять трубку.
— Орлов.
— Это Калугин.
— Да, Игорь.
— Есть новость, я могу приехать?
Вадим взглянул на часы, фосфор стрелок застыл на двадцати минутах четвертого.
— Вы один?
— Да.
— Жду.
Когда он обернулся, то увидел Марину, сидящую на кровати.
— Ты уезжаешь?
— Нет, приедет мой помощник.
— Орлов, а так будет всегда?
— Иногда, да.
— Ты будешь стрелять, выпрыгивать из-под машин, улетать, а ночью к тебе будут приезжать сотрудники.
— Это издержки нашей профессии, — Вадим привычно быстро одевался.
— А на столе вместо цветов всегда будет лежать пистолет, — грустно сказала Марина.
— Нет, почему же, я буду покупать цветы,
— Значит, все это окажется вместе.
— К чему этот разговор, Марина? Ты же знаешь, что я работаю в угрозыске, а не в филармонии. Если бы я работал там, то на столе лежала бы скрипка.
— Это все очень грустно, Вадим, и особенно грустно потому, что я тебя люблю.
— Не вижу связи.
— Просто я уже вижу перспективу.
— Она пугает тебя?
— Во всяком случае, не радует.
— Я не уйду со своей работы.
— Я знаю.
В прихожей раздался короткий звонок. Вадим вышел и открыл дверь. На пороге стоял Калугин.
— Прошу простить за поздний визит, — улыбнулся он.
— Вернее — за ранний.
— Пусть так. Куда мне пройти?
— Пойдемте на кухню.
Калугин сел у стола, а Вадим поставил на огонь джезву.
— Сейчас попьем кофе.
— Ох, хорошо бы. А выпить нет ничего?
— А вы разве не за рулем?
— На этот раз нет.
Вадим пошел в комнату, открыл шкаф, взял бутылку. Он старался не смотреть на Марину, слишком знаком ему подобный разговор.
— Ты скоро? — спросила она.
— Не знаю.
— Твой друг хочет есть?
— Мы попьем кофе.
Вадим вышел, плотно прикрыв дверь. Кофе уже был готов, и Калугин разливал его по чашкам. Вадим налил коньяк в бокал Калугину, подумал и плеснул немного себе. Калугин выпил коричневую жидкость залпом, сделал маленький глоток кофе.
— Вроде я пришел в себя. Теперь о деле. Каин — это Долгушин.
— Не понял.
— Каин — Долгушин.
Вадим засмеялся.
— Вы что веселитесь?
— Я-то больше всего боялся этого таинственного Каина.
— Мы установили, — Калугин отхлебнул еще кофе, — что настоящая его фамилия Хомутов.
— Вы шутите?
— Нет. Хомутов его старший брат. Родители их развелись в тридцатом году. Отец забрал старшего себе, младший остался у матери. Потом она вышла замуж за инженера Долгушина и переехала в Москву. Так Юрий Степанович Хомутов стал Юрием Петровичем Долгушиным.
— Но кличка! Откуда?
— Это работа Хомутова. Пока мы ничего не знаем, как братья нашли друг друга. Знаем только одно — Каина придумал Хомутов, чтобы пугать им своих сообщников. Так родился миф.
— И его боялись?
— Во всяком случае, им пугали коллекционеров.
— Да, действительно говорят «наука умеет много гитик».
— Теперь о Долгушине. Вам известно, что Хомутов ушел к стенке молчком, более того, у него ничего не нашли. Мы со Смолиным предполагаем, что все деньги и ценности переданы Долгушину.
— Странный у нас клиент. Искусствовед, книги…
— Я навел справки. Сам Юрий Петрович может написать только заявление в баню. За него работали негры.
— Как это? Почему тогда они не писали для себя?
— Долгушин отдавал им весь гонорар плюс оказывал массу услуг. Книги и статьи были его общественным лицом.
— Но премия, звание?
— Это действительно было. Но в те страшные годы подобные вещи делались очень легко.
— Мне, Игорь, кажется, что я вижу многоцветный сон.
— А вы пейте, шеф, и проснетесь.
— Любопытно, как вы узнали о неграх?
— Случайно. Наружное наблюдение сообщило, что нынче Долгушин встретился с неким Григорием Мазиным, дальше дело техники.
— Постойте. Я же приказал…
— Его никто не допрашивал, просто мы со Смолиным в кафе сели с ним за один стол. Он-то и, находясь в средней степени опьянения, как любят писать в наших протоколах, поведал нам эту трагическую историю.
— Но почему вам?
— Во-первых, он был пьян. Во-вторых, мы угостили его. В-третьих, и это самое основное, я вместе с ним учился.
— Он знает, где вы работаете?
— Конечно, нет. Он и подумать не мог, что я искусствовед в штатском. Сначала Долгушин писал в соавторстве с Андреем Мининым. Я уверен, что он писал, а Долгушин пробивал. Потом Минин защитился, стал известным искусствоведом, а у Долгушина образовались разные соавторы. Десять лет назад начали появляться статьи, подписанные только его фамилией, потом пришло время книг.
— Вы проверяли это в Ленинке?
— Да. У меня есть список всех его публикаций. Десять лет назад в Москве появился Хомутов, приблизительно в это же время и начался творческий расцвет Долгушина…
Калугин не договорил, в прихожей хлопнула дверь.
— Простите, — Вадим встал.
Дверь комнаты была открыта. Вадим вошел, зажег свет. Марины не было. Он вернулся на кухню, налил себе в бокал коньяк, выпил. Калугин внимательно, с сочувствием глядел на него.
— Простите, Вадим Николаевич, видимо, мой приход был не совсем ко времени. Но вы сами несколько дней назад сказали — о новостях сообщать в любое время.
— Все правильно, Игорь. Все правильно.
— Тогда, если вы позволите, я пойду. Все новости вам известны.
Вадим проводил Калугина, вошел в комнату и погасил свет. Он лег в остель. Наволочка пахла Мариниными духами. Вадим взял сигарету, закурил. Затянулся пару раз и погасил. "Спать, — скомандовал он себе, — спать. Впереди тяжелый день.
Этот день начался для Долгушина с хлопот приятных. Сегодня он получал паспорт и валюту. И хотя об этом он знал еще вчера, он, Юрий Петрович, как человек осторожный, встретился с Гришей. По привычке отругав его за пьянку, он дал ему деньги и забрал почти готовую рукопись. Мало ли что! Он слишком много повидал в жизни, а она приучила его к осторожности. Если быть честным перед собой самим, многие его начинания заканчивались крахом. Получив премию, он начал усиленно ухаживать за дочкой академика, руководителя их монографии, она работала в их институте. Про нее говорили: «Некрасивая — зато стерва». В 1952 году он женился на ней, переехал в огромную квартиру на улице Горького, начал судорожно готовить кандидатскую диссертацию. Тема работы по тем временам была весьма актуальна и проходима.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67