Пленка кончилась, магнитофон прошипел и выключился. А трое в кабинете продолжали молчать. Наконец Кафтанов щелкнул зажигалкой и сказал только одну фразу.
— Вот сука.
Это так не вязалось с его руководящей корректностью и элегантным обликом, с его костюмами и рубашками, с его грубоватой иронией, что Вадим невольно засмеялся. Он вспомнил, как много лет назад они с Кафтановым брали здоровенного налетчика по кличке Боря-Маленький. Маленький оказался парнишкой крепким и порвал Кафтанову новый костюм — гордость Андрея в те далекие годы. Он надел его, собираясь с сестрой Вадима в театр. Борю затолкали в машину, а Андрей стоял посередине Уланского переулка и мрачно глядел на оторванный борт. Тогда он с такой же интонацией сказал:
— Вот сука.
— Ты чего смеешься? — посмотрел на него Кафтанов.
— Я Борю-Маленького вспомнил.
— Большой гад был, но мы его с тобой тогда заловили. Кстати, как ты решил с Сухановым?
— Он пока дома, под охраной.
— Надо решать вопрос кардинально. Пойдем к генералу. Теперь о Долгушине. Следите за ним. Когда прилетает этот бельгиец?
— Или завтра, или послезавтра. А насчет Кольцовой договорено, она в Кижах, с группой, приедет в пятницу.
— Молодец. Но думать надо, думать. Корнье — это не Алимов и не Боря-Маленький. Здесь нельзя ошибаться. Представителю посольства понадобятся твердые доказательства.
— Будут.
— Одно могу сказать, Вадим, с Сухановым ты придумал неплохо. Ты считаешь, что его можно оставить на свободе?
— Да. Но только до конца операции ограничить в передвижении.
Начальник Главного управления принял их после обеда. Он только что проводил делегацию софийской милиции и был поэтому приподнято параден.
— Садитесь, — он указал на стулья. — Кстати, остался кофе, кто хочет — не стесняйтесь.
— Василий Павлович, — Кафтанов налил кофе, — я думаю, пусть доложит Орлов.
— Конечно.
Орлов встал.
— Сидите, — генерал махнул рукой, — давайте сейчас без излишней субординации.
— Товарищ генерал, — начал Вадим, — после того как наша группа занялась делом ограбления музея и смертью сторожа Киреева, нами проделано следующее. Арестован некто Силин, похитивший расписную плитку и узорную ковку. Все веши изъяты и будут возвращены государству. Реализуя оперативные данные, мы вышли на некоего Алимова и его подручного Пронякина. Оба они погибли, но, судя по отпечаткам пальцев, Пронякин и есть тот Сережа, принесший Кирееву отравленную водку. При обыске на квартире погибшего Алимова найден камин французской работы, еще одна вещь, похищенная из особняка.
Начальник главка приподнял ладонь над столом, словно останавливая Вадима.
— Следовательно, все, кроме медальонов, найдено?
— Так точно.
— Продолжайте.
— Свидетель Гринин показал, что он, работая фотографом, снимал для Министерства культуры СССР целый ряд экспозиций, часть из которых впоследствии оказалась ограбленной.
— Конкретнее.
— Музей ремесел в селе Киржи, иконы в церкви села Лутребино, коллекция академика Муравьева и экспозиция в особняке Сухотина. Гринин показал, что некоторые слайды он частным образом, по существующим расценкам, перепродавал коллекционерам и искусствоведам. Среди них оказался Суханов Валентин Андреевич, осужденный по делу ограбления Муравьева. Внимательно ознакомившись с делом и изучив личность Суханова, мы пришли к выводу, что он взял на себя чужую вяну. Единственное, чего мы не знали — смысл его поступка. Я вылетел в учреждение, в котором отбывал наказание Суханов, но в день моего приезда он совершил побег. Выяснив, что Суханов бежит в Москву для сведения счетов с людьми, обманувшими его, мы приняли решение дать ему добраться до Москвы. Нами контролировался каждый шаг Суханова. Он действительно помог нам выйти на преступную группу и явился с повинной. Его непричастность к ограблению академика Муравьева доказана полностью.
— О нем потом, подполковник, сейчас по делу.
— С помощью Суханова, — настойчиво продолжал Вадим, — арестовали некую Кольцову Наталью Васильевну, переводчицу Интуриста, она дала показания о том, что преступную группу возглавляет Долгушин Юрий Петрович.
— Кто такой?
— Делец новой формации, по образованию искусствовед, год рождения 1926-й, член профессионального комитета литераторов, в 1951 году с группой ученых получил Сталинскую премию третьей степени за монографию о грузинской живописи. Поэтому по сей день числится в лауреатах Госпремии. Автор многих статей и нескольких книг. Также по делу проходит жених Кольцовой — бельгийский подданный Альберт Корнье, он вывозил краденое за рубеж. Лимарев у Долгушина, он должен передать его Корнье, получить деньги и уехать в научную командировку в Париж.
— Когда?
— Девятого сентября, товарищ генерал.
— За Долгушиным установлено наблюдение?
— Да, с сегодняшнего дня.
— Против Корнье есть весомые улики?
— Только показания Кольцовой.
— Этого маловато. Необходимо его взять с поличным, хватит нам господ иностранцев, пользующихся нашей добротой. Что есть на Долгушина?
— Пока только показания Кольцовой и Суханова. Но вот любопытное место в ее показаниях: «…Долгушин рассказал мне, что „убрал“ Алимова, Пронякина и Семена Яковлевича Липкина…» Мы проверили по нашей картотеке и оказалось, что Семен Яковлевич Липкин, он же РЫБКИН Семен Львович, кличка «Мося», дважды судимый вор-рецидивист, работающий по подложным документам директором, вернее, старшим продавцом в маленьком магазине в Сокольниках.
— Сообщите в Главное управление торговли. Пусть их кадровики почешутся. Что сделано?
— Липкин-Рывкин исчез, объявлен всесоюзный розыск.
— Хорошо, — генерал встал, прошелся по кабинету. — Теперь о Суханове. Вы считаете его невиновным?
— Да, товарищ генерал.
— Если так, поезжайте к горпрокурору и воюйте. У вас что-нибудь есть, Андрей Петрович?
— Нет, Василий Павлович.
— Что же, тогда Орлов свободен, а вы останьтесь.
Вадим вышел от начальника главка и спустился в столовую. До закрытия оставалось еще двадцать минут, и он надеялся, что ему достанутся какие-то недифицитные блюда. Нагрузив поднос остатками, Вадим подошел к столу.
— Диетическая пища — залог долгой жизни, — мерзко, как показалось Вадиму, сострил доедавший прекрасный лангет Смолин.
— И тому рад.
— Ты на ковре был?
— Вроде того.
— Слушай, я тут решил тебе помочь. Не благодари. Мой отдел прежде всего призван помогать людям.
— Ты, значит, у нас руководитель отдела альтруизма.
— Называй его как хочешь, но мы подняли дело Хомутова и надеемся, что к завтрашнему дню порадуем тебя в отношении Каина.
— Мы — это значит Калугин?
— Нет, это значит мы с Калугиным.
— Боря, а тебе не кажется, что дело, которым занимаюсь я сейчас, — твое?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
— Вот сука.
Это так не вязалось с его руководящей корректностью и элегантным обликом, с его костюмами и рубашками, с его грубоватой иронией, что Вадим невольно засмеялся. Он вспомнил, как много лет назад они с Кафтановым брали здоровенного налетчика по кличке Боря-Маленький. Маленький оказался парнишкой крепким и порвал Кафтанову новый костюм — гордость Андрея в те далекие годы. Он надел его, собираясь с сестрой Вадима в театр. Борю затолкали в машину, а Андрей стоял посередине Уланского переулка и мрачно глядел на оторванный борт. Тогда он с такой же интонацией сказал:
— Вот сука.
— Ты чего смеешься? — посмотрел на него Кафтанов.
— Я Борю-Маленького вспомнил.
— Большой гад был, но мы его с тобой тогда заловили. Кстати, как ты решил с Сухановым?
— Он пока дома, под охраной.
— Надо решать вопрос кардинально. Пойдем к генералу. Теперь о Долгушине. Следите за ним. Когда прилетает этот бельгиец?
— Или завтра, или послезавтра. А насчет Кольцовой договорено, она в Кижах, с группой, приедет в пятницу.
— Молодец. Но думать надо, думать. Корнье — это не Алимов и не Боря-Маленький. Здесь нельзя ошибаться. Представителю посольства понадобятся твердые доказательства.
— Будут.
— Одно могу сказать, Вадим, с Сухановым ты придумал неплохо. Ты считаешь, что его можно оставить на свободе?
— Да. Но только до конца операции ограничить в передвижении.
Начальник Главного управления принял их после обеда. Он только что проводил делегацию софийской милиции и был поэтому приподнято параден.
— Садитесь, — он указал на стулья. — Кстати, остался кофе, кто хочет — не стесняйтесь.
— Василий Павлович, — Кафтанов налил кофе, — я думаю, пусть доложит Орлов.
— Конечно.
Орлов встал.
— Сидите, — генерал махнул рукой, — давайте сейчас без излишней субординации.
— Товарищ генерал, — начал Вадим, — после того как наша группа занялась делом ограбления музея и смертью сторожа Киреева, нами проделано следующее. Арестован некто Силин, похитивший расписную плитку и узорную ковку. Все веши изъяты и будут возвращены государству. Реализуя оперативные данные, мы вышли на некоего Алимова и его подручного Пронякина. Оба они погибли, но, судя по отпечаткам пальцев, Пронякин и есть тот Сережа, принесший Кирееву отравленную водку. При обыске на квартире погибшего Алимова найден камин французской работы, еще одна вещь, похищенная из особняка.
Начальник главка приподнял ладонь над столом, словно останавливая Вадима.
— Следовательно, все, кроме медальонов, найдено?
— Так точно.
— Продолжайте.
— Свидетель Гринин показал, что он, работая фотографом, снимал для Министерства культуры СССР целый ряд экспозиций, часть из которых впоследствии оказалась ограбленной.
— Конкретнее.
— Музей ремесел в селе Киржи, иконы в церкви села Лутребино, коллекция академика Муравьева и экспозиция в особняке Сухотина. Гринин показал, что некоторые слайды он частным образом, по существующим расценкам, перепродавал коллекционерам и искусствоведам. Среди них оказался Суханов Валентин Андреевич, осужденный по делу ограбления Муравьева. Внимательно ознакомившись с делом и изучив личность Суханова, мы пришли к выводу, что он взял на себя чужую вяну. Единственное, чего мы не знали — смысл его поступка. Я вылетел в учреждение, в котором отбывал наказание Суханов, но в день моего приезда он совершил побег. Выяснив, что Суханов бежит в Москву для сведения счетов с людьми, обманувшими его, мы приняли решение дать ему добраться до Москвы. Нами контролировался каждый шаг Суханова. Он действительно помог нам выйти на преступную группу и явился с повинной. Его непричастность к ограблению академика Муравьева доказана полностью.
— О нем потом, подполковник, сейчас по делу.
— С помощью Суханова, — настойчиво продолжал Вадим, — арестовали некую Кольцову Наталью Васильевну, переводчицу Интуриста, она дала показания о том, что преступную группу возглавляет Долгушин Юрий Петрович.
— Кто такой?
— Делец новой формации, по образованию искусствовед, год рождения 1926-й, член профессионального комитета литераторов, в 1951 году с группой ученых получил Сталинскую премию третьей степени за монографию о грузинской живописи. Поэтому по сей день числится в лауреатах Госпремии. Автор многих статей и нескольких книг. Также по делу проходит жених Кольцовой — бельгийский подданный Альберт Корнье, он вывозил краденое за рубеж. Лимарев у Долгушина, он должен передать его Корнье, получить деньги и уехать в научную командировку в Париж.
— Когда?
— Девятого сентября, товарищ генерал.
— За Долгушиным установлено наблюдение?
— Да, с сегодняшнего дня.
— Против Корнье есть весомые улики?
— Только показания Кольцовой.
— Этого маловато. Необходимо его взять с поличным, хватит нам господ иностранцев, пользующихся нашей добротой. Что есть на Долгушина?
— Пока только показания Кольцовой и Суханова. Но вот любопытное место в ее показаниях: «…Долгушин рассказал мне, что „убрал“ Алимова, Пронякина и Семена Яковлевича Липкина…» Мы проверили по нашей картотеке и оказалось, что Семен Яковлевич Липкин, он же РЫБКИН Семен Львович, кличка «Мося», дважды судимый вор-рецидивист, работающий по подложным документам директором, вернее, старшим продавцом в маленьком магазине в Сокольниках.
— Сообщите в Главное управление торговли. Пусть их кадровики почешутся. Что сделано?
— Липкин-Рывкин исчез, объявлен всесоюзный розыск.
— Хорошо, — генерал встал, прошелся по кабинету. — Теперь о Суханове. Вы считаете его невиновным?
— Да, товарищ генерал.
— Если так, поезжайте к горпрокурору и воюйте. У вас что-нибудь есть, Андрей Петрович?
— Нет, Василий Павлович.
— Что же, тогда Орлов свободен, а вы останьтесь.
Вадим вышел от начальника главка и спустился в столовую. До закрытия оставалось еще двадцать минут, и он надеялся, что ему достанутся какие-то недифицитные блюда. Нагрузив поднос остатками, Вадим подошел к столу.
— Диетическая пища — залог долгой жизни, — мерзко, как показалось Вадиму, сострил доедавший прекрасный лангет Смолин.
— И тому рад.
— Ты на ковре был?
— Вроде того.
— Слушай, я тут решил тебе помочь. Не благодари. Мой отдел прежде всего призван помогать людям.
— Ты, значит, у нас руководитель отдела альтруизма.
— Называй его как хочешь, но мы подняли дело Хомутова и надеемся, что к завтрашнему дню порадуем тебя в отношении Каина.
— Мы — это значит Калугин?
— Нет, это значит мы с Калугиным.
— Боря, а тебе не кажется, что дело, которым занимаюсь я сейчас, — твое?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67