Но — тот же стол, те же мониторы на заднем плане, по которым транслировались остальные программы, тот же телефон связи с режиссерским пультом, И даже кресло такое же.
— Садитесь, — предложил Голубков. — Сейчас придут оператор и режиссер, вы скажете им, что и как нужно делать. А пока посмотрите материалы, которые вы должны выдать в эфир. Передача начнется в шесть ноль-ноль по московскому времени.
— В шесть начинает работать только OPT, — напомнил С. — По сетке «Доброе утро».
— Сегодня в шесть ноль-ноль будут работать все каналы. И утро будет не слишком добрым. Вот текст для начала. Подправьте, если что не так.
С. прочитал:
— Внимание! Работают все телеканалы Центрального телевидения. Через пять минут будет передано сообщение чрезвычайной важности.
— Здесь должна быть пауза, — объяснил появившийся в эфирной молодой человек с аккуратной черной бородкой, делавшей его не старше, а, наоборот, моложе. — Юрий, — представился он. — Программный режиссер, я буду вести передачу. А это наш студийный оператор. Коля.
Оператор был тоже молодой, но толстый и флегматичный, как все операторы.
— В паузу я предложил бы дать кусок из «Лебединого озера», — продолжал режиссер.
— Это сразу создаст у зрителей определенный настрой.
— А у нас что — очередное ГКЧП? — спросил С.
— Хуже, — ответил полковник Голубков. — Но Лебединое озеро — стоит ли? Фарсом попахивает. Может, лучше дать просто часы?
— Можно и часы, — согласился режиссер.
— Прочитайте следующий текст, — попросил Голубков столичного гостя.
— Тоже вслух и на полном серьезе, — добавил режиссер. — У нас не будет времени для трактовых репетиций.
— Ладно, работайте, а я, это, покурю пока, — сообщил оператор, выходя из эфирной. — Я рядом, на площадке, кликнете, когда буду нужен.
С. взял из папки второй лист.
— Внимание! Передаем экстренное сообщение, — прочитал он. — Сегодня ночью группа чеченских боевиков из армии освобождения Ичкерии во главе с командующим армией полковником Султаном Рузаевым захватила первый энергоблок Северной атомной электростанции, самой крупной АЭС на Кольском полуострове… Что за фигня?
— Читайте, читайте, — кивнул Голубков.
— …заминировала его и захватила в качестве заложников весь обслуживающий персонал. Полковник Султан Рузаев предъявил Президенту, правительству и Государственной Думе России ультиматум. Он передал нам видеопленку с записью его ультиматума, а также видеопленку с репортажем Си-Эн-Эн о захвате и минировании станции. Полковник Рузаев потребовал, чтобы эти видеоматериалы были показаны по всем каналам Центрального телевидения. Мы вынуждены выполнить это требование… Невероятно! — сказал С. — Я не могу в это поверить!
— Вы и произносите текст так, будто не верите в реальность страшной угрозы, — решительно заявил режиссер Юрий. — Никуда не годится. Прочитайте еще раз. С наполнением!
— Вы будете указывать мне, как вести себя перед камерой? — возмутился С.
— Извините, Евгений Павлович, я уважаю вас как профессионала. Но уважайте и мою профессию. В Москве вы можете мекать и бекать, но за качество передач из этой студии отвечаю я.
Неизвестно, чем закончилась бы эта перепалка, но тут в эфирной появился телеоператор и обратился к полковнику Голубкову:
— Константин Дмитриевич, там, это… красная лампа на вентиляционной трубе. Ну, на первом энергоблоке.
— Что — лампа? — поторопил Голубков.
— Ну, мигает.
— Видел. И что? Возможно, искрит контакт.
— Это не контакт. Я, это… Ну, я на флоте служил. Сигнальщиком. И радистом. Это не контакт. Это код. Сигнал вызова.
— Быстро! — скомандовал Голубков и первым выскочил на лестничную площадку, из окна которой были видны корпуса АЭС.
Следом кинулись оператор с режиссером, а за ними и С. с неторопливостью важного столичного гостя.
— Читай! — приказал Голубков оператору. — Можешь?
— Я, конечно, давно, это самое… — Да читай же! Что сможешь!
— Знак вызова. Какой-то Пастух вызывает какого-то дядю Костю. Просит подтвердить, что это, вызов понят.
— Как подтвердить?
— Ну так же. Мигнуть. Кто такой дядя Костя?
— Где дежурка электрика? — обернулся Голубков к режиссеру. — Ведите, Юрий, бегом!
Они спустились в подвал. Голубков бесцеремонно растолкал мирно спящего электрика. Тот не сразу понял, чего от него хотят, но, когда понял, дело пошло быстрей. Они поднялись на крышу студии, электрик отпер распределительный щиток и ткнул в рубильник:
— Вот. Энтот — как раз на фонарь. Я еще надобен?
— Нет, иди досыпай, — разрешил Голубков и обернулся к оператору:
— Ну, Коля, на тебя вся надежда. Передай: «Вас понял». Сможешь?
— Делов-то! — хмыкнул оператор и поудобней ухватился за рукоять рубильника.
Лампочка на ретрансляторе трижды мигнула и погасла. Далекий красный фонарь на вентиляционной трубе АЭС тотчас же прекратил мигание.
— Он понял! — заорал оператор. — Въехали? Понял!
— Передай: «Перехожу на прием!» — скомандовал Голубков.
— Да нет такого сигнала! Есть просто: «Прием».
— Ну так и сигналь просто «Прием»!
Оператор трижды коротко ткнул рубильником в шину и вновь погасил фонарь.
Все напряженно всматривались в сторону станции. Фонарь на трубе мигнул.
— Начало сеанса, — прокомментировал оператор.
— У кого есть ручка и бумага? — спросил Голубков.
— У меня, — ответил С., доставая блокнот.
— Записывайте, Евгений Павлович! Красная лампочка на далекой трубе АЭС замигала в нервном, прерывистом ритме.
— «Стан… станция… заминирована… сем… тем…» Не понимаю.
— Семтексом, — подсказал Голубков.
— Что это за холера? — удивился оператор.
— Взрывчатка. Типа пластита. Не отвлекайся, черт бы тебя!
— «В… дето…» ага, понял: «в детонаторах тэ-е-тэ-рэ-и-лэ».
— Тетрил, — сказал Голубков. — Дальше!
— "Радио… взры… ватели… система… спутник… спутниковой… связи… про… верены.
Проверены. И… работают…" Точно: «и работают безотказно… Пус… пусковой… Бэ… лэ… о… Ага, блок… постоянно… у… у объекта… пэ…» Просто «пэ». Спрашивает:
«Как поняли»?
— Ответь: «Поняли все». Успели записать, Евгений Павлович?
— Да. Кто такой объект «Пэ»?
— Сообщник Рузаева.
— Значит, станция в самом деле?..
— Да! — рявкнул полковник Голубков. — Да! В самом деле! С. побледнел:
— Но это… Это же… Да это же катастрофа!
В грудь ему ткнулся палец режиссера. — Очень хорошо! Превосходно! Вот с этим наполнением вы и должны выйти в эфир!..
IV
Когда Боцман сообщил мне, что он хоть и начинал службу в морской пехоте, но в жизни не держал в руках ни сигнальных флажков, ни телеграфного ключа, а как перемигиваются патрульные катера, видел только во время учебного похода в Кронштадте, я готов был… Не знаю. На стенку лезть. И полез бы, если бы это могло помочь. Не могло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
— Садитесь, — предложил Голубков. — Сейчас придут оператор и режиссер, вы скажете им, что и как нужно делать. А пока посмотрите материалы, которые вы должны выдать в эфир. Передача начнется в шесть ноль-ноль по московскому времени.
— В шесть начинает работать только OPT, — напомнил С. — По сетке «Доброе утро».
— Сегодня в шесть ноль-ноль будут работать все каналы. И утро будет не слишком добрым. Вот текст для начала. Подправьте, если что не так.
С. прочитал:
— Внимание! Работают все телеканалы Центрального телевидения. Через пять минут будет передано сообщение чрезвычайной важности.
— Здесь должна быть пауза, — объяснил появившийся в эфирной молодой человек с аккуратной черной бородкой, делавшей его не старше, а, наоборот, моложе. — Юрий, — представился он. — Программный режиссер, я буду вести передачу. А это наш студийный оператор. Коля.
Оператор был тоже молодой, но толстый и флегматичный, как все операторы.
— В паузу я предложил бы дать кусок из «Лебединого озера», — продолжал режиссер.
— Это сразу создаст у зрителей определенный настрой.
— А у нас что — очередное ГКЧП? — спросил С.
— Хуже, — ответил полковник Голубков. — Но Лебединое озеро — стоит ли? Фарсом попахивает. Может, лучше дать просто часы?
— Можно и часы, — согласился режиссер.
— Прочитайте следующий текст, — попросил Голубков столичного гостя.
— Тоже вслух и на полном серьезе, — добавил режиссер. — У нас не будет времени для трактовых репетиций.
— Ладно, работайте, а я, это, покурю пока, — сообщил оператор, выходя из эфирной. — Я рядом, на площадке, кликнете, когда буду нужен.
С. взял из папки второй лист.
— Внимание! Передаем экстренное сообщение, — прочитал он. — Сегодня ночью группа чеченских боевиков из армии освобождения Ичкерии во главе с командующим армией полковником Султаном Рузаевым захватила первый энергоблок Северной атомной электростанции, самой крупной АЭС на Кольском полуострове… Что за фигня?
— Читайте, читайте, — кивнул Голубков.
— …заминировала его и захватила в качестве заложников весь обслуживающий персонал. Полковник Султан Рузаев предъявил Президенту, правительству и Государственной Думе России ультиматум. Он передал нам видеопленку с записью его ультиматума, а также видеопленку с репортажем Си-Эн-Эн о захвате и минировании станции. Полковник Рузаев потребовал, чтобы эти видеоматериалы были показаны по всем каналам Центрального телевидения. Мы вынуждены выполнить это требование… Невероятно! — сказал С. — Я не могу в это поверить!
— Вы и произносите текст так, будто не верите в реальность страшной угрозы, — решительно заявил режиссер Юрий. — Никуда не годится. Прочитайте еще раз. С наполнением!
— Вы будете указывать мне, как вести себя перед камерой? — возмутился С.
— Извините, Евгений Павлович, я уважаю вас как профессионала. Но уважайте и мою профессию. В Москве вы можете мекать и бекать, но за качество передач из этой студии отвечаю я.
Неизвестно, чем закончилась бы эта перепалка, но тут в эфирной появился телеоператор и обратился к полковнику Голубкову:
— Константин Дмитриевич, там, это… красная лампа на вентиляционной трубе. Ну, на первом энергоблоке.
— Что — лампа? — поторопил Голубков.
— Ну, мигает.
— Видел. И что? Возможно, искрит контакт.
— Это не контакт. Я, это… Ну, я на флоте служил. Сигнальщиком. И радистом. Это не контакт. Это код. Сигнал вызова.
— Быстро! — скомандовал Голубков и первым выскочил на лестничную площадку, из окна которой были видны корпуса АЭС.
Следом кинулись оператор с режиссером, а за ними и С. с неторопливостью важного столичного гостя.
— Читай! — приказал Голубков оператору. — Можешь?
— Я, конечно, давно, это самое… — Да читай же! Что сможешь!
— Знак вызова. Какой-то Пастух вызывает какого-то дядю Костю. Просит подтвердить, что это, вызов понят.
— Как подтвердить?
— Ну так же. Мигнуть. Кто такой дядя Костя?
— Где дежурка электрика? — обернулся Голубков к режиссеру. — Ведите, Юрий, бегом!
Они спустились в подвал. Голубков бесцеремонно растолкал мирно спящего электрика. Тот не сразу понял, чего от него хотят, но, когда понял, дело пошло быстрей. Они поднялись на крышу студии, электрик отпер распределительный щиток и ткнул в рубильник:
— Вот. Энтот — как раз на фонарь. Я еще надобен?
— Нет, иди досыпай, — разрешил Голубков и обернулся к оператору:
— Ну, Коля, на тебя вся надежда. Передай: «Вас понял». Сможешь?
— Делов-то! — хмыкнул оператор и поудобней ухватился за рукоять рубильника.
Лампочка на ретрансляторе трижды мигнула и погасла. Далекий красный фонарь на вентиляционной трубе АЭС тотчас же прекратил мигание.
— Он понял! — заорал оператор. — Въехали? Понял!
— Передай: «Перехожу на прием!» — скомандовал Голубков.
— Да нет такого сигнала! Есть просто: «Прием».
— Ну так и сигналь просто «Прием»!
Оператор трижды коротко ткнул рубильником в шину и вновь погасил фонарь.
Все напряженно всматривались в сторону станции. Фонарь на трубе мигнул.
— Начало сеанса, — прокомментировал оператор.
— У кого есть ручка и бумага? — спросил Голубков.
— У меня, — ответил С., доставая блокнот.
— Записывайте, Евгений Павлович! Красная лампочка на далекой трубе АЭС замигала в нервном, прерывистом ритме.
— «Стан… станция… заминирована… сем… тем…» Не понимаю.
— Семтексом, — подсказал Голубков.
— Что это за холера? — удивился оператор.
— Взрывчатка. Типа пластита. Не отвлекайся, черт бы тебя!
— «В… дето…» ага, понял: «в детонаторах тэ-е-тэ-рэ-и-лэ».
— Тетрил, — сказал Голубков. — Дальше!
— "Радио… взры… ватели… система… спутник… спутниковой… связи… про… верены.
Проверены. И… работают…" Точно: «и работают безотказно… Пус… пусковой… Бэ… лэ… о… Ага, блок… постоянно… у… у объекта… пэ…» Просто «пэ». Спрашивает:
«Как поняли»?
— Ответь: «Поняли все». Успели записать, Евгений Павлович?
— Да. Кто такой объект «Пэ»?
— Сообщник Рузаева.
— Значит, станция в самом деле?..
— Да! — рявкнул полковник Голубков. — Да! В самом деле! С. побледнел:
— Но это… Это же… Да это же катастрофа!
В грудь ему ткнулся палец режиссера. — Очень хорошо! Превосходно! Вот с этим наполнением вы и должны выйти в эфир!..
IV
Когда Боцман сообщил мне, что он хоть и начинал службу в морской пехоте, но в жизни не держал в руках ни сигнальных флажков, ни телеграфного ключа, а как перемигиваются патрульные катера, видел только во время учебного похода в Кронштадте, я готов был… Не знаю. На стенку лезть. И полез бы, если бы это могло помочь. Не могло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97