Голубков только рукой махнул:
— Отставить доклады!..
7.18 Полковник Голубков подошел к столу и устало опустился рядом с Крамером.
— Все, Доктор. Проиграли мы наше дело. Твою мать! Не верил я, что вы правы. Не хотел верить.
— Теперь верите?
— Теперь верю. Против фактов не попрешь.
— Это правильно, — согласился Крамер. — Но не думаю, полковник, что ваша оценка результатов операции объективна.
— Да бросьте вы меня утешать!
— Объясните, Константин Дмитриевич, — попросил я. — Какая разница, кто арестует Рузаева и Пилигрима — ваши люди или «Зенит»? Или у них задача — ликвидировать их сразу?
— Да нет. Они им тоже нужны живыми. Верней, только Пилигрим. У него есть компромат на одну очень крупную сволочь. Так вот, сначала они его выпотрошат, узнают, где компромат, а потом уж и сведут на конус. И больше никто и никогда о них не узнает. А вся наша работа — коту под хвост.
— А если они не возьмут Пилигрима живым? — спросил Артист.
— Ну, тогда мы будем иметь крупные кадровые перестановки на самой верхушке. Не совсем тот, конечно, эффект. Но все лучше, чем ничего.
— Радист! Держи связь с ПВО! — приказал Артист.
Радист неуверенно посмотрел на полковника Голубкова.
— Ну, держи. Раз человек просит.
— Слушаюсь. Удаление — семьдесят восемь километров. Высота, скорость и курс те же.
Артист довольно вяло извлек из внутреннего кармана пластмассовую плоскую коробочку, набрал шифр и нажал красную кнопку. На плашке зажегся зеленый светодиод.
— Засекай время, — кивнул мне Артист. — Тридцать секунд.
Ровно через тридцать секунд радист заорал:
— Докладывают из центра ПВО! Объект с экранов локаторов исчез. Визуально наблюдали взрыв. Говорят, очень сильный!
— Еще бы не сильный, — хмуро усмехнулся Артист. — Четыреста граммов тетрила!
Он бросил на стол ненужный уже взрывной блок.
— Так-так, — заметил Крамер. — Вот, значит, куда вы выбросили второй комплект взрывателей. Сунули в вертолет. А взрывной блок оставили себе на память. Почему вы так поступили? Я спрашиваю без оценки. Просто хочу понять.
— Да я и хотел сначала выбросить все в озеро. А по пути заглянул в вертолет. Ну, так, из любопытства. На полу валялась аэрофлотовская форменная фуражка. А на стеклах — кровь и мозги. Понимаете? Они застрелили пилота по пути сюда и сбросили его с «вертушки». Поэтому за штурвалом сидел Азиз. Ну, я слегка перенервничал и как-то забыл, что должен выбросить взрыватели в озеро.
— Понятно, — заключил полковник Голубков. И повторил, помолчав:
— Понятно… Ну шакал! Все-таки ушел. И от нас. И от «Зенита». И от евреев.
Артист поднял на него тяжелый взгляд и негромко спросил:
— А я, по-вашему, кто — татарин?
7.34.
"ШИФРОГРАММА
Турист — Джефу, Лорду, Солу.
Операция «Капкан» закончена. Результат — ноль".
"ШИФРОГРАММА
Джеф — Туристу, Доктору, Лорду, Солу.
Операция «Капкан» не закончена. Прошу всех прибыть в Нью-Йорк не позже, чем через трое суток".
III
Сообщение о захвате первого энергоблока Северной АЭС и о прибытии на станцию Султана Рузаева Джон Тернер получил по электронной почте в понедельник 27 апреля в 0.26 по московскому времени. Оно было зашифровано личным кодом Пилигрима.
Тернер почувствовал, как кровь жарким толчком прихлынула к лицу.
Неужели свершилось?
Но он постарался сдержать волнение.
В шифрограмме был указан электронный адрес компьютера, с которого было передано сообщение. Тернер приказал получить подтверждение Рузаева. Ответ поступил через несколько минут. Он был зашифрован кодом Рузаева, которого не мог знать Пилигрим. И почти тотчас, с разрывом в четыре минуты, поступила еще одна шифрограмма, подтверждающая, что захват Северной АЭС — факт. Она была подписана «Стэн».
Стэн. Стэнли Крамер. Он же Аарон Блюмберг.
И Тернер понял: свершилось.
Он поднялся из-за стола и заходил по своему кабинету, примыкавшему к кабинету президента корпорации «Интер-ойл», такому же просторному, но обставленному рационально и без излишней роскоши. Роскошь нужна была там, за стеной, где президент Джозеф Макклоски, чопорный, как английский лорд, принимал особо важных персон. А здесь она была ни к чему, Тернер не любил показухи.
Свершилось. То, что свершиться не могло. Ни один человек в мире не поверил бы в эту возможность. И только он, Тернер, поверил. Потому что знал: невозможное свершается гораздо чаще, чем принято думать.
И теперь нужно было действовать очень быстро. Тернер приказал немедленно найти и вызвать в офис президента корпорации «Интер-ойл» Джозефа Макклоски, а сам продолжал вышагивать по кабинету, изредка останавливаясь у окна и с высоты двадцатого этажа рассеянно глядя на пустые, словно бы вымершие, улицы делового квартала.
Где-то там, на Кольском полуострове, была глубокая ночь, наступил понедельник, а в Нью-Йорке еще продолжалось воскресенье. Половина пятого — время, когда дневная жизнь начинает идти на спад, редеют толпы гуляющих на аллеях Центрального парка и пустеют музейные залы. Туристы возвращаются в свои отели отдохнуть и набраться сил для вечерних увеселений, а на хайвеях, ведущих к городу, заметно уплотняется поток машин — Нью-Йоркцы возвращаются из загородных домов, с пляжей и пикников, чтобы в понедельник заполнить собой деловые кварталы и офисы Манхэттена и Уолл-Стрита.
Тернер приехал в центральный офис своей корпорации еще до полудня. Он мог бы, конечно, приказать Макклоски отменить уик-энд и сидеть в своем кабинете, ожидая распоряжений. Но не сделал этого — боялся сглазить. Он не был слишком суеверным, но знал: бизнес — тонкая материя, очень тонкая, удачу может спугнуть даже неосторожная мысль, а излишняя уверенность способна погубить любое дело.
Тернер отчетливо представлял, что должен сделать в ближайшее время. Он продумал все детали задолго до того, как получил шифровку из России. Пилигрим выбрал, конечно, очень неудачное время для начала операции. Тернер в самых решительных выражениях требовал изменить его. Но Пилигрим твердо стоял на своем. Видимо, у него были какие-то веские причины назначить именно этот срок. Тернер смирился, хотя это ломало многие его планы. И это было связано с поясным временем.
Информацию о захвате и минировании Северной АЭС российское телевидение должно передать (так предусматривалось тщательно разработанным и согласованным сценарием) в 6 утра по московскому времени. То есть в десять вечера по нью-йоркскому. А торги на американских биржах, в том числе и на крупнейшей в США фьючерсной бирже «Чикаго Борд оф Тройд», начинаются в десять утра. К этому часу все уже будут знать о случившемся, и акции Каспийского трубопроводного консорциума с первых минут начнут стремительно обесцениваться. Конечно, можно было заранее провести широкомасштабную продажу акций КТК с выплатой разницы биржевых курсов дней через пять-шесть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97