— Дамы и господа, прошу успокоиться! — воззвал я. — Вы уйдете по домам! И обещаю вам — очень скоро!
— А ты нам не обещай! Мы уже ушли! — проговорил какой-то рослый парень и поднялся с пола.
Генрих извлек из кармана «глок» и дважды выстрелил в потолок.
Наступила мгновенная тишина.
— Всем оставаться на местах! — приказал Генрих. — Когда можно будет уйти, вам скажут! — Мог бы ничего и не говорить, все и так все поняли.
Таблица на экране «Тринитрона» исчезла, мелькнула заставка обычной передачи «Доброе утро» и тут же появилась студийная выгородка «Новостей». За столом ведущего сидел обозреватель Евгений С. Я не часто смотрел его программы. Больно уж он был самодовольный. Но сейчас на его лице не было и следа самодовольства.
Обычно аккуратно причесанные волосы сосульками свисали на лоб, галстук был сбит на сторону, а платка, в тон галстуку, который обычно торчал краешком из кармашка его пиджака, вообще не было.
— Чего это с ним? — удивился парень, который едва не возглавил движение народных масс. — С бодуна, что ль?
— Ну! — поддержал его другой. — А то! Вчера трепался и сегодня подняли. И даже похмелиться, видать, не дали!
— Внимание! — произнес С. — Работают все каналы Центрального телевидения России!
Ровно через минуту будет передано сообщение чрезвычайной важности!
Во весь экран появились часы. Все уставились на секундную стрелку. Генрих пробежал по остальным каналам — везде были эти же часы.
Секундная стрелка коснулась цифры «XII», в кадре вновь появился С.
— Передаем экстренное сообщение. Сегодня ночью группа чеченских боевиков из армии освобождения Ичкерии во главе с командующим армией полковником Султаном Рузаевым захватила первый энергоблок Северной атомной электростанции и заминировала его. Полковник Рузаев предъявил Президенту и правительству России ультиматум… Я взглянул на Рузаева. Он стоял у двери, скрестив на груди руки и высоко подняв голову с рыжей жиденькой бороденкой. Это был час его торжества. На полминуты он снял свои темные очки, и я увидел его глаза. Это были горящие безумным желтым огнем глаза маньяка.
— Полковник Рузаев потребовал, чтобы его ультиматум и репортаж корреспондентов Си-Эн-Эн о захвате и минировании Северной АЭС были показаны по всем каналам Центрального телевидения, — продолжал С. — Мы вынуждены выполнить это требование. Включаем запись… 6.16 Мне не удалось в полной мере оценить операторское искусство Гарри Гринблата. В тот момент, когда на экране общие планы станции сменились началом нашей операции, кто-то сзади слегка дернул меня за рукав. Я оглянулся. Это был компьютерщик Володя. Я незаметно вышел за ним в коридор.
— Приказ Голубкова, — быстрым шепотом сказал он. — «Начинайте немедленно».
Я достал «уоки-токи» и вызвал Артиста.
— Слушаю, — ответил он.
— Твой выход.
— Но договорились в шесть сорок.
— Приказ Голубкова: начать немедленно. Как понял?
— Понял тебя. Начинаю.
Я сунул «уоки-токи» Володе:
— Дуй наверх. Как только вертолет взлетит, сообщишь. Только не дай бог, чтобы тебя заметили. Понял?
Володя исчез. Я вернулся в комнату отдыха. Моего временного отсутствия, похоже, никто не заметил. Все, не отрываясь, смотрели на экран телевизора. Лишь Крамер искоса взглянул на меня. Я кивнул. Он тотчас отвел взгляд.
На экране возникла крыша машинного зала и опускающийся на нее «Ми-1». Но что было дальше, досмотреть никто не успел.
Дверь распахнулась, ворвался Артист с автоматом «узи» в руках, быстро прошел по комнате, вглядываясь в лица людей. Затем круто повернулся к Генриху:
— Где Люси?
— Успокойтесь, Семен, — сказал Генрих. — Все смотрят телевизор, а вы мешаете.
Не оглядываясь, на звук Артист выпустил по экрану короткую очередь. Кинескоп взорвался, осыпав всех стеклянной пылью. Не знаю, намеренно он это сделал или так получилось само собой, но я почувствовал облегчение. Он избавил обычных, ничего не подозревавших людей от ужаса Апокалипсиса. А для них это был бы настоящий Апокалипсис. И настоящий ужас.
— Где Люси? — повторил Артист.
— Серж! — приказал мне Генрих.
— Сенька! — заорал я. — Ты что, опупел?! Немедленно отдай ствол!
Но он будто и не услышал меня.
— Я знаю, где она! — сказал он и выбежал в коридор. Я рванул следом. Генрих — за мной. А за ним — Боцман, Муха и Док.
Артист опередил нас на полминуты. Еще из приемной мы услышали автоматную очередь, а потом увидели картинку, которая была, пожалуй, эффектней, чем захват атомной электростанции неизвестными террористами.
Замок на двери компьютерной был будто вырезан очередью из «узи» с его скорострельностью тысячу четыреста выстрелов в минуту. Посреди комнаты стоял Артист, безвольно опустив руку с «узи», и молча смотрел на труп Люси Жермен. А потом поднял голову и посмотрел на нас.
Вот тогда я и понял, что он когда-нибудь обязательно сыграет Гамлета.
Потому что он плакал. По-настоящему. Молча. Слезы катились по его светлой, отросшей за ночь щетине и скапливались в углах рта. Он осторожно обошел то, что когда-то было блистательной Люси Жермен, аккуратно прикрыл за собой дверь и взглянул на Генриха.
— Зачем вы убили ее? — негромко спросил он и тут же вскинул «узи» с такой стремительностью, что Мухе пришлось совершить лучший в своей жизни бросок, чтобы успеть перехватить его руку. Три или четыре пули выбили из паркета щепу, а затем раздался сухой щелк. Рожок автомата был пуст. На помощь Мухе кинулись Боцман и Док. Артист отбивался как бешеный. И если бы не Док, даже не знаю, как бы ребята с ним справились.
Наконец, они притиснули его к полу. Он немного полежал, а потом хмуро сказал:
— Отпустите.
— А будешь хорошо себя вести? — спросил Муха.
— Буду, — пообещал Артист.
Его подняли. Он прислонился к стене, немного постоял и нацелился указательным пальцем в грудь Генриха:
— Тебе конец, сука. Понял?
Генрих сунул правую руку в карман пиджака.
— Не делайте этого! — предупредил я. Но он не внял. В руке его появился «глок» — и очень быстро, нужно отдать Генриху должное, почти мгновенно. И тут уж мне пришлось проявить некоторую расторопность. Хороший инструмент ПСМ, точный. Его пуля вышибла «глок» из руки Генриха с такой силой, что австрийская пушка шмякнулась о стену и грохнулась на паркет прямо под ноги Рузаеву и Азизу, которые появились в дверях кабинета и обалдело наблюдали за происходящим.
— А я ведь предупреждал, — мягко укорил я Генриха, который скрючился над отсушенной выстрелом рукой. Но левую руку, в которой был взрывной блок, из кармана все же не вынул.
— Что тут творится? — заорал Гринблат, протискиваясь в кабинет с камерой.
— Хватит съемок, — сказал я ему. — Вы уже наснимали на Пулитцеровскую премию.
Ничего не происходит. Давайте выйдем на минутку, — обратился я к Генриху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97