О былом богатстве и престижности атомной энергетики говорили лишь обшитые дубом стены да добротная канцелярская мебель, которая сегодня, в царстве современных офисных интерьеров от лучших мировых фирм, выглядела вполне убого. Даже компьютера не было — на столике секретарши стояла обычная механическая «Оптима», а на хилых ножках в углу тускнел пыльным экраном «Рекорд», перенесенный в приемную из комнаты отдыха, когда там появился подаренный Люси Жермен величественный японский «Тринитрон».
Рузаев со своим черноусым советником Азизом Садыковым, Генрих и корреспонденты коротали время в кабинете директора станции. Мы тоже, конечно, могли бы там сидеть, никто нас не гнал, но тут-то и сработал инстинкт сверчка. Мы вполне охотно ему подчинились. Так-то оно было и лучше, лишняя напряженка раньше времени нам была ни к чему. Пару раз из кабинета выглядывал Генрих. Один раз молча оглядел нас. На второй спросил:
— Где Артист?
Я лишь пожал плечами:
— Шляется где-то. Смотрит, все ли в порядке. Или просто пошел размяться. Нудное, оказывается, это дело — захватывать атомные электростанции. Больше я, пожалуй, на такое не подпишусь.
Генрих скрылся за дверью. Я повернулся к Доку:
— А теперь расскажи-ка нам про свою стажировку. Где ты ее проходил и чему тебя там учили?
— Да, очень интересно, — поддержал меня Муха.
Док как бы даже слегка смутился, но все же ответил:
— Ну, как вам сказать… На Кубе.
— Ух ты! — восхитился Муха. — Как тебя туда занесло?
— Да просто. Купил путевку в турагентстве и полетел, А там… Ну, договорился насчет стажировки. И прошел курс. Четыре месяца. По полной программе.
— Там же перезрелый социализм. Чему они могли тебя научить? — удивился Боцман. — Особенно в полевой хирургии.
— Полевой хирургии я и сам бы мог их поучить. У нас эта школа повыше классом. Но кое-что они умеют лучше нас. В общем, я прошел курс в их учебно-тренировочном центре. Где готовили кадры для национально-освободительных движений. Как нынче у нас говорят — террористов. И сейчас готовят. Правда, поменьше.
— Господи Боже мой! Зачем тебе это было надо? — спросил я.
— Видите ли, ребята… Я чувствовал себя как-то неловко. Вечно вам приходилось меня подстраховывать. Вот я и решил… Поучиться, в общем.
— Чему же тебя там учили? — поинтересовался Муха.
— Всему. Десантирование. Взрывное дело. Современные средства связи. Тактика подводных операций. Ну, стрельба, рукопашный бой, это само собой. И через день — марш-броски с полной выкладкой. Сержант был — страшная сволочь. Но дело знал.
Перед отъездом я все же набил ему морду. Чем и доказал, что его уроки не прошли даром. А я недаром платил бабки.
— Сколько? — спросил я.
— Много, Серега. Двадцать штук. Баксов.
— Ну даешь! — ахнул Боцман. — Как же тебя туда приняли?
— Ты же сам сказал, что там социализм. А при социализме за бабки можно все, только плати.
— Да, Док, теперь мы видим, что ты действительно любознательный человек, — заключил я.
— Есть у меня этот недостаток, — покорно согласился Док.
Появился Генрих, сделал мне знак выйти в коридор и тут повторил прежний вопрос:
— Где Артист?
— Да что вы пристали ко мне с этим Артистом? — удивился я. — Вам он нужен? Так и скажите. Сейчас узнаю.
Я включил «уоки-токи»:
— Пастух вызывает Артиста. Артист, слышишь меня? Ты где? Прием.
— В сортире, — раздался из динамика довольно агрессивный голос Артиста. — Доложить, что я делаю?
Я взглянул на Генриха:
— Вызвать?
Он отрицательно покачал головой:
— Не нужно.
— Ну так что? — нетерпеливо спросил Артист. — Надевать штаны или разрешишь продолжать?
— Продолжай, — сказал я.
— Большое тебе за это человеческое спасибо, — саркастически поблагодарил Артист и ушел со связи.
— Мне не нравится его настроение, — заметил Генрих. — Что с ним?
— Обыкновенный мандраж. Не каждый день приходится сидеть на атомной бомбе. — Я решил, что пора, пожалуй, подогреть ситуацию, и добавил:
— Он дергается из-за Люси Жермен. Ее нигде нет. Где она, кстати?
— Она там, где и должна быть, — довольно жестко ответил Генрих. — Присматривайте за ним, Серж. Нам не нужны сейчас никакие нервные срывы.
Он вернулся в кабинет, а я к ребятам в приемную. На их быстрые вопросительные взгляды кивнул: все в порядке.
Еще через три минуты, ровно без пяти шесть, двери кабинета раскрылись, появился сначала Азиз, грозный в своем камуфляже и с «узи» в руке, за ним — Рузаев, Генрих, Крамер и Гринблат с Блейком.
— В комнату отдыха, — приказал нам Генрих. — Сейчас начнется телетрансляция.
Застегнуть куртки, оружие на виду, натянуть «ночки»!
— Отставить! — возразил я. — Да вы что?! Там же сразу истерика будет! Пять лбов в «ночках» и со стволами — шутите? Снять «ночки», стволы убрать, держаться спокойно и дружелюбно! — приказал я своим.
— Ваши лица будут на пленке, — предупредил Генрих.
— И что? — спросил я. — Чего нам бояться?
— Что ж, пусть будет по-вашему, — согласился он, но сам «ночку» надел и полностью закрыл ею лицо.
— Мы можем снимать все? — уточнил Блейк.
— Да, все.
5.56 Азиз хотел рвануть дверь комнаты отдыха, словно намерен был ее штурмовать, но я остановил его:
— Спокойно, советник. Это нужно делать не так.
— А как? — обескуражено спросил он.
— Сейчас покажу.
Я аккуратно, без лишнего грохота открыл дверь и постоял на пороге, осматриваясь.
В комнате было уже совсем светло. И будь она размером побольше, все это напоминало бы зал ожидания какого-нибудь северного аэропорта, где пассажиры, случалось, по неделе ждали летной погоды. Я довольно громко и демонстративно покашлял. Люди на полу и в креслах зашевелились.
— Доброе утро, дамы и господа! — бодро проговорил я. — Извините за беспокойство, но нам хотелось бы посмотреть передачу по вашему прекрасному «Тринитрону».
Надеюсь, нет возражений?
Я прошел в угол комнаты, взял пульт и включил телевизор. На огромном экране появилась таблица с потрясающе сочными и нежными красками. Я пробежал по всем пяти каналам, которые принимались в Полярных Зорях, везде была та же таблица.
После чего вернулся к двери и протянул пульт Рузаеву. Но его перехватил Генрих и включил первый канал.
Народ в комнате отдыха начал понемногу приходить в себя.
— Батюшки-светы! Уже шесть часов! — спохватилась одна из женщин. — Мне же дочку в школу вести! Эй, господа-товарищи, вы тут занимайтесь какими хотите делами, а я домой пошла!
— Мадам, вам придется немного задержаться, — объяснил я.
— Как это задержаться?! Как это задержаться?! Мне дочку в школу вести, не понял?
— В самом деле! — загудели недовольные голоса. — Развели хреновину! Кто-то галочки ставит, а мы, считай, вторую упряжку тянем! И отгула небось не дадут!
Хватит, пошли по домам, ну их всех к лешему!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Рузаев со своим черноусым советником Азизом Садыковым, Генрих и корреспонденты коротали время в кабинете директора станции. Мы тоже, конечно, могли бы там сидеть, никто нас не гнал, но тут-то и сработал инстинкт сверчка. Мы вполне охотно ему подчинились. Так-то оно было и лучше, лишняя напряженка раньше времени нам была ни к чему. Пару раз из кабинета выглядывал Генрих. Один раз молча оглядел нас. На второй спросил:
— Где Артист?
Я лишь пожал плечами:
— Шляется где-то. Смотрит, все ли в порядке. Или просто пошел размяться. Нудное, оказывается, это дело — захватывать атомные электростанции. Больше я, пожалуй, на такое не подпишусь.
Генрих скрылся за дверью. Я повернулся к Доку:
— А теперь расскажи-ка нам про свою стажировку. Где ты ее проходил и чему тебя там учили?
— Да, очень интересно, — поддержал меня Муха.
Док как бы даже слегка смутился, но все же ответил:
— Ну, как вам сказать… На Кубе.
— Ух ты! — восхитился Муха. — Как тебя туда занесло?
— Да просто. Купил путевку в турагентстве и полетел, А там… Ну, договорился насчет стажировки. И прошел курс. Четыре месяца. По полной программе.
— Там же перезрелый социализм. Чему они могли тебя научить? — удивился Боцман. — Особенно в полевой хирургии.
— Полевой хирургии я и сам бы мог их поучить. У нас эта школа повыше классом. Но кое-что они умеют лучше нас. В общем, я прошел курс в их учебно-тренировочном центре. Где готовили кадры для национально-освободительных движений. Как нынче у нас говорят — террористов. И сейчас готовят. Правда, поменьше.
— Господи Боже мой! Зачем тебе это было надо? — спросил я.
— Видите ли, ребята… Я чувствовал себя как-то неловко. Вечно вам приходилось меня подстраховывать. Вот я и решил… Поучиться, в общем.
— Чему же тебя там учили? — поинтересовался Муха.
— Всему. Десантирование. Взрывное дело. Современные средства связи. Тактика подводных операций. Ну, стрельба, рукопашный бой, это само собой. И через день — марш-броски с полной выкладкой. Сержант был — страшная сволочь. Но дело знал.
Перед отъездом я все же набил ему морду. Чем и доказал, что его уроки не прошли даром. А я недаром платил бабки.
— Сколько? — спросил я.
— Много, Серега. Двадцать штук. Баксов.
— Ну даешь! — ахнул Боцман. — Как же тебя туда приняли?
— Ты же сам сказал, что там социализм. А при социализме за бабки можно все, только плати.
— Да, Док, теперь мы видим, что ты действительно любознательный человек, — заключил я.
— Есть у меня этот недостаток, — покорно согласился Док.
Появился Генрих, сделал мне знак выйти в коридор и тут повторил прежний вопрос:
— Где Артист?
— Да что вы пристали ко мне с этим Артистом? — удивился я. — Вам он нужен? Так и скажите. Сейчас узнаю.
Я включил «уоки-токи»:
— Пастух вызывает Артиста. Артист, слышишь меня? Ты где? Прием.
— В сортире, — раздался из динамика довольно агрессивный голос Артиста. — Доложить, что я делаю?
Я взглянул на Генриха:
— Вызвать?
Он отрицательно покачал головой:
— Не нужно.
— Ну так что? — нетерпеливо спросил Артист. — Надевать штаны или разрешишь продолжать?
— Продолжай, — сказал я.
— Большое тебе за это человеческое спасибо, — саркастически поблагодарил Артист и ушел со связи.
— Мне не нравится его настроение, — заметил Генрих. — Что с ним?
— Обыкновенный мандраж. Не каждый день приходится сидеть на атомной бомбе. — Я решил, что пора, пожалуй, подогреть ситуацию, и добавил:
— Он дергается из-за Люси Жермен. Ее нигде нет. Где она, кстати?
— Она там, где и должна быть, — довольно жестко ответил Генрих. — Присматривайте за ним, Серж. Нам не нужны сейчас никакие нервные срывы.
Он вернулся в кабинет, а я к ребятам в приемную. На их быстрые вопросительные взгляды кивнул: все в порядке.
Еще через три минуты, ровно без пяти шесть, двери кабинета раскрылись, появился сначала Азиз, грозный в своем камуфляже и с «узи» в руке, за ним — Рузаев, Генрих, Крамер и Гринблат с Блейком.
— В комнату отдыха, — приказал нам Генрих. — Сейчас начнется телетрансляция.
Застегнуть куртки, оружие на виду, натянуть «ночки»!
— Отставить! — возразил я. — Да вы что?! Там же сразу истерика будет! Пять лбов в «ночках» и со стволами — шутите? Снять «ночки», стволы убрать, держаться спокойно и дружелюбно! — приказал я своим.
— Ваши лица будут на пленке, — предупредил Генрих.
— И что? — спросил я. — Чего нам бояться?
— Что ж, пусть будет по-вашему, — согласился он, но сам «ночку» надел и полностью закрыл ею лицо.
— Мы можем снимать все? — уточнил Блейк.
— Да, все.
5.56 Азиз хотел рвануть дверь комнаты отдыха, словно намерен был ее штурмовать, но я остановил его:
— Спокойно, советник. Это нужно делать не так.
— А как? — обескуражено спросил он.
— Сейчас покажу.
Я аккуратно, без лишнего грохота открыл дверь и постоял на пороге, осматриваясь.
В комнате было уже совсем светло. И будь она размером побольше, все это напоминало бы зал ожидания какого-нибудь северного аэропорта, где пассажиры, случалось, по неделе ждали летной погоды. Я довольно громко и демонстративно покашлял. Люди на полу и в креслах зашевелились.
— Доброе утро, дамы и господа! — бодро проговорил я. — Извините за беспокойство, но нам хотелось бы посмотреть передачу по вашему прекрасному «Тринитрону».
Надеюсь, нет возражений?
Я прошел в угол комнаты, взял пульт и включил телевизор. На огромном экране появилась таблица с потрясающе сочными и нежными красками. Я пробежал по всем пяти каналам, которые принимались в Полярных Зорях, везде была та же таблица.
После чего вернулся к двери и протянул пульт Рузаеву. Но его перехватил Генрих и включил первый канал.
Народ в комнате отдыха начал понемногу приходить в себя.
— Батюшки-светы! Уже шесть часов! — спохватилась одна из женщин. — Мне же дочку в школу вести! Эй, господа-товарищи, вы тут занимайтесь какими хотите делами, а я домой пошла!
— Мадам, вам придется немного задержаться, — объяснил я.
— Как это задержаться?! Как это задержаться?! Мне дочку в школу вести, не понял?
— В самом деле! — загудели недовольные голоса. — Развели хреновину! Кто-то галочки ставит, а мы, считай, вторую упряжку тянем! И отгула небось не дадут!
Хватит, пошли по домам, ну их всех к лешему!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97