Хотя белые пешки уже не могли «съесть» ее, ей по-прежнему грозила опасность от других фигур противника, которые обладали большей свободой действий. Даже моих скромных познаний о шахматах хватало, чтобы понять это.
Минни открыла коробку и стала разворачивать на столике плотную ткань. Ткань была темно-синего цвета, почти черная, тут и там виднелись кусочки цветного стекла — одни были круглыми, другие овальными, каждое размером с монетку в двадцать пять центов. Квадрат плотной материи был богато украшен вышивкой, выполненной какими-то металлическими нитями. Узоры отдаленно напоминали знаки зодиака и что-то еще — я никак не могла вспомнить, что именно. Но где-то я определенно уже видела нечто подобное. В центре были вышиты две довольно большие змеи, кусающие друг друга за хвост. Их тела сплетались, образуя восьмерку.
— Что это? — спросила я, с любопытством разглядывая странное покрывало.
Лили подвинулась поближе и пощупала ткань рукой.
— Что-то она мне напоминает, — заявила она.
— Это подлинный покров шахмат Монглана, — сказала Минни, пристально глядя на нас. — Он был спрятан вместе с фигурами на тысячу лет, пока во время Французской революции их не достали из тайника монахини аббатства Монглан, что на юге Франции. С тех пор он побывал во многих руках, Говорят, что во времена Екатерины Великой покров был переправлен в Россию вместе с фрагментами шахматной доски, которые недавно обнаружены.
— Откуда вы все это знаете? — спросила я, не в силах отвести взгляд от темно-синего бархата, расстеленного перед нами.
Если это покров шахмат Монглана, то ему больше тысячи лет, но время не оставило на нем следов. В солнечных лучах, пробивающихся сквозь заросли глицинии, чудилось, будто он тускло светится изнутри.
— И как вам удалось заполучить его? — Я протянула руку и погладила цветные вставки.
— Знаете, я видела много неограненных драгоценных камней у своего деда, — сказала Лили. — И по-моему, эти — настоящие!
— Так и есть, — сказала Минни, и что-то в ее голосе заставило меня насторожиться. — Все, что говорят об этих зловещих шахматах, правда. Как вы знаете, они содержат формулу — формулу власти, силы зла для тех, кто понимает, как использовать ее.
— Почему обязательно зла? — спросила я.
Что-то странное было в этом покрове — возможно, виной тому была игра моего воображения, но мне почудилось, что, когда Минни наклонилась над ним, на ее лицо упали отсветы покрова.
— Лучше спроси, почему зло неизбежно, — холодно произнесла она, — Однако зло существовало задолго до шахмат Монглана. Равно как и формула. Всмотритесь в покров получше, и вы увидите.
И она стала доливать нам в чашки чай, невесело улыбаясь. Ее красивое лицо сразу стало суровым и усталым. Впервые я поняла, чего ей стоила эта Игра.
Тут Кариока пристроил украденную сырную булочку мне на сандалию и принялся чавкать. Вытащив несносного пса из-под стола, я усадила его на мой стул, а сама склонилась над покровом, чтобы последовать совету Минни.
В тусклом свете виднелась золотая цифра восемь, змеи, вышитые на темно-синем бархате, были похожи на кометы в ночном небе. Вокруг них располагались символы — Марс и Венера, Солнце и Луна, Сатурн и Меркурий… Когда я присмотрелась к ним, я увидела, чем они были еще…
— Это же элементы! — воскликнула я. Минни с улыбкой кивнула:
— Закон октав.
Теперь все стало ясно. Неограненные камни и золотое шитье образовывали символы, которые с незапамятных времен философы и ученые использовали для обозначения мельчайших составных частей мироздания. Здесь были железо, медь, серебро, золото, сера, ртуть, свинец, сурьма, водород, кислород, соли и кислоты. Короче говоря, все то, из чего состоит материя, будь то живые ткани или неодушевленные предметы.
Я вскочила и начала мерить шагами комнату. Постепенно все становилось на свои места.
— Закон октав — это закономерность, лежащая в основе периодической системы элементов, — объяснила я Лили, которая смотрела на меня как на сумасшедшую. — В шестидесятых годах девятнадцатого века, еще до того, как Менделеев вывел свою таблицу, Джон Ньюландс, английский химик, обнаружил, что, если расположить элементы в порядке возрастания их атомного веса, каждый восьмой элемент будет в некотором роде сходен с первым — точно так же, как ноты интервалом в одну октаву. Он назвал эту закономерность в честь теории Пифагора, потому как считал, что молекулярные свойства различных веществ связывает такая же закономерность, как ноты в музыкальной гамме!
— А это так? — спросила Лили.
— Мне-то откуда знать? — ответила я. — После того как я устроила взрыв в лаборатории колледжа, мне запретили посещать занятия по химии, и мои познания в этой науке довольно ограниченны.
— Но то, что ты успела выучить, ты усвоила накрепко, — сказала Минни, смеясь. — Больше ничего не припоминаешь?
О чем это она? Некоторое время я стояла, тупо глядя на покров, и тут до меня дошло. Волны и частицы — частицы и волны. Что-то о валентностях и электронных оболочках… А пока я пыталась ухватить за хвост ускользающую мысль, Минни говорила:
— Возможно, я могу освежить твою память. Эта формула — едва ли не ровесница человеческой цивилизации, намеки на нее можно найти в записях, которые датируются началом третьего тысячелетия до нашей эры. С вашего разрешения, я расскажу вам одну сказку…
Я плюхнулась в кресло, а Минни наклонилась и стала водить кончиком пальца по вышитой восьмерке. Некоторое время она молчала, как будто ушла в себя или погрузилась в некий транс. Наконец Минни заговорила:
— Шесть тысяч лет назад на земле уже существовали великие цивилизации. Они выросли на берегах больших рек — Нила, Ганга, Инда, Евфрата. Эти цивилизации владели тайным знанием, которое позже породило науки и религии. Знание это хранилось в столь глубокой тайне, что зачастую у неофита уходила целая жизнь на то, чтобы добиться посвящения в великие истины. Ритуалы посвящения почти всегда были жестоки, а иногда требовали человеческих жертвоприношений. Традиции этих ритуалов дошли до наших дней. Их отголоски сохранились в католических мессах, в кабалистических обрядах, в церемониях розенкрейцеров и масонов. Однако подлинный смысл этого действа давно утерян. Эти ритуалы представляли собой не что иное, как символическое воспроизведение действия формулы, которая в древности была известна человеку, воспроизведение, которое позволяло сохранить знание и передавать его из поколения в поколение, поскольку записывать его было запрещено.
Минни посмотрела на меня, и мне почудилось, что ее темно-зеленые глаза силятся разглядеть нечто в моей душе.
— Финикийцы знали этот ритуал, — продолжала она. — Греки тоже. Даже Пифагор запретил своим последователям записывать его, таким опасным он считался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188
Минни открыла коробку и стала разворачивать на столике плотную ткань. Ткань была темно-синего цвета, почти черная, тут и там виднелись кусочки цветного стекла — одни были круглыми, другие овальными, каждое размером с монетку в двадцать пять центов. Квадрат плотной материи был богато украшен вышивкой, выполненной какими-то металлическими нитями. Узоры отдаленно напоминали знаки зодиака и что-то еще — я никак не могла вспомнить, что именно. Но где-то я определенно уже видела нечто подобное. В центре были вышиты две довольно большие змеи, кусающие друг друга за хвост. Их тела сплетались, образуя восьмерку.
— Что это? — спросила я, с любопытством разглядывая странное покрывало.
Лили подвинулась поближе и пощупала ткань рукой.
— Что-то она мне напоминает, — заявила она.
— Это подлинный покров шахмат Монглана, — сказала Минни, пристально глядя на нас. — Он был спрятан вместе с фигурами на тысячу лет, пока во время Французской революции их не достали из тайника монахини аббатства Монглан, что на юге Франции. С тех пор он побывал во многих руках, Говорят, что во времена Екатерины Великой покров был переправлен в Россию вместе с фрагментами шахматной доски, которые недавно обнаружены.
— Откуда вы все это знаете? — спросила я, не в силах отвести взгляд от темно-синего бархата, расстеленного перед нами.
Если это покров шахмат Монглана, то ему больше тысячи лет, но время не оставило на нем следов. В солнечных лучах, пробивающихся сквозь заросли глицинии, чудилось, будто он тускло светится изнутри.
— И как вам удалось заполучить его? — Я протянула руку и погладила цветные вставки.
— Знаете, я видела много неограненных драгоценных камней у своего деда, — сказала Лили. — И по-моему, эти — настоящие!
— Так и есть, — сказала Минни, и что-то в ее голосе заставило меня насторожиться. — Все, что говорят об этих зловещих шахматах, правда. Как вы знаете, они содержат формулу — формулу власти, силы зла для тех, кто понимает, как использовать ее.
— Почему обязательно зла? — спросила я.
Что-то странное было в этом покрове — возможно, виной тому была игра моего воображения, но мне почудилось, что, когда Минни наклонилась над ним, на ее лицо упали отсветы покрова.
— Лучше спроси, почему зло неизбежно, — холодно произнесла она, — Однако зло существовало задолго до шахмат Монглана. Равно как и формула. Всмотритесь в покров получше, и вы увидите.
И она стала доливать нам в чашки чай, невесело улыбаясь. Ее красивое лицо сразу стало суровым и усталым. Впервые я поняла, чего ей стоила эта Игра.
Тут Кариока пристроил украденную сырную булочку мне на сандалию и принялся чавкать. Вытащив несносного пса из-под стола, я усадила его на мой стул, а сама склонилась над покровом, чтобы последовать совету Минни.
В тусклом свете виднелась золотая цифра восемь, змеи, вышитые на темно-синем бархате, были похожи на кометы в ночном небе. Вокруг них располагались символы — Марс и Венера, Солнце и Луна, Сатурн и Меркурий… Когда я присмотрелась к ним, я увидела, чем они были еще…
— Это же элементы! — воскликнула я. Минни с улыбкой кивнула:
— Закон октав.
Теперь все стало ясно. Неограненные камни и золотое шитье образовывали символы, которые с незапамятных времен философы и ученые использовали для обозначения мельчайших составных частей мироздания. Здесь были железо, медь, серебро, золото, сера, ртуть, свинец, сурьма, водород, кислород, соли и кислоты. Короче говоря, все то, из чего состоит материя, будь то живые ткани или неодушевленные предметы.
Я вскочила и начала мерить шагами комнату. Постепенно все становилось на свои места.
— Закон октав — это закономерность, лежащая в основе периодической системы элементов, — объяснила я Лили, которая смотрела на меня как на сумасшедшую. — В шестидесятых годах девятнадцатого века, еще до того, как Менделеев вывел свою таблицу, Джон Ньюландс, английский химик, обнаружил, что, если расположить элементы в порядке возрастания их атомного веса, каждый восьмой элемент будет в некотором роде сходен с первым — точно так же, как ноты интервалом в одну октаву. Он назвал эту закономерность в честь теории Пифагора, потому как считал, что молекулярные свойства различных веществ связывает такая же закономерность, как ноты в музыкальной гамме!
— А это так? — спросила Лили.
— Мне-то откуда знать? — ответила я. — После того как я устроила взрыв в лаборатории колледжа, мне запретили посещать занятия по химии, и мои познания в этой науке довольно ограниченны.
— Но то, что ты успела выучить, ты усвоила накрепко, — сказала Минни, смеясь. — Больше ничего не припоминаешь?
О чем это она? Некоторое время я стояла, тупо глядя на покров, и тут до меня дошло. Волны и частицы — частицы и волны. Что-то о валентностях и электронных оболочках… А пока я пыталась ухватить за хвост ускользающую мысль, Минни говорила:
— Возможно, я могу освежить твою память. Эта формула — едва ли не ровесница человеческой цивилизации, намеки на нее можно найти в записях, которые датируются началом третьего тысячелетия до нашей эры. С вашего разрешения, я расскажу вам одну сказку…
Я плюхнулась в кресло, а Минни наклонилась и стала водить кончиком пальца по вышитой восьмерке. Некоторое время она молчала, как будто ушла в себя или погрузилась в некий транс. Наконец Минни заговорила:
— Шесть тысяч лет назад на земле уже существовали великие цивилизации. Они выросли на берегах больших рек — Нила, Ганга, Инда, Евфрата. Эти цивилизации владели тайным знанием, которое позже породило науки и религии. Знание это хранилось в столь глубокой тайне, что зачастую у неофита уходила целая жизнь на то, чтобы добиться посвящения в великие истины. Ритуалы посвящения почти всегда были жестоки, а иногда требовали человеческих жертвоприношений. Традиции этих ритуалов дошли до наших дней. Их отголоски сохранились в католических мессах, в кабалистических обрядах, в церемониях розенкрейцеров и масонов. Однако подлинный смысл этого действа давно утерян. Эти ритуалы представляли собой не что иное, как символическое воспроизведение действия формулы, которая в древности была известна человеку, воспроизведение, которое позволяло сохранить знание и передавать его из поколения в поколение, поскольку записывать его было запрещено.
Минни посмотрела на меня, и мне почудилось, что ее темно-зеленые глаза силятся разглядеть нечто в моей душе.
— Финикийцы знали этот ритуал, — продолжала она. — Греки тоже. Даже Пифагор запретил своим последователям записывать его, таким опасным он считался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188