Давид молча схватился за голову.
— Прекрасно! — сказал Талейран. — Я все объясню.
Он встал, налил немного вина в бокалы, стоявшие перед Валентиной и Мирей, и продолжил:
— Когда я был ребенком, семья оставляла меня с кормилицей, невежественной деревенской женщиной. Однажды она посадила меня на кухонный шкаф, я упал оттуда и сломал ногу. Нянька, испугавшись, что ее накажут, ничего не рассказала о случившемся, и нога срослась неправильно. Поскольку моя мать никогда не интересовалась мной в достаточной степени, нога оставалась кривой до тех пор, тюка не стало поздно что-либо менять. Вот и вся история. Ничего мистического, не правда ли?
— Это причиняет вам боль? — спросила Мирей.
— Нога? Нет, — сухо улыбнулся Талейран. — Только то, что явилось следствием перелома. Из-за него я потерял право первородства. Моя мать вскоре родила еще двоих сыновей, передав мои права сначала брату Арчимбоду, а после него Босону. Она не могла позволить унаследовать древний титул Талейранов-Перигоров искалеченному наследнику, не так ли? В последний раз я видел мать, когда она явилась в Отен протестовать против того, что я стал епископом. Хотя она сама заставила меня стать священником, она надеялась, я сгину во мраке неизвестности. Мать настаивала, что я недостаточно набожен, чтобы стать священником. В этом, конечно, она была права.
— Как ужасно! — вскричала Валентина. — Я бы за такое назвала ее старой ведьмой!
Давид поднял голову, возвел глаза к небу и позвонил, чтобы несли завтрак.
— Правда? — нежно спросил Морис. — В таком случае жаль, что вас там не было. Я и сам, признаюсь, давно хотел это сделать.
Когда слуга вышел, Валентина сказала:
— Теперь, когда вы рассказали вашу историю, монсеньор, вы больше не кажетесь таким испорченным, как нам говорили. Признаться, я нахожу вас весьма привлекательным.
Мирей смотрела на Валентину и вздыхала, Давид широко улыбался.
— Возможно, мы с Мирей должны вас поблагодарить, монсеньор, поскольку на вас лежит ответственность за закрытие монастыря, — продолжила Валентина. — Если бы не вы, мы до сих пор жили бы в Монглане, предаваясь мечтам о Париже.
Морис отложил в сторону нож с вилкой и взглянул на девушек.
— Аббатство Монглан в Баскских Пиренеях? Вы приехали из этого аббатства? Но почему вы не остались там? Почему покинули его?
Выражение его лица и настойчивые расспросы заставили Валентину осознать, какую печальную ошибку она совершила. Талейран, несмотря на свою внешность и чарующие манеры, оставался епископом Отенским, тем самым человеком, о котором предупреждала аббатиса. Если ему станет известно, что кузины не только знают о шахматах Монглана, но и помогли вынести их из аббатства, он не успокоится, пока не выведает больше.
И теперь, когда Талейран узнал, что девушки приехали из аббатства Монглан, над ними нависла страшная угроза. Хотя еще в день приезда в Париж они тайком закопали свои фигуры в саду Давида, под деревьями за студией, им все равно было чего бояться. Валентина не забыла о той роли связующего звена, которую ей предназначила аббатиса: если кому-то из других монахинь придется скрываться, беглянки оставят свои фигуры Валентине. Так далеко дело еще не зашло, но во Франции было настолько неспокойно, что визита сестер можно было ждать в любую минуту. Валентина и Мирей не могли позволить, чтобы за ними следил Шарль Морис Талейран.
— Я повторяю, — строго сказал Морис девушкам, сидевшим в оцепенении, — почему вы покинули Монглан?
— Потому что аббатство закрылось, — неохотно ответила Мирей.
— Закрылось? Почему оно закрылось?
— Декрет о конфискации, монсеньор. Аббатиса боялась за нашу безопасность.
— В своих письмах ко мне, — перебил Давид, — аббатиса поясняла, что она получила предписание из Папской области, в котором говорилось, что аббатство должно быть закрыто.
— И вы в это поверили? — спросил Талейран. — Вы республиканец или нет? Вы знаете, что Папа осуждает революцию. Когда мы приняли декрет о конфискации, он требовал отлучить от церкви всех католиков, кто входил в Национальное собрание. Эта аббатиса — изменница по отношению к Франции, раз она подчиняется подобным приказам Папы Римского, который вместе с Габсбургами и испанскими Бурбонами готовит вторжение во Францию.
— Я должен отметить, что являюсь таким же добрым республиканцем, как и вы, — с жаром ответил Давид. — Моя семья незнатного происхождения, я человек из народа. Я буду держаться нового правительства или пропаду вместе с ним, но закрытие аббатства Монглан не имеет никакого отношения к политике.
— Все в мире, мой дорогой Давид, имеет отношение к политике. Вы знаете, что было скрыто в аббатстве Монглан?
Валентина и Мирей побелели от ужаса, но Давид бросил на Талейрана странный взгляд и поднял бокал.
— Пффф! Старая бабская сказка, — сказал он, презрительно усмехаясь.
— Правда? — спросил Морис.
Его синие глаза, казалось, пытались прочитать мысли девушек. Затем епископ тоже поднял бокал, сделал глоток вина и погрузился в свои мысли. Валентина и Мирей сидели в оцепенении и даже не притрагивались к еде.
— У ваших племянниц, похоже, пропал аппетит, — заметил Талейран.
Давид взглянул на них.
— В чем дело? — требовательно спросил он. — Не говорите мне, что вы тоже верите во всю эту чепуху.
— Нет, дядюшка, — спокойно ответила Мирей. — Мы считаем, что это простое суеверие.
— Конечно, всего лишь старинная легенда, не правда ли? — сказал Талейран, вновь становясь очаровательным. — Но вы, похоже, кое-что о ней слышали… Скажите мне, куда отправилась ваша аббатиса после того, как вступила в сговор с Папой против Франции?
— Во имя спасения Господа нашего, Морис! — раздраженно вскричал Давид. — Можно подумать, что вы из инквизиции, Я скажу вам, куда она направилась, и не будем больше возвращаться к этому разговору. Аббатиса уехала в Россию.
Талейран немного помолчал, потом лениво улыбнулся, как если бы подумал о чем-то забавном.
— Пожалуй, вы правы, — сказал он художнику. — Скажите мне, ваши прелестные племянницы уже были в парижской Опере?
— Нет, монсеньор! — торопливо ответила Валентина. — Мы лелеяли эту мечту с самого детства.
— Как же давно это было! — рассмеялся Талейран. — Ладно, кое-что можно будет сделать. Давайте после завтрака взглянем на ваш гардероб. Так уж сложилось, что я немного разбираюсь в нынешней моде…
— Монсеньор дает советы относительно моды половине Женщин Парижа, — добавил Давид с кривой усмешкой. — Это один из его многочисленных актов христианского милосердия.
— Я должен рассказать вам, как делал прическу Марии Антуанетте для бала-маскарада. И ее костюм тоже был моим изобретением. Никто из любовников не узнал ее, не говоря уже о короле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188
— Прекрасно! — сказал Талейран. — Я все объясню.
Он встал, налил немного вина в бокалы, стоявшие перед Валентиной и Мирей, и продолжил:
— Когда я был ребенком, семья оставляла меня с кормилицей, невежественной деревенской женщиной. Однажды она посадила меня на кухонный шкаф, я упал оттуда и сломал ногу. Нянька, испугавшись, что ее накажут, ничего не рассказала о случившемся, и нога срослась неправильно. Поскольку моя мать никогда не интересовалась мной в достаточной степени, нога оставалась кривой до тех пор, тюка не стало поздно что-либо менять. Вот и вся история. Ничего мистического, не правда ли?
— Это причиняет вам боль? — спросила Мирей.
— Нога? Нет, — сухо улыбнулся Талейран. — Только то, что явилось следствием перелома. Из-за него я потерял право первородства. Моя мать вскоре родила еще двоих сыновей, передав мои права сначала брату Арчимбоду, а после него Босону. Она не могла позволить унаследовать древний титул Талейранов-Перигоров искалеченному наследнику, не так ли? В последний раз я видел мать, когда она явилась в Отен протестовать против того, что я стал епископом. Хотя она сама заставила меня стать священником, она надеялась, я сгину во мраке неизвестности. Мать настаивала, что я недостаточно набожен, чтобы стать священником. В этом, конечно, она была права.
— Как ужасно! — вскричала Валентина. — Я бы за такое назвала ее старой ведьмой!
Давид поднял голову, возвел глаза к небу и позвонил, чтобы несли завтрак.
— Правда? — нежно спросил Морис. — В таком случае жаль, что вас там не было. Я и сам, признаюсь, давно хотел это сделать.
Когда слуга вышел, Валентина сказала:
— Теперь, когда вы рассказали вашу историю, монсеньор, вы больше не кажетесь таким испорченным, как нам говорили. Признаться, я нахожу вас весьма привлекательным.
Мирей смотрела на Валентину и вздыхала, Давид широко улыбался.
— Возможно, мы с Мирей должны вас поблагодарить, монсеньор, поскольку на вас лежит ответственность за закрытие монастыря, — продолжила Валентина. — Если бы не вы, мы до сих пор жили бы в Монглане, предаваясь мечтам о Париже.
Морис отложил в сторону нож с вилкой и взглянул на девушек.
— Аббатство Монглан в Баскских Пиренеях? Вы приехали из этого аббатства? Но почему вы не остались там? Почему покинули его?
Выражение его лица и настойчивые расспросы заставили Валентину осознать, какую печальную ошибку она совершила. Талейран, несмотря на свою внешность и чарующие манеры, оставался епископом Отенским, тем самым человеком, о котором предупреждала аббатиса. Если ему станет известно, что кузины не только знают о шахматах Монглана, но и помогли вынести их из аббатства, он не успокоится, пока не выведает больше.
И теперь, когда Талейран узнал, что девушки приехали из аббатства Монглан, над ними нависла страшная угроза. Хотя еще в день приезда в Париж они тайком закопали свои фигуры в саду Давида, под деревьями за студией, им все равно было чего бояться. Валентина не забыла о той роли связующего звена, которую ей предназначила аббатиса: если кому-то из других монахинь придется скрываться, беглянки оставят свои фигуры Валентине. Так далеко дело еще не зашло, но во Франции было настолько неспокойно, что визита сестер можно было ждать в любую минуту. Валентина и Мирей не могли позволить, чтобы за ними следил Шарль Морис Талейран.
— Я повторяю, — строго сказал Морис девушкам, сидевшим в оцепенении, — почему вы покинули Монглан?
— Потому что аббатство закрылось, — неохотно ответила Мирей.
— Закрылось? Почему оно закрылось?
— Декрет о конфискации, монсеньор. Аббатиса боялась за нашу безопасность.
— В своих письмах ко мне, — перебил Давид, — аббатиса поясняла, что она получила предписание из Папской области, в котором говорилось, что аббатство должно быть закрыто.
— И вы в это поверили? — спросил Талейран. — Вы республиканец или нет? Вы знаете, что Папа осуждает революцию. Когда мы приняли декрет о конфискации, он требовал отлучить от церкви всех католиков, кто входил в Национальное собрание. Эта аббатиса — изменница по отношению к Франции, раз она подчиняется подобным приказам Папы Римского, который вместе с Габсбургами и испанскими Бурбонами готовит вторжение во Францию.
— Я должен отметить, что являюсь таким же добрым республиканцем, как и вы, — с жаром ответил Давид. — Моя семья незнатного происхождения, я человек из народа. Я буду держаться нового правительства или пропаду вместе с ним, но закрытие аббатства Монглан не имеет никакого отношения к политике.
— Все в мире, мой дорогой Давид, имеет отношение к политике. Вы знаете, что было скрыто в аббатстве Монглан?
Валентина и Мирей побелели от ужаса, но Давид бросил на Талейрана странный взгляд и поднял бокал.
— Пффф! Старая бабская сказка, — сказал он, презрительно усмехаясь.
— Правда? — спросил Морис.
Его синие глаза, казалось, пытались прочитать мысли девушек. Затем епископ тоже поднял бокал, сделал глоток вина и погрузился в свои мысли. Валентина и Мирей сидели в оцепенении и даже не притрагивались к еде.
— У ваших племянниц, похоже, пропал аппетит, — заметил Талейран.
Давид взглянул на них.
— В чем дело? — требовательно спросил он. — Не говорите мне, что вы тоже верите во всю эту чепуху.
— Нет, дядюшка, — спокойно ответила Мирей. — Мы считаем, что это простое суеверие.
— Конечно, всего лишь старинная легенда, не правда ли? — сказал Талейран, вновь становясь очаровательным. — Но вы, похоже, кое-что о ней слышали… Скажите мне, куда отправилась ваша аббатиса после того, как вступила в сговор с Папой против Франции?
— Во имя спасения Господа нашего, Морис! — раздраженно вскричал Давид. — Можно подумать, что вы из инквизиции, Я скажу вам, куда она направилась, и не будем больше возвращаться к этому разговору. Аббатиса уехала в Россию.
Талейран немного помолчал, потом лениво улыбнулся, как если бы подумал о чем-то забавном.
— Пожалуй, вы правы, — сказал он художнику. — Скажите мне, ваши прелестные племянницы уже были в парижской Опере?
— Нет, монсеньор! — торопливо ответила Валентина. — Мы лелеяли эту мечту с самого детства.
— Как же давно это было! — рассмеялся Талейран. — Ладно, кое-что можно будет сделать. Давайте после завтрака взглянем на ваш гардероб. Так уж сложилось, что я немного разбираюсь в нынешней моде…
— Монсеньор дает советы относительно моды половине Женщин Парижа, — добавил Давид с кривой усмешкой. — Это один из его многочисленных актов христианского милосердия.
— Я должен рассказать вам, как делал прическу Марии Антуанетте для бала-маскарада. И ее костюм тоже был моим изобретением. Никто из любовников не узнал ее, не говоря уже о короле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188