Сел у моей кровати и завел разговор о Моцарте. Он очень любил Моцарта. Знаете, Эйнштейн был великолепным скрипачом.
Мордехай снова улыбнулся мне, а Лили сжала его руку.
— У Мордехая была очень интересная жизнь, — сказала она.
Я заметила, что в присутствии своего друга Лили ведет себя прямо-таки примерно. Никогда еще я не видела, чтобы она была такой кроткой.
— Однако я решил, что карьера математика не для меня, — сказал пожилой джентльмен. — Говорят, к этому должно быть призвание, как к служению Богу! И я подался в торговлю. Тем не менее меня до сих пор интересует все, что имеет отношение к математике. Вот мы и пришли!
Он остановился перед двустворчатой дверью, галантно пропуская нас с Лили вперед. Когда мы поднимались по ступеням, он добавил:
— Да, я всегда считал, что компьютер — это восьмое чудо света! — и снова рассмеялся.
Поднимаясь, я все ломала голову, было ли это простым совпадением, что Мордехай заявил о своем интересе к формулам. В голове у меня, словно заевшая грампластинка, крутился рефрен: «На четвертый день четвертого месяца придут восемь…»
Окна кафетерия выходили на длинный ряд маленьких ювелирных лавочек. Лавки ввиду позднего часа уже позакрывались, и кафетерий был полон людей, которых я видела на улице. Они сняли свои шляпы, оставшись в маленьких круглых шапочках на макушке. У некоторых с висков спускались длинные завитые локоны, как у Мордехая.
Мы нашли столик и начали рассаживаться, а Лили отправилась за чаем. Мордехай подвинул мне стул, затем обошел стол и сел напротив.
— Эти локоны называются пейсами, — сказал он. — Религиозная традиция. Евреям запрещается подрезать бороды или срезать эти локоны, ибо сказано в Левите: «Не стригите головы вашей кругом, и не порти края бороды твоей».
Он улыбнулся, в который уже раз.
— Но у вас нет бороды, — заметила я.
— Нет, — печально ответил Мордехай. — Как сказано где-то в Библии: «Исав, брат мой, человек косматый, а я человек гладкий». — Он моргнул. — Думаю, с бородой я выглядел бы солиднее. Но, увы, все, что я могу вырастить, — это жалкое поле стерни…
Лили вернулась с подносом. Она поставила на стол дымящиеся чашки с чаем, а Мордехай тем временем продолжал:
— В древнейшие времена евреи оставляли не только края бороды, но и края своих полей нетронутыми, для того чтобы могли прокормиться старики и странники, которые проходили мимо. Странников иудейская вера чтит. Что-то мистическое есть в самой идее странствия. Лили сообщила мне, что вы тоже скоро отправитесь в путешествие.
— Да, — призналась я.
Интересно, какова будет его реакция, когда он узнает, что я собираюсь провести год в арабской стране?
— Вы пьете чай со сливками? — спросил Мордехай.
Я кивнула и стала подниматься, но он уже вскочил на ноги.
— Позвольте мне…
Как только он отошел от стола, я повернулась к Лили.
— Быстрее, пока мы одни, — прошептала я. — Как твоя семья восприняла известие о Соле?
— О! Ему велели проваливать вон! — сказала Лили и взяла ложку. — Особенно был зол Гарри. Папа обозвал Сола неблагодарным ублюдком.
— Велел проваливать! — изумилась я. — Но Сол не виноват, что его пустили в расход!
— О чем ты? — спросила Лили и как-то странно посмотрела на меня.
— Ты же не думаешь, что Сол организовал собственное убийство?
— Убийство?! — Лили вытаращила глаза. — Послушай, тогда, после турнира, я сгоряча вообразила, что его похитили и все такое. Но он вернулся домой и уволился! Взял и бросил нас после двадцати пяти лет службы!
— Говорю тебе, он мертв! — настаивала я. — Я видела его своими собственными глазами. В понедельник утром он лежал мертвый в комнате для медитаций в штаб-квартире ООН. Кто-то убил его!
Лили замерла, не донеся ложку до рта.
— Происходит что-то жуткое, говорю тебе! — продолжала я. Лили шикнула на меня и огляделась. К нам приближался Мордехай с маленькими упаковками сливок в руках.
— Добыть их было не легче, чем вырвать зуб, — сказал он, усаживаясь между нами. — Увы, в наше время люди забыли, что такое помогать друг другу.
Он взглянул на Лили, потом на меня.
— Ну-ка, что здесь произошло? Вы выглядите так, словно почувствовали могильный холод.
— Что-то в этом роде, — сказала Лили глухим голосом. Лицо ее было белым как простыня. — Похоже, шофер отца ушел…
— Мне жаль это слышать, он ведь долго служил у вас?
— Начал работать еще до моего рождения.
Глаза Лили блестели от слез, мыслями она унеслась далеко.
— Он ведь был немолод? Надеюсь, у него не осталось семьи на содержании? — спросил Мордехаи, глядя на Лили со странным выражением.
— Ты можешь сказать ему… Скажи ему то, что сказала мне, — проговорила она.
— Не думаю, что это хорошая мысль…
— Он знает о Фиске. Скажи ему о Соле.
Мордехаи с вежливым любопытством взглянула на меня.
— Речь идет о какой-то драме? — светским тоном поинтересовался он. — Мой друг Лили считает, что гроссмейстер Фиске умер неестественной смертью. Возможно, вы такого же мнения?
Он осторожно отпил чаю.
— Мордехай, — сказала Лили, — Кэт утверждает, что Сол убит.
Старик, не поднимая глаз, отложил ложку в сторону и вздохнул.
— Я боялся услышать это от вас. — Он посмотрел на меня через толстые стекла очков своими печальными глазами. — Это правда?
Я повернулась к Лили.
— Послушай, я не думаю…
Однако Мордехаи вежливо прервал меня:
— Как случилось, что вы первой узнали об этом, в то время как Лили и ее семья, насколько я понял, пребывают в неведении?
— Я была там.
Лили попыталась что-то сказать, но Мордехаи шикнул на нее.
— Леди, леди, — сказал он, поворачиваясь ко мне. — Будьте любезны, начните-таки сначала!
Я начала сначала и вдруг обнаружила, что рассказываю все, о чем уже поведала Ниму: о предупреждении Соларина перед матчем, о пулевых отверстиях в машине и, наконец, о трупе Сола в здании ООН. Конечно же, кое о чем я умолчала. Я не стала упоминать о предсказательнице, о человеке на велосипеде и об истории Нима о шахматах Монглана. О последней я поклялась молчать, а что касается остального, это звучало так нелепо, что не хотелось повторять.
— Вы все очень хорошо объяснили, — сказал Мордехаи, когда я закончила. — Думаю, мы можем предположить, что смерти Фиске и Сола как-то связаны между собой. Теперь остается только установить, какие люди или события объединяют их, и таким образом мы узнаем правду.
— Соларин! — воскликнула Лили. — Все указывает на него. Конечно же, он и есть связующее звено!
— Дитя мое, почему Соларин? — спросил Мордехаи. — Какой у него мотив?
— Он хочет убрать всякого, кто может его победить, потому что не желает отдавать формулу оружия.
— Соларин не занимается оружием, — вмешалась я. — Он получил степень по акустике.
Мордехаи бросил на меня странный взгляд и подтвердил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188
Мордехай снова улыбнулся мне, а Лили сжала его руку.
— У Мордехая была очень интересная жизнь, — сказала она.
Я заметила, что в присутствии своего друга Лили ведет себя прямо-таки примерно. Никогда еще я не видела, чтобы она была такой кроткой.
— Однако я решил, что карьера математика не для меня, — сказал пожилой джентльмен. — Говорят, к этому должно быть призвание, как к служению Богу! И я подался в торговлю. Тем не менее меня до сих пор интересует все, что имеет отношение к математике. Вот мы и пришли!
Он остановился перед двустворчатой дверью, галантно пропуская нас с Лили вперед. Когда мы поднимались по ступеням, он добавил:
— Да, я всегда считал, что компьютер — это восьмое чудо света! — и снова рассмеялся.
Поднимаясь, я все ломала голову, было ли это простым совпадением, что Мордехай заявил о своем интересе к формулам. В голове у меня, словно заевшая грампластинка, крутился рефрен: «На четвертый день четвертого месяца придут восемь…»
Окна кафетерия выходили на длинный ряд маленьких ювелирных лавочек. Лавки ввиду позднего часа уже позакрывались, и кафетерий был полон людей, которых я видела на улице. Они сняли свои шляпы, оставшись в маленьких круглых шапочках на макушке. У некоторых с висков спускались длинные завитые локоны, как у Мордехая.
Мы нашли столик и начали рассаживаться, а Лили отправилась за чаем. Мордехай подвинул мне стул, затем обошел стол и сел напротив.
— Эти локоны называются пейсами, — сказал он. — Религиозная традиция. Евреям запрещается подрезать бороды или срезать эти локоны, ибо сказано в Левите: «Не стригите головы вашей кругом, и не порти края бороды твоей».
Он улыбнулся, в который уже раз.
— Но у вас нет бороды, — заметила я.
— Нет, — печально ответил Мордехай. — Как сказано где-то в Библии: «Исав, брат мой, человек косматый, а я человек гладкий». — Он моргнул. — Думаю, с бородой я выглядел бы солиднее. Но, увы, все, что я могу вырастить, — это жалкое поле стерни…
Лили вернулась с подносом. Она поставила на стол дымящиеся чашки с чаем, а Мордехай тем временем продолжал:
— В древнейшие времена евреи оставляли не только края бороды, но и края своих полей нетронутыми, для того чтобы могли прокормиться старики и странники, которые проходили мимо. Странников иудейская вера чтит. Что-то мистическое есть в самой идее странствия. Лили сообщила мне, что вы тоже скоро отправитесь в путешествие.
— Да, — призналась я.
Интересно, какова будет его реакция, когда он узнает, что я собираюсь провести год в арабской стране?
— Вы пьете чай со сливками? — спросил Мордехай.
Я кивнула и стала подниматься, но он уже вскочил на ноги.
— Позвольте мне…
Как только он отошел от стола, я повернулась к Лили.
— Быстрее, пока мы одни, — прошептала я. — Как твоя семья восприняла известие о Соле?
— О! Ему велели проваливать вон! — сказала Лили и взяла ложку. — Особенно был зол Гарри. Папа обозвал Сола неблагодарным ублюдком.
— Велел проваливать! — изумилась я. — Но Сол не виноват, что его пустили в расход!
— О чем ты? — спросила Лили и как-то странно посмотрела на меня.
— Ты же не думаешь, что Сол организовал собственное убийство?
— Убийство?! — Лили вытаращила глаза. — Послушай, тогда, после турнира, я сгоряча вообразила, что его похитили и все такое. Но он вернулся домой и уволился! Взял и бросил нас после двадцати пяти лет службы!
— Говорю тебе, он мертв! — настаивала я. — Я видела его своими собственными глазами. В понедельник утром он лежал мертвый в комнате для медитаций в штаб-квартире ООН. Кто-то убил его!
Лили замерла, не донеся ложку до рта.
— Происходит что-то жуткое, говорю тебе! — продолжала я. Лили шикнула на меня и огляделась. К нам приближался Мордехай с маленькими упаковками сливок в руках.
— Добыть их было не легче, чем вырвать зуб, — сказал он, усаживаясь между нами. — Увы, в наше время люди забыли, что такое помогать друг другу.
Он взглянул на Лили, потом на меня.
— Ну-ка, что здесь произошло? Вы выглядите так, словно почувствовали могильный холод.
— Что-то в этом роде, — сказала Лили глухим голосом. Лицо ее было белым как простыня. — Похоже, шофер отца ушел…
— Мне жаль это слышать, он ведь долго служил у вас?
— Начал работать еще до моего рождения.
Глаза Лили блестели от слез, мыслями она унеслась далеко.
— Он ведь был немолод? Надеюсь, у него не осталось семьи на содержании? — спросил Мордехаи, глядя на Лили со странным выражением.
— Ты можешь сказать ему… Скажи ему то, что сказала мне, — проговорила она.
— Не думаю, что это хорошая мысль…
— Он знает о Фиске. Скажи ему о Соле.
Мордехаи с вежливым любопытством взглянула на меня.
— Речь идет о какой-то драме? — светским тоном поинтересовался он. — Мой друг Лили считает, что гроссмейстер Фиске умер неестественной смертью. Возможно, вы такого же мнения?
Он осторожно отпил чаю.
— Мордехай, — сказала Лили, — Кэт утверждает, что Сол убит.
Старик, не поднимая глаз, отложил ложку в сторону и вздохнул.
— Я боялся услышать это от вас. — Он посмотрел на меня через толстые стекла очков своими печальными глазами. — Это правда?
Я повернулась к Лили.
— Послушай, я не думаю…
Однако Мордехаи вежливо прервал меня:
— Как случилось, что вы первой узнали об этом, в то время как Лили и ее семья, насколько я понял, пребывают в неведении?
— Я была там.
Лили попыталась что-то сказать, но Мордехаи шикнул на нее.
— Леди, леди, — сказал он, поворачиваясь ко мне. — Будьте любезны, начните-таки сначала!
Я начала сначала и вдруг обнаружила, что рассказываю все, о чем уже поведала Ниму: о предупреждении Соларина перед матчем, о пулевых отверстиях в машине и, наконец, о трупе Сола в здании ООН. Конечно же, кое о чем я умолчала. Я не стала упоминать о предсказательнице, о человеке на велосипеде и об истории Нима о шахматах Монглана. О последней я поклялась молчать, а что касается остального, это звучало так нелепо, что не хотелось повторять.
— Вы все очень хорошо объяснили, — сказал Мордехаи, когда я закончила. — Думаю, мы можем предположить, что смерти Фиске и Сола как-то связаны между собой. Теперь остается только установить, какие люди или события объединяют их, и таким образом мы узнаем правду.
— Соларин! — воскликнула Лили. — Все указывает на него. Конечно же, он и есть связующее звено!
— Дитя мое, почему Соларин? — спросил Мордехаи. — Какой у него мотив?
— Он хочет убрать всякого, кто может его победить, потому что не желает отдавать формулу оружия.
— Соларин не занимается оружием, — вмешалась я. — Он получил степень по акустике.
Мордехаи бросил на меня странный взгляд и подтвердил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188