— О ней? О ком это? — осведомился Трент.
— О Софи Уэклс, — ответил Дик.
— Кто она такая?
— Она мечты моей царица, сэр, вот она кто такая, — сказал мистер Свивеллер и, сделав большой глоток искрометного, устремил на друга проникновенный взор. — Она прелестна и мила. Ты ее знаешь.
— Да, припоминаю, — небрежно бросил его приятель. — Ну и что?
— А вот то, сэр, — продолжал Дик, — что между мисс Софией Уэклс и скромным молодым человеком, который имеет честь беседовать с вами, зародились горячие и нежные чувства — чувства весьма благородного и возвышенного свойства. Сама богиня Диана, сэр, — та, чей рог сзывает на охоту, — не была столь безупречного поведения, сколь София Уэклс. Верьте мне, сэр.
— Значит, это не пустая болтовня — так прикажешь тебя понимать? — спросил Трент. — Что же у вас там было — амуры?
— Амуры были. Обещаний жениться не было, — сказал Дик. — За нарушение таковых меня не притянут. Это единственное, чем я себя утешаю, Фред. Компрометирующей, переписки тоже не имеется.
— А это что за письмо?
— Напоминание о сегодняшнем вечере, Фред. Небольшой бал на двадцать человек; в общем итоге — двести волшебных нежных пальчиков, порхающих легко, при условии, что у каждой леди и каждого джентльмена имеется полный набор таковых. Придется пойти — хотя бы для того, чтобы начать подготовку разрыва. Не бойся, я устою. Интересно только узнать, кто принес письмо, она сама или нет? Если сама, не ведая о препонах, возникших на ее пути к счастью, — это душераздирающе, Фред!
Мистер Свивеллер призвал служанку и удостоверился, что мисс Софи Уэклс вручила свое письмо лично, что ее сопровождала, разумеется, приличия ради, младшая мисс Уэклс и что, когда мусс Софи предложили подняться самой к мистеру Свивеллеру, поскольку он был дома, она ужаснулась и выразила готовность лучше умереть. Мистер Свивеллер выслушал отчет служанки с восторгом, который никак не вязался с его недавними планами на будущее, но такая странность не смутила Трента, ибо ему, вероятно, было хорошо известно, что он властен пресечь любой шаг Ричарда Свивеллера, когда сочтет нужным сделать это ради соблюдения собственных интересов.
Глава VIII
Когда с делами было покончено, внутренний голос шепнул мистеру Свивеллеру о близости обеденного времени, и, не желая расстраивать свое здоровье дальнейшим воздержанием, он отправил посланца в ближайшую кухмистерскую с просьбой немедленно доставить две порции отварной говядины с овощным гарниром. Однако кухмистер, знавший, с кем он имеет дело, отказался выполнить этот заказ и грубо ответил, что если мистеру Свивеллеру захотелось отварной говядины, не будет ли он любезен явиться самолично и съесть ее на месте, а кстати — вместо молитвы перед трапезой пусть погасит небольшой должок, который уже давно за ним числится. Отказ не обескуражил мистера Свивеллера-напротив, его умственные способности и аппетит лишь обострились, и он направил подобное же требование в другую, более отдаленную кухмистерскую, присовокупив к нему в виде дополнительного пункта, что джентльмен, дескать, посылает в такую даль, руководствуясь не только популярностью и славой, которую завоевала их отварная говядина, но и жесткостью этого блюда в ближайшей кухмистерской, что делает его совершенно непригодным для джентльменского стола, да и вообще для человеческого потребления. Благоприятные результаты этого дипломатического хода сказались в молниеносном прибытии небольшой пирамиды, искусно воздвигнутой из судков и тарелок, причем основанием ее служил судок с отварной говядиной, а вершиной — кварта эля с шапкой из пены. Будучи разобрано на составные части, сооружение это явило все, что требуется для сытного обеда, и мистер Свивеллер и его друг приступили к нему с величайшим удовольствием и рвением.
— Пусть сей миг будет худшим в нашей жизни! — воскликнул мистер Свивеллер, пронзая вилкой большую шишковатую картофелину. — Мне нравится, что это блюд о принято подавать в мундире. Когда извлекаешь картошку из ее, так сказать, естественного состояния, в этом есть своя особая прелесть, неведомая богачам и сильным мира сего. Ах! «Как мало в жизни нужно человеку, и то лишь на короткий срок!» Это так верно… после того, как пообедаешь.
— Надеюсь, что кухмистер тоже удовлетворится малым и что срок ожидания для него не затянется, — заметил Трент. — Впрочем, как я подозреваю, расплатиться тебе нечем.
— Я скоро отправлюсь в город и загляну к нему по дороге, — ответил Дик, многозначительно подмигнув приятелю. — Слуга как хочет, а с меня взятки гладки. Обед съеден, Фред, и дело с концом!
Слуга, очевидно, тоже усвоил эту бесспорную истину, ибо, вернувшись за посудой и получив от своего клиента вместо денег величественно-небрежное обещание заглянуть в кухмистерскую и рассчитаться с хозяином, он заметно пал духом и понес черт те что, вроде «уплата сразу после доставки» и «в кредит не отпускаем», но в конце концов был вынужден удовлетвориться вопросом, когда именно джентльмен соизволит зайти, так как ему бы хотелось быть в это время на месте, поскольку ответственность за отварную говядину, гарнир и прочее лежит лично на нем. Мистер Свивеллер, перебрав в уме все свои дела, ответил, что его следует ждать от шести без двух минут и до семи минут седьмого. Слуга удалился с этим слабым утешением, а Ричард Свивеллер вынул из кармана засаленную записную книжку и стал что-то строчить в ней.
— Боишься, как бы не забыть про визит в кухмистерскую? — с ядовитой усмешкой спросил Трент.
— Ты не угадал, Фред, — ответил неуязвимый Ричард, деловито продолжая писать. — Я заношу в эту книжечку названия улиц, на которых мне нельзя показываться до закрытия лавок. Сегодняшний обед исключает для меня Лонг-Эйкр. На прошлой неделе я купил пару башмаков на Грэйт-Квин-стрит, — следовательно, там прохода тоже нет. На Стрэнд я могу теперь выйти только одним переулком, но предстоящая покупка пары перчаток преградит мне и этот путь. Скоро совсем некуда будет податься, и если уважаемая тетушка не пришлет мне денег в течение этого месяца, я буду вынужден делать крюк мили в три за черту города только для того, чтобы перейти с тротуара на тротуар.
— А она не подведет тебя? — спросил Трент.
— Надеюсь, что нет, — ответил мистер Свивеллер. — Но чтобы разжалобить ее, раньше требовалось в среднем около шести покаянных писем, а теперь мы дошли уже до восьми, и никакого толку. Завтра утром сочиню еще одно. Надо будет насажать на него как можно больше клякс и для пущей убедительности опрыскать водой из перечницы. «Мысли мои путаются, и я сам не знаю, что пишу…» — клякса. «Если бы вы видели меня сейчас! Видели, как горько оплакиваю я свою беспутную жизнь…» перечница.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173