ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

А за мной этого не водится.
Что верно, то верно! Если в поведении мистера Кодлина и замечались какие-либо изъяны, то его можно было упрекнуть именно в том, что он прячет свои добрые чувства к окружающим, а не выставляет их напоказ. Девочка совсем растерялась и не знала, как ему ответить.
— Послушай моего совета, — продолжал Кодлин. — Но только ни о чем не расспрашивай. Пока вы с нами, держись ко мне как можно ближе. Не предлагай деду отстать от нас — ни в коем случае! Держись ближе ко мне и говори, что я ваш друг. Запомнишь, милочка? Скажешь, что другом-то всегда был я?
— Когда же это говорить? И кому? — простодушно спросила Нелл.
— Да, собственно, никому, — ответил Кодлин, видимо смешавшись. — Мне просто хочется, чтобы ты сама это знала и ценила меня по заслугам. Ты даже представить себе не можешь, как я вами интересуюсь. Вот взяла бы да и рассказала мне все — и про себя и про бедного старичка. Если надо советом помочь, лучше меня этого никто не сделает. А уж я вами так интересуюсь, так интересуюсь, куда больше, чем Коротыш… Там внизу будто расходятся… Ты Коротышу не рассказывай, о чем мы говорили. Ну, господь с тобой! Помни, кто вам друг: Кодлин — друг, а не Коротыш. Коротыш малый неплохой, но истинный друг — Кодлин, не Коротыш!
Произнеся эту речь, подкрепленную выразительными взглядами и пылкой жестикуляцией, Томас Кодлин удалился на цыпочках. Нелл в полной растерянности все еще раздумывала над его странным поведением, когда ступени и площадка ветхой лестницы заскрипели под ногами постояльцев, поднимавшихся наверх. Но вот их шаги стихли, все разошлись спать, и вдруг кто-то один вернулся назад, нерешительно потоптался в коридоре, точно не зная, в какую дверь постучать, и постучался к Нелл.
— Да! — откликнулась девочка.
— Это я, Коротыш, — послышался голос сквозь рамочную скважину. — Я только хочу сказать, милочка, что завтра надо выйти пораньше. Если мы не обгоним этих собак и фокусника, в деревнях ни пенни не соберешь. Вы с нами пойдете? Я утром постучу тебе.
Девочка ответила утвердительно, обменялась с ним пожеланием «спокойной ночи» и тут же услышала, как он крадучись отошел от двери. Заботливость этих людей внушала ей чувство тревоги, и тревога усилилась, когда она вспомнила их перешептыванье на кухне и явное замешательство при ее пробуждении. А кроме того, разве кукольники такие уж подходящие спутники для них? Но все эти беспокойные мысли были ничто по сравнению с ее усталостью, и она вскоре забылась сном.
На следующее утро Коротыш, верный своему слову, чуть свет тихонько постучал к ней в дверь с просьбой поторопиться, так как хозяин собак все еще храпит, а значит, если не терять времени, можно будет опередить и его и фокусника, который разговаривает во сне и, судя по его бормотанью, жонглирует ослом в своих сновидениях. Девочка сразу же встала, разбудила старика, и они собрались в путь, ни на минуту не задержав Коротыша, к неописуемому облегчению и восторгу этого джентльмена.
Покончив со скромным завтраком, собранным наспех и состоявшим в основном из грудинки, хлеба и пива, наши путешественники простились с трактирщиком и вышли за порог «Трех Весельчаков». Утро стояло ясное, теплое, земля под ногами хранила прохладу после вчерашнего дождя, живые изгороди повеселели и стали еще ярче, в чистом воздухе чувствовалась целительная свежесть. Идти в такое утро было легко и приятно.
Едва трактир остался позади, как девочку снова стало смущать странное поведение мистера Томаса Кодлина, который, вместо того чтобы с хмурым видом плестись в стороне от всех, держался сегодня рядом с ней и, пользуясь каждой минутой, когда его компаньон не смотрел на них, убеждал ее гримасами и кивками не доверять Коротышу, а полагаться только на Кодлина. Но, очевидно, этих знаков внимания ему было мало, ибо, когда она и дед шли рядом с вышеупомянутым Коротышом и маленький балагур, верный себе, без умолку болтал о всякой всячине, Томас Кодлин выражал свою ревность и подозрительность тем, что тащился за ней по пятам и время от времени пребольно тыкал ее в икры ножками ширм.
Все это, разумеется, настораживало Нелл, опасения ее росли; к тому же вскоре она заметила, что, когда Панч останавливался у деревенских пивных или в каком-нибудь другом месте, мистер Кодлин, исполняя свои обязанности во время представления, ухитрялся следить за ней и за ее дедом, а потом с подчеркнутой заботливостью, с дружеским участием, предлагал старику руку и не отпускал его от себя до тех пор, пока они не выходили на дорогу. Коротыш тоже стал какой-то другой; и хотя добродушие не изменяло ему, он явно старался все время держать их под своим наблюдением. Недоверие девочки к попутчикам увеличивалось с минуты на минуту, и она тревожилась и волновалась все больше и больше.
До города, где на другой день должны были начаться скачки, им, видимо, оставалось пройти всего несколько миль, так как, повстречав на своем пути немало цыганских таборов и отдельных пешеходов, сворачивавших на дорогу со всех тропинок и проселков, они мало-помалу влились в общий поток людей, которые шли возле крытых фургонов, или гнали впереди себя лошадей и ослов, или сгибались под тяжелыми ношами, все держа путь к одной и той же цели. Тихие, безлюдные трактиры остались далеко позади; в здешних было шумно, из их отворенных дверей валили наружу клубы табачного дыма, а за мутными стеклами виднелись чьи-то широкие багровые физиономии. На каждой луговине, на каждом пустыре уже усердствовали балаганщики, зычными голосами зазывавшие прохожих попытать счастья в игре. Толпа все прибывала и становилась все шумнее. Позолоченные имбирные пряники под навесами из одеял не таили своего великолепия от пыли, а кареты четверкой, то и дело с грохотом проносившиеся мимо, слепили все и вся тучами песка, которые вздымали их колеса.
Когда путники дошли, наконец, до города, уже стемнело. И какими же длинными показались им эти последние несколько миль! Здесь царила невообразимая сутолока и шум; по улицам двигались толпы людей; среди них было много приезжих, судя по тому, с каким интересом они озирались по сторонам; колокола вели свой оглушительный перезвон; на крышах и в окнах — всюду развевались флаги. Во дворах больших гостиниц, сталкиваясь друг с другом на бегу, сновали слуги, по неровному булыжнику цокали подковами лошади, с грохотом опускались подножки карет, и удушливый чад, тяжелой теплой водной лившийся из кухонь, раздражал обоняние. В трактирах поскромнее пиликали напропалую скрипки, подыгрывая заплетающимся ногам танцоров; пьянчуги, не сообразуясь с мелодией, подвывали им дикими голосами, заглушая треньканье слабенького колокольчика, и сами же сердились, что им так долго не подают пива;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173