И Барбара кротко согласилась с ней, добавив от себя, что она всегда думала, не заблуждается ли мистер Кристофер на этот счет, чему Кит страшно удивился, так как он никак не мог взять в толк, откуда вдруг у Барбары такие мысли. Мать Барбары в свою очередь заметила, что девочки обычно меняются в четырнадцать — пятнадцать лет, — была хорошенькая, а потом, глядишь, стала дурнушка дурнушкой, — и подкрепила эту истину множеством неопровержимых примеров, среди которых один был особенно убедителен и касался некоего молодого человека — плотника по ремеслу, с большими видами на будущее, — оказывавшего явное внимание Барбаре, но без всякой взаимности с ее стороны, так что его нельзя не пожалеть, хотя в конце концов все вышло к лучшему. Кит тоже посочувствовал молодому человеку вполне искренне, и удивился, почему Барбара вдруг сразу примолкла, а мать так на него посмотрела, будто он сказал не то, что следовало.
Однако настало время собираться в цирк, и тут началась возня с капорами и шалями, не говоря уже о двух носовых платках — одном для апельсинов, другом для яблок, — которые все по очереди увязывали и никак не могли увязать, потому что фрукты имели склонность то и дело вываливаться из уголков. Наконец все было готово, и они быстрым шагом двинулись в путь. Мать Кита несла малыша, не желавшего сомкнуть глаз всю дорогу, а Кит вел за руку Джейкоба и под руку Барбару — обстоятельство, которое заставило обеих мамаш, шествующих позади, сказать про них вслух: «Будто семейные!» После чего Барбара воскликнула, вся вспыхнув: «Ах, мама! Перестаньте!» Но Кит посоветовал Барбаре не обращать снимания на их слова: и действительно, знай Барбара, как далек Кит от всяких мыслей об ухаживании за ней, она могла бы оставаться совершенно спокойной. Бедная Барбара!
Но вот и цирк — цирк Астли! И за две минуты, которые им пришлось простоять перед его еще закрытыми дверями, маленького Джейкоба успели расплющить в лепешку, малыш получил контузии в различные части тела, зонтик Барбариной матери отнесло на несколько ярдов в сторону, после чего он был возвращен ей через головы соседей, а Кит огрел какого-то грубияна по затылку узелком с яблоками за то, что он напирал на его родительницу, не жалея сил, — и что тут было крику, представить себе трудно! Но когда они, наконец, миновали кассу и с билетами в руках сломя голову помчались дальше и когда они, наконец, очутились в самом цирке и заняли свои места, лучше которых ничего и быть не могло, даже если б их облюбовать заранее, — все пережитые неприятности предстали перед ними в таком забавном свете, что без них и удовольствие было бы не в удовольствие.
Боже мой, боже! Какая же красота этот цирк Астли! Стены выкрашены краской, везде позолота, зеркала! Еле уловимый запах конюшни, сулящий столько чудес впереди; занавес, за которым, наверно, таится сплошное великолепие; арена внизу, усыпанная чистыми белыми опилками; публика, рассаживающаяся по местам; скрипачи, которые настраивают свои скрипки, равнодушно поглядывая по сторонам, точно им вовсе не хочется, чтобы представление начиналось, и они знают наперед все, что будет! А как все засияло вокруг, когда длинный ряд ослепительно сверкающих огней стал медленно подниматься кверху, и какое лихорадочное волнение вспыхнуло в заде, когда послышался звон колокольчика и музыка заиграла по-настоящему, оглушая грохотом барабанов и лаская слух нежным перезвоном треугольников. И разве не права была мать Барбары, сказавшая матери Кита, что если ходить в цирк, так только в раек, — удивительное дело, почему за него не берут дороже, чем за места в ложах! И разве трудно понять Барбару, не знавшую, плакать ей или смеяться от восторга!
А само представление! Лошади, про которых маленький Джейкоб сразу же сказал, что они настоящие; леди и джентльмены, которых он никак не соглашался принять за живых людей, ибо где же ему приходилось видеть раньше что-либо подобное! Пальба, от которой Барбара только жмурилась; несчастная леди, исторгавшая слезы у нее из глаз; тиран, приводивший ее в трепет; смешной кавалер, который пел дуэт со служанкой героини и пускался в пляс в конце каждого куплета; пони, который взвивался на дыбы при виде убийцы и отказывался стать на все четыре ноги до тех пор, пока убийцу не засадят в тюрьму; клоун, который позволял себе бог знает какие вольности с военным в высоких сапогах; акробатка, которая перепрыгнула через двадцать девять лент и благополучно опустилась на спину лошади, — все было изумительно, восхитительно и великолепно! Маленький Джейкоб отхлопал себе все ладони, Кит кричал «бис» после каждого номера, включая трехактную пьесу, а мать Барбары в упоении так стучала зонтиком о пол, что сбила его наконечник почти до самой материи.
Однако все эти захватывающие чудеса не мешали Барбаре то и дело обращаться мысленно к словам Кита, сказанным за чаем, потому что, когда они выходили из цирка, она спросила его с нервическим смешком, неужели мисс Нелли такая же красавица, как леди, которая прыгала через ленты.
— Такая же? — воскликнул Кит. — Вдвое красивее!
— Ах, Кристофер! А по-моему, лучше этой леди и быть не может!
— Вздор!, — отрезал Кит. — Она, конечно, ничего, спорить не стану, но в чем тут секрет? — в том, что размалеванная, расфуфыренная. Да вы, Барбара, первая красивее ее.
— О Кристофер! — сказала Барбара, потупившись.
— Разумеется, красивее, — сказал Кит. — И вы сами и ваша матушка.
Бедная Барбара!
Но что значило все это — даже это! — по сравнению с дальнейшими роскошествами, которые начались, как только Кит вошел в устричную лавку с таким видом, будто он дневал и ночевал там, и, даже не взглянув на хозяина за прилавком, провел свою компанию к отдельному столику — за перегородкой с красной занавесью! к столику, накрытому белой скатертью и с полным набором судочков, и заказал свирепому волосатому джентльмену, который был здесь за слугу и который назвал его, Кристофера Набблса, «сэром», — три дюжины самых крупных устриц да еще прибавил: «И поживее!» Да, да! «Поживее!» И джентльмен не только выслушал его, но и выполнил все в точности и живо примчался обратно с хлебом — самым мягким, с маслом — самым свежим и с устрицами — самыми крупными, какие только бывают на свете. Потом Кит — вы только подумайте! — возьми да и скажи этому джентльмену: «Кружку пива!», а джентльмен, вместо того чтобы воскликнуть: «Вы, собственно, к кому обращаетесь, сэр!» — повторил: «Пива, сэр? Слушаю, сэр!» — и через минуту подал пиво на стол в маленькой кружке, вроде тех, что носят в зубах собаки нищих слепцов для сбора подаяний. А когда он удалился, мать Кита и мать Барбары в один голос признались, что такого стройного, изящного молодого человека им в жизни не приходилось видеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173