— Довольно! — воскликнул Квилп. — Молодцы! Отлично придумали, отлично! Мы все уладим, обязательно уладим! По рукам! И с этой минуты я ваш друг!
— Как? Вы считаете, что еще не все потеряно? — спросил Дик, не ожидавший такой поддержки.
— Не все потеряно? Да вы действуете наверняка! Пусть Софи Уэклс меняет фамилию на Чеггс или на любую другую, только не на Свивеллер. О счастливец! Старик богат, как жид! Ваше будущее обеспечено. Я уже вижу вас муженьком Нелли, вижу, как вы купаетесь и золоте и серебре. Можете рассчитывать на мою помощь. Все уладится! Все уладится, не сомневайтесь!
— Но как? — спросил Дик.
— Времени впереди много — уладится, — сказал карлик. — Сейчас мы сядем и обсудим все с самого начала и до конца. Налейте себе джину, а я отлучусь на минуточку. Я ненадолго… ненадолго!
С этими словами Дэниел Квилп выбежал на заброшенную площадку для игры в кегли позади трактира, повалился там на землю и давай кататься клубком, завывая во весь голос в порыве буйного восторга.
— Вот находка-то! — выкрикивал он. — Ведь прямо само в руки идет! Они все затеяли, они все обдумали, а удовольствие получу я! Кто недавно наломал мне бока — этот пустобрех? Кто заглядывался на миссис Квилп, строил ей глазки и слал ей улыбочки — его дружок и сообщник, мистер Трент? Ухлопают два-три года на эту дурацкую затею и, наконец, поймают в свои сети нищего, а один вдобавок свяжет себя по рукам и по ногам на всю жизнь! Ха-ха-ха! Пусть женится на Нелли! Пусть она достанется ему, а когда узел будет затянут накрепко, я первый доложу этим молодчикам, чего они достигли, да еще с моей помощью! Вот тогда-то мы и сведем старые счеты, вот тогда-то они и вспомнят, какой у них был верный друг и как он помогал им подцепить богатую наследницу! Ха-ха-ха!
Достигнув крайнего предела восторга, мистер Квилп чуть было не налетел на серьезную неприятность, так как он подкатился кубарем почти вплотную к полуразвалившейся собачьей конуре, откуда вдруг выскочил огромный свирепый пес. Пес этот мог бы оказать ему весьма суровый прием, да помешала короткая цепь. Карлик лежал на спине в полной безопасности и корчил страшные рожи псу, наслаждаясь, что тот не может приблизиться к нему ни на один дюйм, хотя их разделяло каких-нибудь два шага.
— Ну, трус! Куси, куси! Что ж ты стал? Бросайся на меня! Рви меня на клочки! — приговаривал Квилп, подсвистывая псу и доводя его этим до бешенства. — Боишься, задира? Врешь, боишься!
Пес, выпучив глаза, с яростным лаем рвался на цепи, а карлик как ни в чем не бывало лежал в двух шагах от него и назло ему презрительно пощелкивал пальцами. Когда же восторг его немного утих, он встал, подбоченился и, приплясывая, прошелся эдаким фертом вокруг конуры и окончательно озверевшей собаки — у самой границы, отмеренной длиною цепи. Это помогло ему успокоиться и прийти в ровное расположение духа, вслед за чем он вернулся к своему ничего не подозревающему собутыльнику, который с необычайно серьезным видом глядел на реку и мечтал о золоте и серебре, обещанных ему мистером Квилпом.
Глава XXII
Остаток того дня и весь следующий прошли в хлопотах у семейства Набблс, для которого все, что касалось сборов и отъезда Кита, было делом не меньшей важности, чем если бы он готовился к путешествию в дебри Африки или кругосветному плаванию. Трудно себе представить, чтобы какой-нибудь другой сундучок открывали и закрывали столько раз в течение одних суток, сколько тот, где лежал гардероб Кита и прочие необходимые ему вещи, и во всяком случае ни один сундук не казался паре детских глазенок вместилищем таких сокровищ, какие являл изумленному взору маленького Джейкоба этот сундучище с тремя рубашками и соответствующим количеством чулок и носовых платков. Но вот за сундучком заехал возчик, на квартире которого, в Финчли, Кит должен был получить свой багаж на следующий день; и когда сундучок унесли из дома, семейству Набблс осталось размышлять над двумя вопросами: первый — не потеряет ли его возчик по дороге, или не солжет ли самым бессовестным образом, будто потерял; и второй — сознает ли мать, как она должна беречь себя в отсутствие сына.
— Я, по правде сказать, не думаю, чтобы он его действительно потерял, но соблазн уж очень велик! Эти возчики вечно прикидываются, будто вещь потеряна, — озабоченным тоном говорила миссис Набблс, касаясь первого вопроса.
— Совершенно верно, — Кит нахмурил брови. — Напрасно, мама, мы его отослали. Надо было кому-нибудь вместе с ним поехать.
— Теперь уж ничего не поделаешь, — сокрушалась она. — Но с нашей стороны это и глупо и нехорошо. Зачем вводить людей в соблазн!
Кит мысленно дал себе слово, что никогда больше не будет вводить возчиков в соблазн, разве только пустыми сундуками, и, придя к такому истинно христианскому решению, перешел ко второму вопросу.
— Ты, мама, смотри, не падай духом и не тоскуй без меня. Ведь я же смогу навещать вас, когда буду ездить в город, и письмецо тебе как-нибудь напишу; а пройдет три месяца, и, глядишь, мне отпуск дадут. Вот тогда увидишь, что будет! Мы сводим маленького Джейкоба в цирк, и он у нас узнает, что такое устрицы!
— В цирке, надо думать, нет ничего греховного, Кит, но мне все-таки как-то боязно, — сказала миссис Набблс.
— Я знаю, кто тебя наводит на такие мысли, — огорченным тоном проговорил Кит. — Это все ваша сектантская молельня, Маленькая скиния! Нет, мама, сделай мне одолжение — ходи туда пореже! Попомни мое слово: если твое доброе лицо, от которого у нас все светлеет в доме, станет постным, и если малыш тоже научится корчить постную физиономию и называть себя юным грешником (бедняжка!) и дьявольским отродьем (то есть порочить покойного отца), да если ты еще и Джейкоба собьешь с толку, меня это так огорчит, что я пойду и запишусь в солдаты и подставлю голову под первое пушечное ядро, которое полетит в мою сторону.
— Ох, Кит, какие ты страсти говоришь!
— Так и сделаю, вот увидишь! И опять же, если ты не хочешь, чтоб я затосковал и повесил нос на квинту, оставь на капоре тот бант, который ты чуть не спорола на прошлой неделе. Что за беда, если мы будем смотреть весело и веселиться, насколько это нам позволяет наша бедность? Неужто в моей душе есть что-то такое, из-за чего я должен превратиться в плаксивого, нудного ханжу, который и говорит с каким-то мерзким гнусавым пришепетыванием и перед всеми пресмыкается? А меня как раз на другое тянет. Вот послушай! Ха-ха-ха! Ведь смеяться человеку так же просто, как и ходить, двигаться, и для здоровья это так же полезно. Ха-ха-ха! Овца блеет, свинья хрюкает, лошадь ржет, птица поет-заливается, а я смеюсь. Ха-ха-ха! Разве не так, мама?
В смехе Кита было что-то заразительное, ибо его мать, хранившая до сих пор серьезный вид, вдруг улыбнулась, а потом начала вторить ему от всей души, и Кит еще раз сказал, что нет ничего естественнее, как смеяться, и залился пуще прежнего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173