ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

— снова заговорил нотариус. — Ведь как раз сегодня ему исполнилось двадцать восемь лет! Мне это особенно приятно! И я полагаю, мистер Гарленд, что нам с вами, уважаемый сэр, есть с чем поздравить друг друга.
Старичок полностью согласился с мистером Уизерденом. В приемной, видимо, последовал новый обмен рукопожатиями, и когда он был закончен, старичок сказал, что хотя ему и не пристало говорить об этом, но ни один сын не приносил своим родителям большего утешения, чем Авель Гарленд.
— Я и его матушка, сэр, ждали долгие годы, так как средства не позволяли нам сочетаться браком; и господь уже на склоне наших лет благословил нас единственным ребенком, который никогда не отказывал родителям в сыновней почтительности и любви. О, мы считаем себя большими счастливцами, сэр!
— В чем не может быть никаких сомнений, — прочувственным голосом подхватил нотариус. — Всякий раз, как мне приходится созерцать такое счастье, я не перестаю оплакивать свою холостяцкую долю. Было время, сэр, когда одна молодая девица, отпрыск весьма почтенной фирмы, торгующей предметами мужского туалета… но я, кажется, расчувствовался. Чакстер, принесите бумаги мистера Авеля.
— Видите ли, мистер Уизерден, — сказала старушка. — Авель воспитывался совсем по-другому, чем большинство юношей. Он всегда дорожил нашим обществом и всегда проводил время с нами. Авель не отлучался из дому ни на один день за всю свою жизнь. Ведь правда, голубчик?
— Правда, душенька, — подтвердил старичок. — Если только не считать его поездки на побережье, в Маргет, со школьным учителем мистером Томкинли. Они уехали в субботу и вернулись в понедельник, — но вы помните, душенька, сколько здоровья ему это стоило?
— Потому что не привык к таким отлучкам, — сказала старушка. — Он там совсем истосковался без нас ни поговорить, ни душу отвести не с кем.
— Совершенно верно, матушка, — снова послышался тот же тихий, тоненький голос. — Мне было так не по себе, так одиноко! Подумать только — ведь нас с вами разделяло море! Никогда не забуду, как я страдал, поняв, что между нами лежит море!
— Что вполне понятно, — заметил нотариус. — Такие чувства делают честь натуре мистера Авеля, и вашей натуре, сударыня, и натуре его отца, и вообще человеческой натуре. И то же самое благородство души проявляется во всем его поведении, столь сдержанном и скромном. А сейчас, как вы изволите увидеть, я поставлю под этим документом свою подпись, которую засвидетельствует мистер Чакстер, затем прижму пальцем вот эту голубую облатку с зазубренными краями и произнесу внятным голосом — не пугайтесь, сударыня, так уж полагается, — что документ сей обладает законной силой. Мистер Авель распишется под другой облаткой, произнесет те же кабалистические слова, и на том дело и кончится. Ха-ха-ха! Видите, как все просто!
Наступила короткая пауза, во время которой мистер Авель, вероятно, проделывал то, что от него требовалось, после чего снова произошел обмен рукопожатиями, послышалось шарканье ног, потом звон бокалов, — и все заговорили разом. Минут через пятнадцать в дверях появился мистер Чакстер (с пером за ухом и с пылающей от винных паров физиономией), который сначала изволил пошутить, назвав Кита «пройдошливым юнцом», а затем сообщил ему, что гости сейчас выйдут.
И они действительно не замедлили выйти. Мистер Уизерден — круглолицый, цветущего вида живчик с весьма галантными манерами — вел старушку, а за ними, под руку, следовали отец с сыном. Мистер Авель, до странности старообразный молодой человек, выглядел почти одних лет с отцом и был удивительно похож на него и лицом и фигурой, хотя вместо отцовского бьющего через край благодушия в нем чувствовалась какая-то робость и сдержанность. Во всем же остальном — в опрятности костюма и даже в хромоте — они были точной копией друг друга.
Усадив старушку в фаэтон, мистер Авель помог ей оправить накидку и положить поудобнее корзиночку, служившую неотъемлемой частью ее туалета, потом сел на заднее сиденье, вероятно, специально для него приспособленное, и улыбнулся всем по очереди, начиная с матушки и кончая пони. Тут поднялась страшная возня: пони никак не хотел закинуть голову и взять в рот мундштук, — но, наконец, даже с этим было покончено; старичок забрался на свое место и, переложив вожжи в левую руку, сунул правую в карман — за шестипенсовиком для Кита.
Но такой монеты не нашлось ни у него самого, ни у старушки, ни у мистера Авеля, ни у нотариуса, ни у мистера Чакстера. Старичку казалось, что шиллинга будет много, но разменять монету было негде, и он отдал ее Киту.
— Вот, получай. В понедельник я приеду сюда в это же время, и чтобы ты был на месте, дружок. Придется тебе отработать шесть пенсов, — сказал он с улыбкой.
— Благодарю вас, сэр, — ответил Кит. — Я обязательно приду.
Он говорил совершенно серьезно, но все весело рассмеялись над ним, а мистер Чакстер — тот просто зашелся от хохота, восхищенный столь остроумной шуткой. Пони бодрой рысью тронул с места, почувствовав, что теперь можно и домой, или же решив про себя никуда больше не возить хозяев (что, собственно, было одно и то же), и Кит, не успев объясниться толком, пошел своей дорогой. Он потратил свои сокровища до последнего пенни, зная, чего не хватает у них в хозяйстве, не забыл купить и корма для драгоценной птицы и помчался домой в таком упоении от своей удачи, что ему уже начинало казаться, будто Нелл с дедом пришли к ним и сейчас ждут его возвращения.
Глава XV
В то первое утро после ухода из дому, пока они шли безмолвными городскими улицами, девочка то и дело вздрагивала от смешанного чувства надежды и страха, когда в какой-нибудь фигуре, едва различимой в ясной дали, ее воображение улавливало сходство с верным Китом. Но хотя она с радостью протянула бы ему руку и поблагодарила бы его за сказанные напоследок слова, все же ей становилось легче, как только выяснялось, что приближающийся прохожий не Кит, а совсем незнакомый человек. И не только потому, что ее пугала мысль о встрече дедушки с Китом, — нет, ей было бы сейчас тяжело всякое прощание, а особенно прощание с тем, кто так верно и преданно служил им. Довольно и того, что позади оставались безгласные вещи и предметы, не ведающие ни ее любви, ни ее горя. Прощание с единственным другом на пороге этого безрассудного путешествия разбило бы ей сердце.
Почему нам всегда легче примириться с расставанием мысленно, чем на деле? И почему, решившись на него с должным мужеством, мы боимся сказать слово «прости» вслух? Как часто накануне многолетней разлуки или долгого путешествия люди, нежно привязанные друг к другу, обмениваются обычным взглядом, обычным рукопожатием, словно еще надеясь на завтрашнее свидание, тогда как каждый из них прекрасно знает, что это всего лишь жалкая уловка, чтобы уберечься от боли, которую влекут за собой слова прощания, и что предполагаемой встрече не бывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173