Я пытался вспомнить слово в слово наш разговор с Изабель, но ярче всего мне приходили на ум как раз минуты молчания, и этими воспоминаниями я жил на протяжении двух дней… Паузы в промежутках между нашими словами, неловкие жесты, прогонявшие старые призрачные тени, подобно порывам ветра, сдувавшим снег с моего подоконника.
Спустя два дня буря стихла. На улице было темно, когда я покинул комнату и беззвучно зашагал по коридору к комнате Изабель. Я стоял у ее двери, слушая баритон брата Тагла — брат говорил о любви Господа ко всем живым существам.
— Иисус Христос, — сказал он, — спас твою жизнь. Только его любовь поможет тебе полностью оправиться.
И он начал читать из Священного Писания:
— «Отперла я возлюбленному моему, а возлюбленный мой повернулся и ушел».
Хотя читал это брат Тагл, у меня было такое чувство, что слова эти произносила Изабель. Они прозвучали как горькое осуждение. Я прикоснулся ладонью к шероховатой поверхности закрытой двери. Я слышал дыхание девушки.
— «Заклинаю вас, дщери Иерусалимские: если вы встретите возлюбленного моего, что скажете вы ему? что я изнемогаю от любви».
Глава 6
ДЯДЮШКА РАМОН
Я спускался по лестнице, когда в замок Корреа вошли трое рыцарей. Топоча ногами, чтобы стряхнуть снег, они наблюдали, как я иду вниз, а едва я спустился, двое из них схватили меня, повалили и прижали лицом к холодному каменному полу. Приставили нож к горлу. Разжали мои кулаки. Обыскали с головы до пят.
— Оружия у него нет, Рамон, — сказал один из нападавших. — Говори. Кто ты? Почему очутился в этом доме?
Увидев, что в конце коридора появился Андре, я вздохнул с облегчением. Но к сожалению, вместо того чтобы ринуться меня спасать, он принялся приветствовать моих обидчиков, тепло обнимая их. Наконец он заметил мое бедственное положение.
— Дядюшка Рамон, — сказал Андре, — человек, который лежит на полу, — мой друг, Франциско де Монкада. Мы — новобранцы ордена Калатравы.
Когда с моей спины убрали колено, я наконец-то смог встать.
— Очень рад, — сказал я, потирая оцарапанную щеку.
Я подал руку, и Рамон пожал ее с такой силой, что едва не сломал.
Дядюшка Рамон приходился Андре таким же «дядей», как и мне, но все равно все звали его именно так. Возможно, из-за его добродушного характера. Рамон был великим магистром ордена Калатравы и предводителем целой сотни рыцарей. Он был великолепным воином и имел внушительную внешность — хоть и невысокий, но мощный, широкогрудый и широкоплечий. У него была большая лысая голова, морщины на лбу и свидетельствующий о его роде занятий шрам через всю щеку. Его тонкие губы казались слишком деликатными для тех грубых речей, которые он вел. Речи его да еще склонность к сладким винам вызывали недовольство аббата Винценто из цистерцианского монастыря, примыкавшего к крепости Калатрава. Аббату Винценто как будто нравилось изучать духовные недостатки Рамона.
— Рамон слишком любит жизнь, чтобы быть служителем Господа, — частенько повторял аббат.
Хотя Рамон часто улыбался, а порой смеялся даже слишком громко, у него были грустные карие глаза с крошечными золотыми крапинками — такие грустные, будто смерть каждого из его воинов оставила в них свой след. Его черные брови начали седеть, от уголков глаз лучиками разбегались морщинки.
В Калатраве Рамон проводил дни с юными рыцарями, обучая их, подтрунивая над ними, давая им советы. Для него орден был чем-то вроде семьи. Он очень быстро узнал нас по именам, узнал наши сильные и слабые стороны. Как говорил аббат Винценто, Рамон мог понять душу человека по морщинам на его лице.
— Рамон слишком много замечает, — утверждал аббат. — Некоторые вещи лучше всего предоставлять Богу.
Это утверждение было в принципе верным, но не для того, чем занимался Рамон. В гуще схватки командир должен знать, на кого можно положиться, кто побежит навстречу превосходящим вражеским силам, а кто останется и будет сражаться на месте. Короче говоря, Рамон был человеком, который вел за собой других. И те, кто следовал за ним, готовы были пойти даже в пасть неминуемой гибели.
У Района было двое телохранителей — Бернард и Роберто, хотя сам он предпочитал называть их своими заместителями. Именно они схватили меня в холле замка Корреа. Они следовали за Районом по пятам и следили за всеми, кто приближался к нему, словно сторожевые псы. По темпераменту и характерам эти двое были очень похожи: спокойные, бдительные, безмерно преданные своему хозяину. Я никогда не видел, чтобы они улыбались или хмурились, разве что в минуты опьянения. Андре любил в шутку говорить, что Бернард и Роберто напоминают ему статуи львов, охраняющие вход во дворец в Барселоне.
Дядюшка Рамон нуждался в телохранителях (его уже не раз пытались убить) не из-за того, что он командовал орденом Калатравы, а из-за своих мирских дел. Поговаривали, будто все эти покушения — результат его «неблагоразумного поведения». Мужья, отцы и братья женщин, которых он обесчестил, жаждали его смерти, и я впервые оказался в гуще сражения, защищая дядюшку Рамона от наемных убийц, подосланных разгневанным отцом. Вернее, мы с Андре играли роль наблюдателей, а не участников.
Рамон пригласил нас сопровождать его и его телохранителей на рынок, лежащий за пределами города Калатравы. Это было вскоре после прибытия великого магистра в замок, и я подумал, что Рамон хочет загладить неприятный инцидент во время нашей первой встречи. Мы с Андре, облаченные в белые одежды ордена, бродили по шумному рынку, глазея на товары. Из оружия при нас были лишь висевшие на поясе кинжалы. Я как раз опустил палец в кувшин с оливковым маслом, когда Андре похлопал меня по спине. Я попробовал масло и лишь потом обернулся. Улица опустела, базарный шум и крики торгующихся покупателей смолкли. Торговцы бросили свои прилавки.
Я увидел восемь итальянцев, одетых в одинаковые оранжевые наряды с золотыми эполетами, в треугольных шляпах с широкими полями. Итальянцы надвигались с двух сторон, разделившись на две группы по четыре человека; их предводитель шел впереди. У него было вытянутое узкое лицо и высокий проницательный лоб, под тонким прямым носом красовались длинные, смазанные воском усы.
Предводитель снял шляпу, низко поклонился и представился:
— Почтенный Джан Паоло Манзелла из Сиены — воин, шпион, кутила, болтун, изменник, предатель, наперсник и наемный убийца.
Затем он сделал вид, что откашливается, и один из его помощников подал ему свиток, перевязанный красной лентой. Почтенный Манзелла церемонно развязал ленточку, развернул свиток и принялся торжественно читать на ломаном каталонском. Было трудно разобрать слова, но я понял, что граф Анжуйский судил, вынес обвинительный приговор и приговорил к смерти дядюшку Рамона за бесчестье, нанесенное дочери графа, леди Мирей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94