Лебеда погладил её ласково по руке и сказал, глядя в упор своими добрыми глазами:
— Была у меня дочка… Коли б осталась жива, посватал бы за хорошего человека. А ты мне дюже нравишься да и на дочку похожа, вот и заговорил… Только ты теперь никому ни гу-гу. Время придёт — всем расскажем.
Настеньку окликнули со двора подруги. Она вышла. Лебеда закрыл глаза и откинулся на подушку. Вот она, жизнь! Дочка его умерла на выданьи. Думал выдать её замуж да внуков нянчить — не вышло. Тосковали они со старухой долго, но потом всю нежность, нерастраченную, копленную для внуков, стали отдавать людям. Не было отзывчивее стариков Лебеды с Лебедихой. А тут словно вернулась вся эта нежность и согрела сердце старика, когда Настенька выслушала его по-дочерни нежно и доверчиво.
9
Виталий шёл, не чуя под собой ног. Настенька, такая, какой он видел её сейчас, не выходила у него из головы. Он оторвался от своих мыслей, лишь выйдя на площадь, где звенели мальчишечьи голоса.
Ребята играли в войну. Бонивур остановился.
Штабель брёвен изображал крепость белых. Ребята постарше, лет десяти — двенадцати, нацепили вырезанные из бумаги пятиконечные звезды, украсили свои картузы красной лентой и зашагали к росшей вокруг полыни, высоко подымая ноги и прижимая к плечам длинные прутья.
Командир — Вовка Верхотуров — скомандовал:
— А ну, ребята, песняка!
И все вразброд запели:
Все тучки, тучки понависли.
И с моря пал туман.
— Скажи, о чем задумался,
Наш Чуркин-атаман?
Виталий покачал головой.
— Что же вы, ребята, о разбойнике поёте? Уж если вы партизан изображаете, так и песня должна быть подходящей. Я же учил вас.
Вовка покосился на Бонивура. Потом махнул рукой.
— Отставить про Чуркина! Давай затягивай про революцию!
И первый запел:
Тучки чёрные по небу вьются…
Рати белых идут на восток.
Но мечи уж повсюду куются:
Жизни новой восходит росток.
Грозы на небе гулко грохочут,
Пушки огненным смерчем горят…
Белым гибель готовит рабочий,
И в тайге партизаны стоят
Ребята скрылись в полыни. Тотчас же в «крепость» полетели комья земли с травой. Малыши, сидя на брёвнах, терпеливо ждали, когда можно будет пустить в ход и своё оружие — шапки подсолнухов. Уже в полыни началось движение. Это «красные» готовились идти на штурм. Двое ребят привязывали красный платок к палке, чтобы двинуться в атаку с развёрнутым знаменем. Но в этот момент военные действия были неожиданно прерваны.
Один из мальчишек, оставшихся в «крепости», слез с брёвен и решительно направился к полынному полю, не обращая внимания на комья земли, летевшие мимо него и падавшие у его ног. Он храбро перешёл поле. Навстречу ему выскочил Верхотуров и сердито закричал:
— Ты куда, Мишка, лезешь? Раз ты белый, так сиди в крепости, а когда мы её возьмём, тогда можешь уходить.
— Не хочу! — сказал Мишка, упрямо мотнув головой. — Белым быть не хочу. Я красный.
— Если все будут красные, так кто будет белым? — убеждал его Вовка.
— Никто! — сказал Мишка.
— Как это так — никто? Что же это будет?
— А так: никто — и все! И очень хорошо будет! — убеждённо ответил Мишка.
Наблюдавший за этой сценой Виталий рассмеялся. Он подошёл к ребятам и сказал старшему:
— Ну что ты, Вовка, заставляешь его белым быть? Пусть будет красным.
— Да у него даже и звезды нет! — заупрямился Вовка.
Виталий обнял Мишку за плечи.
— Как тебя звать?
— Мишка Басаргин.
Бонивур вспомнил баталию на доске парты, подписанную именем его нового знакомца, и сказал:
— Ничего, Мишка, будет у тебя звезда!
Он снял фуражку, отцепил с околышка свою пятиконечную звёздочку и дал Мишке. Тот осторожно взял звёздочку, прицепил её к своему дырявому картузу и заблестевшими глазами глянул сначала на «командира», потом на Виталия.
Бонивур напутствовал его:
— Смотри, не потеряй!
— Ну что ты! — сказал Мишка. — Я-то потеряю? — И, не зная, чем выразить обуявшую его радость, он выхватил деревянную саблю, хлестнул по ивовому пруту — лихому скакуну — и закричал пронзительным голосом: — Ур-ра-а! — и помчался в наступление на «крепость». — За мной! Ура-а!
Виталий поманил к себе Верхотурова и сказал ему:
— Вот что, Вовка, собери-ка ребят, которые побойчее, постарше!
Через минуту собралось человек десять. Помолчав немного, Виталий сказал:
— Ребята! Вы должны помочь нам. Надо, чтобы вы последили за дорогой да за кустами. Людей заметите — сейчас же в село и сообщите мне. Ну, кто возьмётся за это?
Вовка тотчас же сказал:
— Я!
За ним ещё шестеро вызвались помочь Бонивуру.
10
Бонивур послал подростков к дозорным. Засев на половине расстояния между дозорными, они смогли просматривать теперь всю округу.
Вовку Бонивур поставил неподалёку от Колодяжного.
— Ну, партизан! — легонько хлопнул он Вовку по плечу. — Смотри в оба.
Верхотуров взглянул на Виталия.
— Вот винтореза бы мне сюда ещё.
— Винтореза?
Вовка смутился.
— Ну, винтовку! Как беляк на дорогу, я его раз — и готово.
Бонивур усмехнулся.
— Успеешь ещё, навоюешься! — И ушёл.
Когда Виталий исчез из виду. Колодяжный окликнул Вовку:
— Эй, сынок! Поди сюда! — Вовка подошёл. Старик усадил его возле себя. — Ну, посиди со мной, а то сон морит.
Вовка буркнул:
— Виталя сказал, с того поста наблюдать!
Колодяжный ворчливо ответил:
— Виталя, Виталя!.. А я-то что, не знаю, чего можно, чего нельзя? Мне и отсель твой участок — как на ладони. — Он прищурился. — Ишь ты, и сосункам дело нашёл Виталька! Ох, и дошлый!
— Деда! — сказал Вовка. — А верно сказывают, Виталий в Москве был?
— Был.
— И Ленина видел?
— Ну да, видел.
— Он нас песни учит петь.
— Виталий-то?
— Ага.
— Его на все дела хватает, — сказал, зевнув, Колодяжный. Старика томила дремота.
Раскалённый воздух слоился над окрестностью. И дальние сопки в потоках этого воздуха трепетали и словно двигались. Редкий ветерок пробегал по белым дорогам, взмётывал тучки пыли, будто кто-то невидимый шагал по этим дорогам, таясь от всех.
Томительный жар словно придавил все вокруг. Даже птицы в кустарнике замолкли, оглушённые зноем. Солнце все сильнее и сильнее палило землю, будто решило выжечь её дотла. Несмелый ветерок не смягчал жары, царившей вокруг.
«Быть грозе!» — подумал Колодяжный, сбив свой треух на затылок и обливаясь потом.
И в самом деле, гроза была близка…
Глава двадцать четвёртая
НАЛЁТ
1
Партизанский дозор, выставленный у завода Пьянкова, обстрелял белых. Белые замешкались было, но Суэцугу махнул на дорогу рукой, и казаки поскакали дальше. Алёша Пужняк только что залил бочку бардой. Увидав, что белые помчались к селу, он вскочил на коня и понёсся быстрее ветра напрямик, опережая казаков, чтобы предупредить штаб.
Старик Колодяжный прищурил глаза: на дальней дороге, которая вела к заводу Пьянкова, заклубилась пыль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172
— Была у меня дочка… Коли б осталась жива, посватал бы за хорошего человека. А ты мне дюже нравишься да и на дочку похожа, вот и заговорил… Только ты теперь никому ни гу-гу. Время придёт — всем расскажем.
Настеньку окликнули со двора подруги. Она вышла. Лебеда закрыл глаза и откинулся на подушку. Вот она, жизнь! Дочка его умерла на выданьи. Думал выдать её замуж да внуков нянчить — не вышло. Тосковали они со старухой долго, но потом всю нежность, нерастраченную, копленную для внуков, стали отдавать людям. Не было отзывчивее стариков Лебеды с Лебедихой. А тут словно вернулась вся эта нежность и согрела сердце старика, когда Настенька выслушала его по-дочерни нежно и доверчиво.
9
Виталий шёл, не чуя под собой ног. Настенька, такая, какой он видел её сейчас, не выходила у него из головы. Он оторвался от своих мыслей, лишь выйдя на площадь, где звенели мальчишечьи голоса.
Ребята играли в войну. Бонивур остановился.
Штабель брёвен изображал крепость белых. Ребята постарше, лет десяти — двенадцати, нацепили вырезанные из бумаги пятиконечные звезды, украсили свои картузы красной лентой и зашагали к росшей вокруг полыни, высоко подымая ноги и прижимая к плечам длинные прутья.
Командир — Вовка Верхотуров — скомандовал:
— А ну, ребята, песняка!
И все вразброд запели:
Все тучки, тучки понависли.
И с моря пал туман.
— Скажи, о чем задумался,
Наш Чуркин-атаман?
Виталий покачал головой.
— Что же вы, ребята, о разбойнике поёте? Уж если вы партизан изображаете, так и песня должна быть подходящей. Я же учил вас.
Вовка покосился на Бонивура. Потом махнул рукой.
— Отставить про Чуркина! Давай затягивай про революцию!
И первый запел:
Тучки чёрные по небу вьются…
Рати белых идут на восток.
Но мечи уж повсюду куются:
Жизни новой восходит росток.
Грозы на небе гулко грохочут,
Пушки огненным смерчем горят…
Белым гибель готовит рабочий,
И в тайге партизаны стоят
Ребята скрылись в полыни. Тотчас же в «крепость» полетели комья земли с травой. Малыши, сидя на брёвнах, терпеливо ждали, когда можно будет пустить в ход и своё оружие — шапки подсолнухов. Уже в полыни началось движение. Это «красные» готовились идти на штурм. Двое ребят привязывали красный платок к палке, чтобы двинуться в атаку с развёрнутым знаменем. Но в этот момент военные действия были неожиданно прерваны.
Один из мальчишек, оставшихся в «крепости», слез с брёвен и решительно направился к полынному полю, не обращая внимания на комья земли, летевшие мимо него и падавшие у его ног. Он храбро перешёл поле. Навстречу ему выскочил Верхотуров и сердито закричал:
— Ты куда, Мишка, лезешь? Раз ты белый, так сиди в крепости, а когда мы её возьмём, тогда можешь уходить.
— Не хочу! — сказал Мишка, упрямо мотнув головой. — Белым быть не хочу. Я красный.
— Если все будут красные, так кто будет белым? — убеждал его Вовка.
— Никто! — сказал Мишка.
— Как это так — никто? Что же это будет?
— А так: никто — и все! И очень хорошо будет! — убеждённо ответил Мишка.
Наблюдавший за этой сценой Виталий рассмеялся. Он подошёл к ребятам и сказал старшему:
— Ну что ты, Вовка, заставляешь его белым быть? Пусть будет красным.
— Да у него даже и звезды нет! — заупрямился Вовка.
Виталий обнял Мишку за плечи.
— Как тебя звать?
— Мишка Басаргин.
Бонивур вспомнил баталию на доске парты, подписанную именем его нового знакомца, и сказал:
— Ничего, Мишка, будет у тебя звезда!
Он снял фуражку, отцепил с околышка свою пятиконечную звёздочку и дал Мишке. Тот осторожно взял звёздочку, прицепил её к своему дырявому картузу и заблестевшими глазами глянул сначала на «командира», потом на Виталия.
Бонивур напутствовал его:
— Смотри, не потеряй!
— Ну что ты! — сказал Мишка. — Я-то потеряю? — И, не зная, чем выразить обуявшую его радость, он выхватил деревянную саблю, хлестнул по ивовому пруту — лихому скакуну — и закричал пронзительным голосом: — Ур-ра-а! — и помчался в наступление на «крепость». — За мной! Ура-а!
Виталий поманил к себе Верхотурова и сказал ему:
— Вот что, Вовка, собери-ка ребят, которые побойчее, постарше!
Через минуту собралось человек десять. Помолчав немного, Виталий сказал:
— Ребята! Вы должны помочь нам. Надо, чтобы вы последили за дорогой да за кустами. Людей заметите — сейчас же в село и сообщите мне. Ну, кто возьмётся за это?
Вовка тотчас же сказал:
— Я!
За ним ещё шестеро вызвались помочь Бонивуру.
10
Бонивур послал подростков к дозорным. Засев на половине расстояния между дозорными, они смогли просматривать теперь всю округу.
Вовку Бонивур поставил неподалёку от Колодяжного.
— Ну, партизан! — легонько хлопнул он Вовку по плечу. — Смотри в оба.
Верхотуров взглянул на Виталия.
— Вот винтореза бы мне сюда ещё.
— Винтореза?
Вовка смутился.
— Ну, винтовку! Как беляк на дорогу, я его раз — и готово.
Бонивур усмехнулся.
— Успеешь ещё, навоюешься! — И ушёл.
Когда Виталий исчез из виду. Колодяжный окликнул Вовку:
— Эй, сынок! Поди сюда! — Вовка подошёл. Старик усадил его возле себя. — Ну, посиди со мной, а то сон морит.
Вовка буркнул:
— Виталя сказал, с того поста наблюдать!
Колодяжный ворчливо ответил:
— Виталя, Виталя!.. А я-то что, не знаю, чего можно, чего нельзя? Мне и отсель твой участок — как на ладони. — Он прищурился. — Ишь ты, и сосункам дело нашёл Виталька! Ох, и дошлый!
— Деда! — сказал Вовка. — А верно сказывают, Виталий в Москве был?
— Был.
— И Ленина видел?
— Ну да, видел.
— Он нас песни учит петь.
— Виталий-то?
— Ага.
— Его на все дела хватает, — сказал, зевнув, Колодяжный. Старика томила дремота.
Раскалённый воздух слоился над окрестностью. И дальние сопки в потоках этого воздуха трепетали и словно двигались. Редкий ветерок пробегал по белым дорогам, взмётывал тучки пыли, будто кто-то невидимый шагал по этим дорогам, таясь от всех.
Томительный жар словно придавил все вокруг. Даже птицы в кустарнике замолкли, оглушённые зноем. Солнце все сильнее и сильнее палило землю, будто решило выжечь её дотла. Несмелый ветерок не смягчал жары, царившей вокруг.
«Быть грозе!» — подумал Колодяжный, сбив свой треух на затылок и обливаясь потом.
И в самом деле, гроза была близка…
Глава двадцать четвёртая
НАЛЁТ
1
Партизанский дозор, выставленный у завода Пьянкова, обстрелял белых. Белые замешкались было, но Суэцугу махнул на дорогу рукой, и казаки поскакали дальше. Алёша Пужняк только что залил бочку бардой. Увидав, что белые помчались к селу, он вскочил на коня и понёсся быстрее ветра напрямик, опережая казаков, чтобы предупредить штаб.
Старик Колодяжный прищурил глаза: на дальней дороге, которая вела к заводу Пьянкова, заклубилась пыль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172