— Вы уже тут?! Вот здорово!.. А я бежал, бежал… Только за Нинкой заскочил — и сюда… А народу-у! Ишь он какой! — уставился Семён на крейсер. — Вот здоровущий!
— А Нинка где? — спросил Виталий.
Семён обернулся и закричал:
— Нина-а-а! Проталкивайся сюда! Тут все видно-о!
Откуда-то сверху, из-за толпы, донёсся тонкий голосок:
— А я ту-ут! Здесь хорошо, идите сюда.
На огромном штабеле мешков, затянутых брезентом, стояла девочка. Ветер распахнул её пальто, пепельные волосы развевались.
— Вот отчаянная! — сказал Ромка, который ни за что не полез бы на штабель.
— Нинка-то? — сказал Семён. — Нинка — она отчаянная, что мальчишка.
Неподалёку стояли японцы. Среди них Виталий увидел Исидо. Японцы оживлённо разговаривали между собой, тыча пальцами в сторону крейсера, смеялись, обнажая крупные зубы. Их весёлое оживление подчёркивало угрюмую насторожённость собравшихся в порту.
Сквозь толпу протискивался худощавый японец.
Его окликнула полная женщина в каракулевом саке:
— Жан, Жан! Подите сюда!
Японец остановился, поклонившись женщине:
— Конници-ва, Иванова-сан! Здравствуйте!
— Я ждала вас, мне сегодня надо завивку сделать, Жан! — сказала женщина.
Парикмахер учтиво улыбнулся и с сожалением покачал головой.
— Сегодня нет, Иванова-сан. Во Владивосток прибыл императорский крейсер… Оцень радости много. Сегодня не можно работать! — Японец торжественно указал глазами на рейд.
— Зачем крейсер-то пришёл? — спросил парикмахера пожилой усатый человек в кепке.
Японец напыжился, выпрямился и важно проговорил:
— Защищать имущество и жизнь японских граждан.
— Смешной вы, Жан! — улыбнулась женщина. — От кого же вас надо защищать?
Парикмахер отвёл глаза в сторону. Какая-то напряжённость проглядывала во всех его движениях. Он снисходительно усмехнулся:
— Во время таких беспорядков, которые есть в России, мадам, — важно сказал парикмахер, — японский император думает о своих детях, которые живут в этой стране! — Словно спохватившись, он вдруг переменил тон и произнёс будничным голосом: — Мы маленькие люди, Иванова-сан, нам ничего не известно!
Дама опять обратилась к нему:
— Скажите, Жан, что там написано?
Крючковатые иероглифы чернели по борту крейсера.
— «И-ва-ми»! — прочёл парикмахер вслух. — «Ивами» называется этот крейсер. — Какой-то огонёк зажёгся опять в глазах парикмахера. Он не мог равнодушно смотреть на этот корабль, стоявший на рейде, на флаг с красным кругом. Он добавил: — У нашего императора очень большой флот!..
— Жан! — сказала дама, усмехнувшись. — Да вам-то какое дело до этого? Вы же куафер, а не моряк!
— Да, мадам, — ответил парикмахер и, раскланявшись, присоединился к своим соотечественникам, направлявшимся дальше вдоль пристани.
— Ишь, занёсся! — промолвил рабочий, прислушивавшийся к этому разговору, провожая японцев взглядом. — Флота у ихнего императора много, а!..
3
Японцы сгрудились у центрального причала. Они шумели, приветственно махали шляпами, носовыми платками, а кое-кто маленькими национальными флажками. Потом японцы задвигались, пропуская кого-то, и закричали враз:
— Банзай!
— Чего это они заколготились? — спросил рабочий, стоявший возле ребят, с любопытством вглядываясь в происходящее.
На причал вышла группа японцев. Один из них был в циллиндре, просторном чёрном пальто с пелериной и лаковых штиблетах.
— Японский консул! — сказал рабочий.
Консул заложил руки в белых перчатках за спину и, блеснув выпуклыми стёклами роговых очков, сказал что-то одному из пришедших с ним; тот быстро развернул какой-то свиток, что держал в руках, — это оказался японский флаг, — и принялся размахивать им, привлекая внимание крейсера.
— Сигналит! — сказали в толпе.
— Кого-то ещё ждут, ишь, место расчищают!
И верно, приехавшие с консулом японцы принялись поспешно оттеснять толпу в сторону, так что теперь консул со своими подчинёнными был на виду у всех.
Засигналили и на «Ивами».
Консул глядел на крейсер не мигая — весь воплощение важности, — не шевелясь, не поворачивая головы, подняв вверх своё изжелта-смуглое лицо с редкими седоватыми усами.
От борта «Ивами» отвалил маленький белый посыльный катер. На палубе его тесной кучкой стояли офицеры.
Со Светланской послышались автомобильные гудки. Несколько машин с разноцветными флажками на радиаторах спускались к порту. Люди шарахнулись в сторону, расступившись коридором. Машины остановились у каменных плит причала, где находился японский консул. Ветер с залива трепал флажки, разворачивая их и словно нарочно показывая: американский, английский, французский, бельгийский…
— Иностранцы! — пронеслось в толпе.
Приехавшие вышли из машин, и на причале тотчас же запестрели цветные нашивки, заблестели галуны и пуговицы военных, засверкали белоснежные крахмальные воротнички штатских.
— Весь консульский корпус! — проговорил какой-то чиновник, жадными глазами разглядывавший все происходящее.
— А чего они приехали? — спросила женщина в демисезонном пальто. — Поди, попрут сейчас японцев-то!
— Держи карман шире! — отозвался рабочий. — Все они одна печка-лавочка!.. Гляди, мало что не целуются!
Блестящей толпою иностранные консулы подошли к японскому. Улыбаясь, они здоровались, жали руки, раскланивались. Оживилось и каменное лицо японского консула, он тоже заулыбался и приподнял цилиндр, обнажив седоватую стриженную ёжиком голову, которая делала его похожим более на старого военного, чем на дипломата.
Между тем белый катер с «Ивами» подошёл к причалу. Японские моряки гуськом прошли с катера по шаткому трапу на землю. Консул важно и церемонно приветствовал моряков. Толпа в этот момент затихла, и гортанные звуки его речи были слышны далеко. Хотя никто из русских не понимал, о чем говорит консул, но рабочий, стоявший возле ребят, вслух сказал:
— Здравствуйте, значит! Долго ждали вас!
Консул обнял моряка, видимо командира корабля, и поцеловал его. Тотчас же подошли иностранцы и стали здороваться с командиром. Японцы, собравшиеся на причале, закричали «банзай», и опять вокруг заплескались платки и флажки… Шум продолжался все время, пока приехавшие моряки рассаживались по автомашинам. Одна за другой машины, ревя гудками, помчались в город. Вслед за автомобилями радостной толпой повалили из порта японцы, оживлённо разговаривая. Впрочем, Виталий заметил в толпе и другую группу японцев, по одежде, видимо, рабочих порта, устало и невесело наблюдавших общее оживление. Бонивур перехватил взор одного пожилого в хантэ — рабочей одежде. Этот взор был серьёзен, тревожен. Господа в цилиндрах и господа в мундирах, очевидно, одинаково были чужды этому японцу, он не ждал от них добра, его взгляд исподлобья говорил об этом красноречиво…
Глядя на цепочку машин, выезжавших на Светланскую, русский рабочий сплюнул и сказал сердито:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172