Вечерняя прохлада после деповской копоти и духоты была приятной.
Невдалеке запыхтел паровоз. Потом он сконтрпарил . Раздался лязг буферов, перестук колёс на стыках рельсов. Вдруг пронзительный крик пронёсся над путями. Затем все стихло.
— Никак кого-то зарезало! — встревоженно ахнул Алёша.
Он бросился по направлению крика. Длинные чёрные тени мгновенно поглотили его фигуру. Со всех ног Виталий полетел за Пужняком.
На третьем пути, у маневрового состава, озарённая багровыми вспышками факела, бросавшего кровавые блики на рельсы, сгрудилась небольшая толпа. Сдержанные возгласы, сумрачная неподвижность людей, глядевших на что-то под колёсами товарного вагона, заставили Алёшу и Виталия броситься туда.
— Что случилось? — спросил Пужняк тревожно.
— Кашкин под поезд угодил! Шёл-шёл, поскользнулся — и каюк! — ответил ему незнакомый голос.
8
На следующий день обнаружилось, что Кашкин был не совсем простым мастером. Обычно в несчастных случаях дело ограничивалось составлением протокола. Тут же наехала целая комиссия: железнодорожное начальство, прокурор, какие-то военные, наконец, японский офицер. Комиссия заседала в проходной будке броневого цеха. Рабочих, оказавшихся вблизи места происшествия, вызывали поодиночке, расспрашивая об обстоятельствах смерти Кашкина. Виталий забеспокоился: ему вовсе не хотелось лишний раз сталкиваться с каким-либо начальством. Он, нахмурясь, ожидал вызова:
Антоний Иванович подошёл к Бонивуру.
— Чего зажурился? — спросил он Виталия.
— Юноша повёл плечом.
— Не люблю по начальству таскаться, Антоний Иванович! — ответил он. — Не с руки мне с ними толковать!
— Это можно устроить! — понимающе сказал мастер. — Мы с Алёшей разговаривали уже. Никто тебя не называл.
Допрос не дал никаких результатов. По показаниям выходило, что Кашкин во время работы иногда прикладывался к чарочке, часто к вечеру доходя до «третьего взвода»; шёл навеселе и на этот раз; видно, закружилась голова, и он попал под колёса маневрового состава.
Потом рабочих собрали на площадке у входа.
Военный прокурор сказал, что этот случай очень подозрителен, что не первый раз здесь погибают мастера, которые не уживаются с рабочими.
Толпа зашумела. Из задних рядов донеслись выкрики:
— Мастер мастеру рознь!
— Сыскных дел мастера!
— Когда рабочий пострадает, никого это не интересует, а тут, вишь, какое представление!
Прокурор обратил негодующее лицо к начальнику депо. Тот замахал руками на кричавших. Однако шум не прекратился. Передние угрюмо молчали. Задние продолжали:
— Довольно людей мурыжить!
— Скажите спасибо, что одной собакой меньше стало!
Начальник депо вскочил на инструментальный ящик.
— Тише! Тише, господа!
— Мы не господа, а рабочие! — крикнул кто-то.
— Тише! С вами хочет говорить господин Суэцугу, представитель японского командования!
Начальник депо слез с ящика, вытер потное лицо и исчез за спинами военных. Из группы выступил японец. Он надменно выпрямился, свысока, насколько позволял его маленький рост, оглядел собравшихся.
— Зачем кричать? — сказал он, старательно выговаривая слова. — Кто кричит, тот плохо работает!
— Уж чего бы лучше вам было: работай — молчи, помирай — молчи! — опять крикнул кто-то.
Японец снисходительно улыбнулся.
— Молчание — золото! — сказал он, видимо, щеголяя знанием русского языка.
— Вот ты и помолчи! — раздался тот же голос.
Толпа одобрительно загудела. Суэцугу, приняв прежнее выражение, продолжал наставительно:
— Это странно, что когда мы хотим выяснить, как погиб ваш товарищ…
— Анчутке чёрному он товарищ!
Незнакомое слово заставило японца прислушаться. Он сбился. Потом закончил, выражая крайнее недоумение:
— …вы не хотите этого!
Алёша Пужняк, стоявший впереди, глядя прямо в рот японцу, крикнул:
— А вы бы лучше выяснили, как погибли наши товарищи — Лазо, Сибирцев и другие. Не забыли? В двадцатом году?
Японец сморщился.
— Как это может быть, — продолжал он, словно не слыша замечания Алёши, — чтобы человек мог попасть под поезд?
Алёша опять вставил:
— А как может быть, чтобы человек попал в топку паровоза, а?
Стоявший рядом Антоний Иванович дёрнул Алёшу за рукав.
У Суэцугу испортилось настроение. Он оставил попытку договориться с рабочими. Уже другим тоном выкрикнул:
— Вы не можете соблюдать порядок! За вами надо смотреть. Мы поручили вам военный работ. Теперь мы поставим военный охрана… Вы не есть хоросо рабочи!.. Вот!
Разгорячась, он стал прохаживаться перед толпой. Глядя в амбразуру вагона, Виталий увидел японца. Лицо его показалось Виталию знакомым. Он стал припоминать, где видел его. Память тотчас же воскресила апрельский день 1918 года, когда чудесно преобразившийся из парикмахера в японского офицера Жан указывал японскому отряду здание гимназии, занятое под казарму.
После заявления Суэцугу комиссия отправилась восвояси. Едва члены комиссии повернулись к выходу, Алёша засунул два пальца в рот и по-разбойничьи свистнул. Свист прокатился по цеху. Суэцугу нервно обернулся. Алёша сделал наивные глаза. Тотчас же засвистели в другом месте. Так, провожаемая свистом, комиссия дошла до ворот. Напоследок, когда члены комиссии переходили полотно, кто-то с недюжинной силой пустил по нему вагонный скат. Скат, легонько подскакивая, чуть слышно звеня, многопудовой катушкой, помчался к выходу из цеха. Члены комиссии бросились врассыпную, позабыв всю важность, с которой до сих пор держались.
Насмешливый хохот раскатился по цеху.
Алёша разыскал Виталия. Лицо Алёши разрумянилось, он довольно поблёскивал глазами:
— Ну что? Каково?
— Ребята, вижу, боевые, — задумчиво сказал Виталий. К ним подошло ещё несколько человек, прислушиваясь к разговору. — Только несерьёзно все это. Надо дело делать, а не свистеть да скаты катать.
Соколов ухмыльнулся и подмигнул окружающим.
— А ты покажи настоящее дело!
Алёша многозначительно сказал:
— Антонов-то? Он покажет!
К вечеру в цех явилась полурота японских пехотинцев. Они расположились у входа и по тупикам, сменив солдат железнодорожного батальона, к которым рабочие привыкли и с которыми давно не считались.
Японцы стали мерно прохаживаться, держа ружья наперевес.
Алёша окрикнул одного из солдат:
— Эй ты, чучело!
Японец поглядел на Алёшу, но так, словно перед ним было пустое место.
— Зачем вас пригнали-то, а? — спросил Алёша.
— Вакаримасен , — сказал японец.
— Вакаримасен, вакаримасен! — передразнил его Алёша.
Взгляд японца был слишком понятен. Даже какая-то усмешка почудилась Алёше во взоре низкорослого солдата. Алёше стало ясно, что охрану бронецеха поручили солдатам, знавшим сносно русский язык. Он сообщил о своём подозрении Виталию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172
Невдалеке запыхтел паровоз. Потом он сконтрпарил . Раздался лязг буферов, перестук колёс на стыках рельсов. Вдруг пронзительный крик пронёсся над путями. Затем все стихло.
— Никак кого-то зарезало! — встревоженно ахнул Алёша.
Он бросился по направлению крика. Длинные чёрные тени мгновенно поглотили его фигуру. Со всех ног Виталий полетел за Пужняком.
На третьем пути, у маневрового состава, озарённая багровыми вспышками факела, бросавшего кровавые блики на рельсы, сгрудилась небольшая толпа. Сдержанные возгласы, сумрачная неподвижность людей, глядевших на что-то под колёсами товарного вагона, заставили Алёшу и Виталия броситься туда.
— Что случилось? — спросил Пужняк тревожно.
— Кашкин под поезд угодил! Шёл-шёл, поскользнулся — и каюк! — ответил ему незнакомый голос.
8
На следующий день обнаружилось, что Кашкин был не совсем простым мастером. Обычно в несчастных случаях дело ограничивалось составлением протокола. Тут же наехала целая комиссия: железнодорожное начальство, прокурор, какие-то военные, наконец, японский офицер. Комиссия заседала в проходной будке броневого цеха. Рабочих, оказавшихся вблизи места происшествия, вызывали поодиночке, расспрашивая об обстоятельствах смерти Кашкина. Виталий забеспокоился: ему вовсе не хотелось лишний раз сталкиваться с каким-либо начальством. Он, нахмурясь, ожидал вызова:
Антоний Иванович подошёл к Бонивуру.
— Чего зажурился? — спросил он Виталия.
— Юноша повёл плечом.
— Не люблю по начальству таскаться, Антоний Иванович! — ответил он. — Не с руки мне с ними толковать!
— Это можно устроить! — понимающе сказал мастер. — Мы с Алёшей разговаривали уже. Никто тебя не называл.
Допрос не дал никаких результатов. По показаниям выходило, что Кашкин во время работы иногда прикладывался к чарочке, часто к вечеру доходя до «третьего взвода»; шёл навеселе и на этот раз; видно, закружилась голова, и он попал под колёса маневрового состава.
Потом рабочих собрали на площадке у входа.
Военный прокурор сказал, что этот случай очень подозрителен, что не первый раз здесь погибают мастера, которые не уживаются с рабочими.
Толпа зашумела. Из задних рядов донеслись выкрики:
— Мастер мастеру рознь!
— Сыскных дел мастера!
— Когда рабочий пострадает, никого это не интересует, а тут, вишь, какое представление!
Прокурор обратил негодующее лицо к начальнику депо. Тот замахал руками на кричавших. Однако шум не прекратился. Передние угрюмо молчали. Задние продолжали:
— Довольно людей мурыжить!
— Скажите спасибо, что одной собакой меньше стало!
Начальник депо вскочил на инструментальный ящик.
— Тише! Тише, господа!
— Мы не господа, а рабочие! — крикнул кто-то.
— Тише! С вами хочет говорить господин Суэцугу, представитель японского командования!
Начальник депо слез с ящика, вытер потное лицо и исчез за спинами военных. Из группы выступил японец. Он надменно выпрямился, свысока, насколько позволял его маленький рост, оглядел собравшихся.
— Зачем кричать? — сказал он, старательно выговаривая слова. — Кто кричит, тот плохо работает!
— Уж чего бы лучше вам было: работай — молчи, помирай — молчи! — опять крикнул кто-то.
Японец снисходительно улыбнулся.
— Молчание — золото! — сказал он, видимо, щеголяя знанием русского языка.
— Вот ты и помолчи! — раздался тот же голос.
Толпа одобрительно загудела. Суэцугу, приняв прежнее выражение, продолжал наставительно:
— Это странно, что когда мы хотим выяснить, как погиб ваш товарищ…
— Анчутке чёрному он товарищ!
Незнакомое слово заставило японца прислушаться. Он сбился. Потом закончил, выражая крайнее недоумение:
— …вы не хотите этого!
Алёша Пужняк, стоявший впереди, глядя прямо в рот японцу, крикнул:
— А вы бы лучше выяснили, как погибли наши товарищи — Лазо, Сибирцев и другие. Не забыли? В двадцатом году?
Японец сморщился.
— Как это может быть, — продолжал он, словно не слыша замечания Алёши, — чтобы человек мог попасть под поезд?
Алёша опять вставил:
— А как может быть, чтобы человек попал в топку паровоза, а?
Стоявший рядом Антоний Иванович дёрнул Алёшу за рукав.
У Суэцугу испортилось настроение. Он оставил попытку договориться с рабочими. Уже другим тоном выкрикнул:
— Вы не можете соблюдать порядок! За вами надо смотреть. Мы поручили вам военный работ. Теперь мы поставим военный охрана… Вы не есть хоросо рабочи!.. Вот!
Разгорячась, он стал прохаживаться перед толпой. Глядя в амбразуру вагона, Виталий увидел японца. Лицо его показалось Виталию знакомым. Он стал припоминать, где видел его. Память тотчас же воскресила апрельский день 1918 года, когда чудесно преобразившийся из парикмахера в японского офицера Жан указывал японскому отряду здание гимназии, занятое под казарму.
После заявления Суэцугу комиссия отправилась восвояси. Едва члены комиссии повернулись к выходу, Алёша засунул два пальца в рот и по-разбойничьи свистнул. Свист прокатился по цеху. Суэцугу нервно обернулся. Алёша сделал наивные глаза. Тотчас же засвистели в другом месте. Так, провожаемая свистом, комиссия дошла до ворот. Напоследок, когда члены комиссии переходили полотно, кто-то с недюжинной силой пустил по нему вагонный скат. Скат, легонько подскакивая, чуть слышно звеня, многопудовой катушкой, помчался к выходу из цеха. Члены комиссии бросились врассыпную, позабыв всю важность, с которой до сих пор держались.
Насмешливый хохот раскатился по цеху.
Алёша разыскал Виталия. Лицо Алёши разрумянилось, он довольно поблёскивал глазами:
— Ну что? Каково?
— Ребята, вижу, боевые, — задумчиво сказал Виталий. К ним подошло ещё несколько человек, прислушиваясь к разговору. — Только несерьёзно все это. Надо дело делать, а не свистеть да скаты катать.
Соколов ухмыльнулся и подмигнул окружающим.
— А ты покажи настоящее дело!
Алёша многозначительно сказал:
— Антонов-то? Он покажет!
К вечеру в цех явилась полурота японских пехотинцев. Они расположились у входа и по тупикам, сменив солдат железнодорожного батальона, к которым рабочие привыкли и с которыми давно не считались.
Японцы стали мерно прохаживаться, держа ружья наперевес.
Алёша окрикнул одного из солдат:
— Эй ты, чучело!
Японец поглядел на Алёшу, но так, словно перед ним было пустое место.
— Зачем вас пригнали-то, а? — спросил Алёша.
— Вакаримасен , — сказал японец.
— Вакаримасен, вакаримасен! — передразнил его Алёша.
Взгляд японца был слишком понятен. Даже какая-то усмешка почудилась Алёше во взоре низкорослого солдата. Алёше стало ясно, что охрану бронецеха поручили солдатам, знавшим сносно русский язык. Он сообщил о своём подозрении Виталию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172